Под старым вязом

Ты так прекрасна… Твоя бледная кожа, чуть приоткрытый рот, пухлые губы, длинные тонкие пальчики на холодных ручках, до безумия красивые ножки, модельная фигура… Наверное, можно покрывать твоё тело поцелуями вечно, без перерыва. Но ты здесь для другой цели. Для моей. О да, я так долго ждал этого, моя милая Изабель… Ровно год я ждал этой встречи, наконец, она свершилась. Это просто чудо, что ты сегодня здесь, в моём скромном обиталище. Налить Вам чаю, мисс? Что? О, не хотите пить перед сном? Жаль, чай у меня отменный. Ну, тогда сладкое точно предлагать не стоит. Хотя, полагаю, маленький кусочек торта Вам не повредит, как Вы считаете? Ну что же ты всё время молчишь? Я тут, понимаете ли, распинаюсь, а она в молчанку играет… Ах, ну да, точно, я ведь совсем забыл… Ты же мёртвая. Мёртвая шлюха. Я заприметил тебя ещё тогда, в кинотеатре, ты была в коротком платье, которое показывало твои прелестные ножки, туфли на высоком каблуке. Как же смеялись все мужчины в фойе, когда ты пыталась в них пройти по грязезащитной решётке у входа… Каюсь, смеялся вместе с ними. Но в остальном ты была великолепна. Хотелось прямо там, в фойе, сорвать с тебя платье, разодрать в клочки нижнее бельё и жёстко трахнуть. Так, чтобы ты кричала от удовольствия, срывая голос, переходя на хрип, чтобы слёзы текли из твоих божественных голубых глаз, чтобы моё эго, наконец, прочувствовало живое женское тело… Уверен, ты любила секс, ты им жила. А у меня вот такое странное понятие о сексе: люблю я мёртвых девушек… Конечно, теплоты и страсти не хватает, зато материала много, голова ни у одной не болит, да и не откажет никто. Помню свой первый раз. Не девушка, увы, в том возрасте достать мёртвую шлюху я не мог. У меня в юношестве была милая собачка, Молли. Ох, как же я её любил. Прямо как тебя. Забавно, правда? Вы обе – сучки. Я желал её не меньше, чем тебя сейчас, но живой она не была мне интересна. Помог несчастный случай: Молли убежала, её забили камнями соседские мальчишки, на которых она всё время злобно рычала и лаяла, они ей отомстили. Забрав бездыханное тело моей девочки, я принёс её домой. Моему горю не было конца, я долго плакал. Я решил похоронить её за домом, под большим вязом, где мы часто с ней играли. Положив её разбитую голову к себе на колени, я сидел и думал. Мне было жалко её, но ещё больше мне было жалко себя, ведь я остался без лучшего друга, вернее, подруги. Озарение снизошло внезапно. Это был мой шанс. Ещё в детстве я заметил за собой странное влечение к мёртвым. Мне нравилось разглядывать трупы людей на похоронах, коих в нашем городке, где сплошь престарелое поколение, было много. Позже я фантазировал о них, вот, к примеру, если бы мадам Граус была маленькой девочкой и умерла в том возрасте, как бы выглядел её труп? Понравилась бы мне она? Ответ положительный. Взрослея, я уже представлял себе постельные сцены, всё так же мечтая о юных мёртвых телах. Конечно, лишиться девственности с собакой, которая была мне столько лет другом – абсурдная идея, но мне нравился этот абсурд. Втащив Молли в домик на дереве, я уже чётко представлял себе эту картину: мои неумелые движения, удовольствие, которое я получу. Ха-ха, секс по дружбе. Наспех раздевшись, я положил овчарку на подобие кровати, предварительно всё с неё скинув. Я дико возбудился от всего этого, мои переживания по поводу смерти Молли отошли на задний план, сейчас я мог думать только о том, что сделаю с ней. В теории я знал многое, но вот на практике… Трахал я малышку недолго – буквально три-пять минут, но зато грубо, жёстко, дёргая её за шерсть, засовывая пальцы в дыры на её голове, стараясь разодрать их ещё сильнее. Мне казалось, собака всё чувствует, ей нравится, она подаётся вперёд, ощущая мои движения. В этот момент мне казалось, что мы безмерно любим друг друга… Приведя себя в порядок (насколько это было возможно), я вырыл под деревом яму, подходящую Молли по размерам, набросал туда камней и зарыл. Надо же было отчитаться перед родителями. Им я сказал половину правды. Они, видя собачью кровь на мне, распереживались за ранимую детскую психику и хотели отправить меня к психологу, пришлось их успокоить и сказать, что со мной всё в полном порядке. Они не были удивлены, что каждый день после этого я ходил к вязу и подолгу там находился. Молли была моей первой сексуальной партнёршей, с которой я довольно многому научился. А потом она начала гнить. Это была трагедия для меня. Но и к этому я приспособился. Мне понравилось это. Запах гниения придавал мне ещё больше сил и страсти, я не хотел, чтобы то время, что мы вместе, заканчивалось. Но, к сожалению, всё не вечно, однажды и трупу Молли пришёл конец, если можно так выразиться. И я стал искать новых жертв. Поиски увенчались успехом: под вопли и причитания родителей о бездарно загубленном будущем, я устроился работать на кладбище. Работа не пыльная, платят, сиди себе тихо в