фик тридцать шесть

Дин вышел из душа и рухнул на свою постель. Жар не покидал его тело уже второй день. Эмброус выступал, конечно, но после забывался тревожным сном, несущим в себе кошмары. Роман и Сет пичкали его таблетками, врач ростера прописал постельный режим, но их группировка была на пике своей популярности, и сейчас он никак не мог пропустить ни одного домашнего выступления, ни одной съемки. Голова кружилась, мысли путались, сознание то и дело отключалось. Эмброус закрыл глаза и провалился в липкую паутину забытья, надеясь, что к утру температура, наконец, спадет. Роман зашел почти бесшумно. Он присел на постель рядом с другом, коснулся его лба своей ладонью — Эмброус опять горел. Эта чертова простуда набросилась на Дина совсем невовремя, хотя, когда она вообще бывает вовремя? У Эмброуса не было кашля, нос дышал, но вот жар не спадал. Рэйнс удрученно вздохнул: всегда бурный на деятельность, Дин сейчас выглядел сломанной куклой. И это очень сильно огорчало Романа с Роллинсом. Роман поднялся с постели и прошел в ванную. Он смочил полотенце холодной водой и вернулся к Дину. Вытирая испарину со лба Эмброуса, Рэйнс невольно залюбовался им. Такая живая мимика, правильные черты лица, сейчас все это выглядело восковой маской: чуть впалые щеки, синяки под глазами, пепельный цвет лица, сухие губы потрескались, но к ним все равно так и тянуло прижаться своими. Рэйнс слегка отшатнулся, понимая к каким ужасным мыслям привело это разглядывание больного, спящего Эмброуса. Да и вообще, каким бы Дин не был, думать о нем с сексуальным подтекстом было ужасно глупо и странно. Дин рвано выдохнул сквозь приоткрытый рот и скинул с себя одеяло. Он опять весь горел. Рэйнс чертыхнулся и вновь ушел в ванну, на этот раз намочив полотенце большее по размеру. Он прикасался к коже Дина мягкими движениями, пытаясь хоть немного остудить того, вновь накрывая одеялом, но через несколько минут Эмброус скидывал его снова. Обнаженный, покрытый испариной, Дин вызывал, почему-то, совершенно неправильные желания. Роман смотрел, жадно оглаживал взглядом каждый изгиб, каждый миллиметр открытой кожи и облизывал свои пересыхающие губы. Дин привлекал. Привлекал давно, но не так откровенно. Просто сейчас что-то внутри романовской головы окончательно замкнуло, перегорело и, тихо зашипев сквозь зубы, Роман вскочил на ноги, нарезая круги по комнате, пытаясь хоть немного успокоить разыгравшееся воображение. Дин был болен, а Роман представлял как бы трахал его. В конце концов, Рэйнс не выдержал и, послав совесть куда подальше, вновь присел на постель. Он склонился над чуть впалым животом, прочертил языком узоры, спускаясь от пупка вниз, к гладковыбритому лобку. Эмброус что-то простонал, но глаз так и не открыл, все еще находясь в охваченном жаром сне. Рэйнс же жадно вылизывал чуть влажную кожу, вдыхал ее запах и дурел от собственной смелости. Кожа в паху оказалась очень мягкой и нежной, Роман касался ее кончиком языка, иногда целуя, обходя вниманием крепнущий член. Эмброус стонал и чуть подавался бедрами, потерявшись в ощущениях. Он сквозь сон чувствовал, как горело его тело, но уже не из-за болезни. Роман устроился меж его бедер, кончиками пальцев проведя по внутренней стороне. Он одной рукой приподнял мошонку Дина, а другой немного раздвинул ягодицы, открывая себе доступ к анусу Эмброуса. Кожа и там была гладкая, влажная, и Роман прикусил губу, чтобы не издать ни звука от осознания своей безнаказанности и стыда. Он провел широким движением языка от яиц до расселины меж ягодиц и гортанно застонал, потому что это было невероятно кайфово вот так вот ласкать Дина. Ласкать его своими языком и губами, вылизывать такого гладенького, горячего, спящего. Роман понимал, что все, что сейчас происходит, происходить не должно, что они два взрослых мужика с нормальной ориентацией, хотя за свою