Binders And Beaches (And Brioche As Well)

Сехун объясняет все Чонину на первом свидании. — Ладно, — Чонин кивает. Ничего больше. И усмехается, — Это многое объясняет. Сехун решает не уточнять, что именно это объясняет. Он просто рад, что есть кто-то, кто понимает. Он теряет девственность чуть позже на этой же неделе. Секс был хорош. До этого гетеросексуальный Чонин, кажется, хорошо знает, что делать. * Сехун начинает понимать, что что-то не так только спустя две недели отношений, когда Чонин представляет его своим друзьям. — Это моя… Мой парень, Сехун. Другие ребята дружелюбно приветствуют его, не замечая подвоха, но Сехун проводит вечер, дергая рукава своей мешковатой толстовки и теребя щетину на выбритом виске. Он может поклясться, что кое-кто из друзей Чонина странно смотрел на него. Но пальцы Чонина на пояснице успокаивают. * Чонин целует его у кирпичных стен и покупает ему ланч в модных ресторанах, куда Сехун надевает одолженный костюм и завязывает Чонину галстук, потому что сам он не может и только все запутывает. После обеда они возвращаются в кампус, чтобы переодеться в джинсы и футболки, и Чонин трахает Сехуна пальцами в мужской раздевалке. * Сехун лежит на спине, а Чонин на животе, пальцами вырисовывая линии от сехуновского пупка до ямочки между ключицами. У Чонина огромная кровать. Сехун иногда мечтает быть таким же богатым, как его парень. И, хоть Сехун и проводит большинство ночей в кровати Чонина, он надеется, что Лухан не занимается ни с кем сексом в его кровати. Или пусть хотя бы стирают после себя простыни. — Я хочу познакомить тебя со своими родителями, — говорит Чонин. Сердце Сехуна останавливается. * — Чонин, почему мы здесь? — смущенно бормочет Сехун, пока Чонин тащит его за собой вдоль витрин в торговом центре. — Ну так ведь мы обедаем с моей семьей через пару дней, — с легкостью отвечает Чонин. — Да знаю я, — Сехун закатывает глаза. Чонин смотрит ему в глаза. — И они слегка гомофобы. Сехун очень надеется, что все на самом деле не так, как он думает. — О. Чонин останавливается около отдела нижнего белья и начинает рассматривать черный пуш-ап лифчик. — Какой у тебя размер? Чонин смотрит выжидающе, а у Сехуна сердце уходит в пятки. Он хочет домой. Под домом он имеет в виду общежитие. Ему хочется развалиться на одной из крохотных кроватей и смотреть фильмы на ноутбуке Лухана. Потому что Лухан дает ему почувствовать себя относительно мужественным. — 12В. — шепчет он. * — Оказывается, Чонин теперь гей, — услышал Сехун, проходя мимо сплетничающих второкурсников. — Правда что ли? А я думал, что он просто прикрывает свою подружку-лесбиянку. — Не, я почти уверен, что это поцан. — Да кто знает. Этот парень всегда был немного странным, — сказала девушка. — Да и Чонин тоже! — добавил ее парень, усмехнувшись своей "великолепной" шутке. Сехун сбегает прочь от их смеха. * — Я слышал, мы будем переодевать Сехуна в девушку! — кричит неуловимый сосед Чонина, громко хлопнув дверью. Сехун сидит на кровати с полотенцем на голове и ошеломленным лицом. Чонину удалось впихнуть его в женские узкие джинсы и футболку с V- образным вырезом. Чонин радостно кивает. — Ужин с моими родителями! На этот случай у меня есть чудесная девушка! Что ты можешь сделать для меня? Бэкхен вскидывает бедра и усмехается. — А есть что-то, что я не могу, Чонин? * — Я оставлю вас, девочек, наедине, — Чонин усмехается, видя, как Бэкхен усаживает Сехуна на кухонный стол, где он уже аккуратно разложил свою косметику. Бэкхен высовывает язык. Сехун продолжает пялиться в пустоту (он никогда не чувствовал себя настолько неловко). Бэкхен придерживает его за подбородок и слегка наклоняет, свободной рукой держа несколько тюбиков ВВ крема, чтобы выбрать нужный цвет. Сехун закрывает глаза. — У тебя такая хорошая кожа, — вздыхает Бэхкен, пока втирает крем в лоб и щеки Сехуна, — умывайся тщательней, ладно? — Хмм, — Сехун соглашается и кивает. Бэкхен размазывает крем между пальцев, распыляет пудру на лицо Сэхуна и говорит ему открыть глаза. — Ты в порядке? — спрашивает Бэкхен. Сехуну интересно, как много он знает. — Да, я просто…- он сглатывает, — просто волнуюсь. — Ну хорошо, — говорит Бэкхен и отводит взгляд. Он берет со стола один из шести жидких лайнеров и снимает колпачок, передавая его Сехуну, — Подержи-ка это. Сехун смотрит одним глазом, в то время как Бэкхен красит другой. Водостойкий. * Чонин протягивает Сехуну руку, когда тот заканчивает завязывать шнурки на своих ботильонах на высоченных каблуках. Тот принимает ее, стараясь не думать о том, как приятно чувствовать чониновскую руку в своей, и поправляет пиджак. — Пошли? — радостно зовет его Чонин. — Постой, дай мне поправить твою прическу, — добавляет Бэкхен, разворачивая Сехуна к себе, чтобы поправить его челку. Чонин хихикает. — Я подожду в машине. Бэкхен смотрит, как он уходит вдоль по коридору и