Composing

До боли, сжимаю руки в кулаки, чтобы чувствовать, как ногти впиваются в мягкую плоть. Ты не выдерживаешь первая, моя чудная, светлая девочка. Как же я люблю тебя. Люблю твой пряный и лёгкий аромат, радостную улыбку и чистый взгляд. Извиняясь перед проводницей, ты выбегаешь в своём смешном свитере ко мне. Раскрасневшаяся, смущенная, так тяжело дышащая, мне мерещится, что я слышу стук твоего сердечка. -Я люблю тебя, - говоришь ты мне, встав на носочки и касаясь своими губами моих. Это нестерпимо больно осознавать, что больше я тебя не увижу. Не услышу твой сбивчивый шёпот, не смогу ощутить шелк твоих волос. Ты для меня все. Я умру без тебя. Сойду с ума… Проводница отдёргивает тебя, будто извиняясь, ты кидаешь на меня прощальный взгляд и уходишь. Заходишь в вагон, садишься у окна и смотришь на меня так по-детски доверчиво, а у меня сердце падает в пятки. Я хочу тебе сказать, как много ты для меня значишь, но поезд уже трогается. Мне надо хотя бы помахать на прощанье, но меня сковывает холод, я не могу даже разжать ладони. Ты удивлённо смотришь на меня, а я не могу вздохнуть. Поезд набирает ход. Я замечаю, как ты подносишь ладошки к лицу, кожей ощущаю твой беззвучный плач. Прости меня. Поезд уносит тебя прочь от меня. Я как ледяная статуя замер на перроне, вцепившись пустым взглядом в хмурое небо. Как жаль, что свидетелями моей боли, моей потери стали тусклый фонарь и холодный лик Луны. Огромная пустота растёт и набухает в груди, я не чувствую ног. Не чувствуя холода иду домой по многолюдным улицам, не видя лиц прохожих. Ночь, её холодное беспросветное покрывало окутывает меня. Шёпот ветра, убаюкивает меня, я не помню, дошёл ли я в тот день домой.

***

Мне снишься ты, моя маленькая, любимая девочка. Твои красивые глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, аккуратные грудки, запах твоей кожи не оставляет меня даже во сне. Мне снится, что ты зовёшь меня. Я просыпаюсь с твоим именем на губах, и тут же задыхаюсь от боли, что раздирает моё тело. Боль в запястьях, в онемевших ногах, шее, груди. Словно меня разорвали в клочья, но сделали это так, чтобы я умирал медленно. Вокруг темно, тихо, словно я застыл в огромной пустоте, наедине с болью в душе и теле. Я лежу в луже ещё тёплой крови. Моей крови. Что-то срывается, я бьюсь в истерике, я хочу жить. Страх сковывает меня, я слышу, как болезненно и медленно бьётся сердце, ощущаю, как по капле жизнь вытекает из меня. Время течёт медленно, и минута для меня превращается в вечность. А на исходе вечности я ощущаю смрад Смерти. Я вижу её остекленевшие глаза, чувствую холодное дыхание на своей коже, на кончике языка сладость гнили, она тянет ко мне свои костлявые пальцы. Я не хочу умирать, из воспалённых глаз катятся слезы. Из глотки вместо крика вырывается отвратительный хрип. Мои попытки жалки, руки не слушаются, а смерть все ближе. И чем ближе она подходит, тем меньше болят раны. Истерика и страх отступают так же быстро, как и пришли, а на смену им приходит смирение. И вот я уже сам тянусь к старухе со спутанными волосами и холодным взглядом, и на периферии сознания, слышу тихий, обволакивающий голос. -Не сейчас, - говорит он и старуха отступает. Мне снова больно, я тяну руки вслед удаляющейся Смерти, но она безучастна к моим мольбам. Я теряю сознание, в надежде не проснуться.

***

Когда я просыпаюсь, вокруг светло, я не чувствую боли, и мне кажется что все произошедшее страшный сон. Ничего не случилось, и если я сейчас позову тебя, ты выйдешь из соседней комнаты в своём нелепом смешном свитере и улыбнёшься мне. -Эмма, - зову я, но ты не откликаешься. -Эмма, - чуть громче зову я, и в ответ я слышу лишь смех. Только тогда я замечаю, что я не у нас дома. Я вижу странного мужчину, с оскалом на лице, он смотрит на меня так, как смотрят на нерадивого питомца, испортившего диван. Голова раскалывается от боли, меня снова сковывает страх. Мужчина поднимается со своего кресла и медленно с грацией хищника подходит ко мне, обманчиво ласково он гладит мою щеку. -Ты никогда не увидишь её, куколка, - говорит он своим тихим, чарующим голосом. -Ты мой, - шипит он и резко дёргает меня за волосы, вонзаясь зубами в шею. Он вгрызается в меня, словно желая сделать больнее, шевелит челюстью. По шее вниз течет кровь, заполняет ярёмную впадину, и дальше пачкая грудь и белое одеяло. Я кричу, бью монстра руками, пытаясь вырваться, но делаю только хуже. Оно рычит, его когти кромсают кожу, ломают рёбра. Я задыхаюсь, силы покидают меня, я больше не сопротивляюсь, расслабляясь в его руках, падаю в темноту. -Вечность, целую вечность, ты будешь принадлежать мне, - его слова въедаются в память.       И эту вечность он заполняет собой мой мир. Он пьёт мою кровь, ласкает моё тело, разжигает в моём сердце страсть. Вытесняет воспоминания о свете солнца, о родных, о друзьях, о тебе. Даже тебя, моя светлая девочка, я забыл. Был только он, я и небольшая квартирка, выйти из которой я не имел права.

Его голос словно чарующая музыка околдовал меня.

Он стал центром моей вселенной.

Его холодные руки стали желание воздуха.

Его взгляд был важнее самой жизни.

Он убивал меня и возрождал к жизни. Он был моим смыслом. Моей альфой и омегой. А я был безвольным рабом. Его послушной куклой. Иногда я видел во снах смутные образы, чувствовал запах можжевеловых ягод, но все дальше тонул в безумие монстра, что звал своим хозяином. Я словно верный пес по первому зову был готов льнуть к нему, ублажать его похоть, отдавать ему всего себя. Но это не было любовью. Странная, иррациональная зависимость жертвы от мучителя. Я ненавидел и любил его. Это сводило меня с ума. Я не знаю почему, я не помню как, я просто взял нож и располосовал вены. Я не чувствовал боли, боль стала частью меня. Я чувствовал страха, только холод и безразличие. А когда я закрыл глаза и выпустил последний вздох, я никогда не был так рад, моя девочка. Я снова видел тебя. Я наконец-то вспомнил, почему запах можжевеловых ягод из снов не давал мне покоя. Наваждение, что отравляло все моё естество, отступило. Вместо костлявой старухи с безразличными глазами была ты, такая живая, такая любимая. Твои зелёные глаза, такие красивые отливающие бронзой волосы. Ты улыбалась мне и шептала, что любишь. Я запачкал твой глупый свитер кровью и хотел извиниться, но из горла не вылетало и звука. Ты коснулась своими ладошками моего лица и сказала: - Не бойся. А я расплакался и одними губами произнёс: - Я люблю тебя, Эмма. -Я прощаю тебя, - прошелестел порыв ветра. Ты освободила меня, моя добрая, светлая девочка. Я умер с улыбкой на лице. В то время как монстр, которого я называл «хозяин» метался вокруг моего мертвого тела израненным зверем, рычал и кромсал то, что от меня осталось.