Роман уже не был так уверен. И то, что Дин сейчас болел и никогда не узнает о том, что с ним творил опьяненный своей безнаказанностью Роман, лишь подстегивало Рэйнса еще больше. Он гладил эти бедра, наслаждаясь нежностью кожи Дина, он целовал его мошонку, посасывая яйца, и почти урчал от удовольствия, он языком кружил по мелким складочкам вокруг дырки Эмброуса и мечтал когда-нибудь воткнуться туда своим членом. Один из пальцев свободно проник в задницу Дина, смоченный слюной, почти не встречая сопротивления расслабленных мышц. Рэйнс улыбнулся и, наконец-то, принялся за член Дина. Он сосал набухшую головку, лаская уретру кончиком своего языка, и трахал пальцем, надавливая на простату, разрабатывая тугую дырку. Оторвавшись от члена Дина, Роман облизал большой палец свободной руки и вновь склонился над пахом Эмброуса. Он всосал в себя ствол почти до конца, подавившись и закашлявшись, но не выпуская член из своего рта. Дин под ним тяжело дышал, и когда Роман большим пальцем слегка потер один из сосков, Эмброуса подкинуло на постели, выгнуло дугой и он кончил, конвульсивно сжимаясь на пальце Рэйнса, спуская в услужливо предоставленное горло. Роман повалился рядом, засовывая руку себе в трусы и яростно принялся дрочить, смотря на Дина, облизываясь, сглатывая сперму Эмброуса. Дин на мгновение распахнул свои глаза, безошибочно находя взгляд Романа, улыбнулся краешками потрескавшихся губ и вновь провалился в свое забытье, а Роман кончал в свой кулак, опустошенный своими действиями, обожженный осознанием своей вседозволенности и немного вины. Он вытер руку о простынь, приподнялся и обтер пах Дина лежащим недалеко влажным полотенцем, после вновь укрывая его одеялом. Когда Роман закончил со всеми процедурами, то тихонечко прилег рядом, рисуя кончиком указательного пальца узоры тому на животе поверх одеяла. Сет пришел минут двадцать спустя. Он смотрел на Рэйнса, что задумчиво водил пальцем по животу Эмброуса, на мокрое пятно, что расползалось по серым, спортивным штанам Романа, и в ярости сжимал пальцы в кулаки. — Ты же не делал ничего такого, о чем стоит переживать? — ярость в его глазах была осязаема, но Роману было все равно. Он мягко улыбался и витал где-то в облаках. Роллинс подошел ближе и потрогал лоб Дина своей ладонью. Жар спал, во всяком случае, Эмброус уже не был таким горячим и не пылал, как печь. Сет увидел валяющееся рядом с постелью влажное полотенце и хмыкнул, вновь переводя взгляд на Романа. — Я не расскажу ему, но ты дашь ему выбирать самому. — Выбирать? – лениво протянул Рэйнс, наконец-то приподнялся на локтях, разглядывая Сета так, словно видел его впервые. — Да, — выпячивая подбородок. — Выбирать, Роман. — Между кем и кем, позволь поинтересоваться? — Я все сказал, Рэйнс, — Сет развернулся и пошел на выход. — И убери полотенце, только дурак не поймет, что им вытирали, — задержавшись в дверях, бросил он через плечо. Рэйнс нахмурился. Он не хотел делить Дина, он вообще до сегодняшнего дня не думал о том, что хочет Эмброуса. Были, конечно, кое-какие мыслишки, особенно когда Дин вдруг стал таким округлым, с талией, бедрами, с милыми кудряшками, но чтобы вот так вот, как мальчишка-подросток, не сдержать себя и почти трахнуть бессознательное тело, — такого еще с Романом никогда не было. Через несколько дней Эмброус пришел в себя. Вирус отступил и опять то тут, то там раздавался его глупый смех и бешеный вой тех спортсменов, кого Дин в тот момент донимал своими разговорами. Он не помнил и половину того, что с ним происходило во время болезни. Он помнил лишь общие ощущения, что был не один. И каждый раз, ловя на себе задумчивый взгляд Роллинса и горячий взгляд Рэйнса, Эмброус играл в угадайку сам с собой, приснилось ли ему то, что кто-то из них был с ним или же его воспаленное, сраженное болезнью сознание выдало желаемое за действительность?