сторожке, да и сопи во все дырки. Идеально, в общем. К тому же, для моего «маленького хобби» полный простор. Учась в медицинском на патологоанатома, я брал только ночные смены, теша своё самолюбие хорошенькими девочками, которые никогда больше не скажут «нет». Я научился обходиться без живых женщин вообще, девчонки в меде сходили от меня с ума, что уж поделать, внешностью я не обделён, но меня они интересовали в последнюю очередь. Они же не знают, как развлекается их сокурсник по ночам. Сколько же прекрасных девочек, девушек и женщин прошло через мою постель… Я сбился после восьмидесятой, да уж, я тот ещё Казанова. Доучившись, пошёл по профессии – в морг. Было куда сложнее, поскольку пришлось переехать в другой, больший по размерам город, однако, здесь и людей больше. Но мне стало мало. Это переросло в привычку, в жизненную необходимость, я должен был уже ежедневно вкушать сладкий плод мёртвого тела. С каждым днём я становился всё мрачнее и мрачнее, меня не радовали взрослые женщины, а также девушки примерно моего возраста. Я хотел юных тел, коих, к моему несчастью, было крайне мало. Недавно привезли девочку. Крошке было десять лет, её жестоко изнасиловал отец, избив. Травмы, несовместимые с жизнью. Как мне рассказали, это был её не первый сексуальный опыт с ним, он часто вытворял подобное, напиваясь в хлам. Мать девочки погибла в автокатастрофе, чудом уцелевшая восьмилетняя Софи осталась на попечении у отца, недавно вышедшего из тюрьмы. Социальные службы хотели отдать её в приют, но не смогли, отец был настойчив, нашёл адвокатов и отвоевал малышку. Два года он издевался над ней, удовлетворяя свою похоть, заставляя делать различные грязные вещи, понять которые ум ребёнка не способен. И вот, наконец, поняв, что отец делает страшное, она взбунтовалась, за что расплатилась своим телом, в который раз, и жизнью. О, с каким упоением я входил в неё. Блаженство застилало мне глаза, я был на седьмом небе от счастья, если не выше. Это юное очарование с длинными ресницами, маленьким ротиком, в который с трудом входил мой член, маленькими ручками, носиком и тельцем… Я до сих пор прихожу в неописуемый восторг, вспоминая то время. Мадам Соуренс, главный врач больницы, в морге которой я работал, начала меня подозревать. Она задавала наводящие вопросы, спрашивалась о моём прошлом и отношению к подобным вещам. Эта эффектная чернокожая женщина стала моей первой настоящей жертвой. Я подкараулил её возле дома, стоявшего так некстати для неё на самом тёмном краю улицы, свернул ей шею и втащил в дом, найдя в её сумочке ключи. Мне не хотелось портить её изумительное тело, она была красива, уверен, она будоражила умы многих мужчин. Лолита, Лолита, твои губы сладкие, как патока. Она была не первой, кого я целовал, но этот поцелуй и эти губы я часто вспоминаю. Но Лолита была первой тёплой женщиной, которой я касался с желанием. Это было интересно для меня и необычно, но мне вновь захотелось большего. Я занимался с ней сексом долго, даже слишком, я почувствовал, что она постепенно начинает охладевать. Мельком взглянув на часы, я ужаснулся, как долго я развлекался с этой чертовкой. Мне не хотелось оставлять её, но и обычный секс поднадоел. План созрел в помутнённом рассудке почти сразу. Да, это было гениально, пошло, грязно даже для меня, человека с большим опытом. Взяв обычный нож, я вспорол Соуренс живот, вернее, прорезал дырку, идеально подходящую под мой член. Я вновь предался плотским утехам, жадно, захлёбываясь своей страстью, жаркое нутро негритянки пленило меня, мне было мало. Кончив в неё трижды, я полностью вскрыл её, запуская руки внутрь. Прекрасные груди я просто разрезал крестом. Как же мне хотелось сохранить эту женщину в таком виде! Но что-то не давало мне покоя. И я не мог понять, что. Тогда я просто сел рядом, любуясь своим творением. Я понял, чего мне не хватало в жизни. Все эти холодные трупы, порой небрежно выпотрошенные кем-то, а иногда и без каких-либо частей тела, всё это было восхитительно, но… Я хотел именно этого. Мой взор пал на её губы. Я припал к ним в страстном поцелуе. Вот! Вот чего мне не хватало от Лолиты! Её губы. Орудуя ножом, я осторожно отрезал их и завернул в шейный платок, найденный здесь же на полу. Так же я поступил и с её аккуратными пальчиками на ручках. Кое-как отмывшись в ванной, я ушёл, спрятав тело моей обольстительницы в подвале. Дома был мини-пир, состоящий из бутылки хорошего французского вина, губ Соуренс и её аппетитных пальчиков, с искренней любовью зажаренных на медленном огне. Я готов был просидеть так вечность, вспоминая эту ночь. Дорогая, ты не заскучала от этого рассказа? Зато теперь ты знаешь мою историю. Твои губы не будут такими же вкусными, ничьи не будут, но проверить стоит. На ужин сегодня язык в винном соусе и мозги. Жаль, что ты не попробуешь этого. Но очень приятно, что мы встретились. Всё же, не зря я сегодня зашёл в тот кинотеатр.