впихивает в руки Сехуну бутылку жидкости для снятия макияжа. — Это тебе, — шепчет он серьезно, — если вдруг ты не захочешь возвращаться сюда. — Спасибо, — бормочет Сехун, спустя пару секунд. * Родители Чонина задают типичные вопросы. «Где ты выросла? На кого учишься? Как твои родители, есть ли у тебя братья или сестры, что ты делаешь в свободное время?» Сехун благодарит судьбу за то, что у него всегда было хорошо с сочинительством, и выдумывает красивую цветочную Вселенную, где он учился лучше всех в средней школе, родители не выгоняли его из дома в 16 лет, а его учителя не писали «неуместно!» над каждой второй строчкой в его эссе по философии. Когда он снова берет ложку, у него трясутся руки. Поэтому после того, как внимание переходит с его кулинарных навыков на бывшего сестры Чонина, он тихо извиняется и уходит играть с пуделем Чонина в соседнюю комнату. — Итак, что вы думаете о ней? — слышит он вопрос Чонина, после чего все замолкают. — Ну, скажу так, — отвечает дядя Чонина, — мне кажется, она уйдет от тебя к другой девушке. * — Знаешь, — говорит Чонин, пока они отъезжают от дома его родителей, — мой дядя сказал кое-что смешное, пока ты был в ванной. — Я слышал, что он сказал, — бормочет Сехун в ответ. Чонин смеется.  — Он пытается настроить меня против тебя, говоря, что ты выглядишь, как лесбиянка. Забавно, правда? Сехун сидит, бесцельно бродя взглядом по оконному стеклу. — Не очень. * — Вау! — Лухан удивленно смотрит на друга, ввалившегося в комнату. Лухан и Сехун дружили еще до поступления в универ. Лухан с опаской оглядывается по сторонам и закрывает дверь на ключ, — офигеть. Почему ты..? Сехун затыкает его одним взглядом и срывает с себя кофту, а потом борется с лифчиком где-то секунд 40, пока Лухан не становится рядом с ним и не помогает расстегнуть застежку. Он отбрасывает джинсы в сторону, и ему все равно, если сломается молния или швы слегка разойдутся от того, с какой злобой он отшвырнул их, потому что ненавидит и никогда- никогда не наденет их снова. Он забирается на свою кровать совсем голый, не считая этих тупых ебучих трусов, которые ему купил Чонин, и плачет так, как не плакал со старшей школы. Лухан уходит в полвторого и возвращается без десяти два с шестью банками пива. Сехун сам выпивает четыре из них, пока они смотрят «Эта дурацкая любовь», и отказывается снимать бандаж, даже когда вырубается в четыре утра. Взволнованный и подвыпивший Лухан, решив не снимать утяжку с Сехуна, перетаскивает младшего на кровать. * Сехун ждал, что Чонин позвонит утром. — Хен, ты не видел мой телефон? — Нет, — Лухан очень убедительно врет. *  — Я хочу расстаться, — невозмутимо заявляет Сехун, пялясь на плечо Чонина. Чонин от удивления раскрывает рот. — Что? Почему? — он в глубоком шоке ловит ртом воздух, и все сомнения, которые могли остаться у Сехуна, моментально испаряются. Он поднимает взгляд и встречается с глазами Чонина. — Просто это не для меня, — он пожимает плечами и уходит прочь, с каждым шагом чувствуя облегчение. * Сехун ни с кем не встречается семь месяцев. Он больше не пишет о своей дисфории в эссе, избегает Чонина и его друзей, прекращает курить, начинает тусить с друзьями Лухана и расцветает. * Тао заговаривает с Сехуном после того, как он сдает финальные экзамены: за три дня до официального окончания экзаменационного периода и за десять минут до того, как они заходят в бар, выбранный Луханом, чтобы отпраздновать то, что они все-таки пережили этот кошмар. Создается впечатление, что он разговаривает с ботинками Сехуна, а еще его лицо горит, пока он ждет ответа. Исин ухмыляется и кричит им, что «Мы подождем вас внутри!». — Я имею в виду, — Тао продолжает, когда последний из их друзей скрывается в баре, — Ты нравишься мне довольно долгое время и кажешься крутым парнем, правда, у меня не очень много денег, но… Ну… Если ты хочешь, мы, может быть, могли бы вместе пить кофе иногда… Cехун улыбается, а Тао смотрит на него с такой надеждой, что ему хочется потрепать его по щеке. — Звучит круто. * Застенчивость Тао появляется и исчезает за каких-то полсекунды, и Сехун думает, что совсем не против этого. Тао может сидеть, неловко пялясь в чашку с кофе, а в следующий момент вспомнить что-то, что произошло с ним со времени их последней встречи или в его прошлом; и его лицо тут же светлеет, когда он пытается рассказать об этом Сехуну, настолько детально, насколько позволяет его уровень знания корейского. Они устраивают маленькие свидания в университетской кофейне или уютных лапшичных. Тао всегда робко спрашивает разрешения перед тем, как взять Сехуна за руку. Сехун думает, что влюблен в Тао. * Однажды в 7 утра Чондэ внезапно решает, что хочет в Пусан, поэтому он вытаскивает всех из кроватей и запихивает их в чанелевский микроавтобус ради дневного путешествия. Тао просыпается в десять у Сехуна в объятиях, прижавшись лицом к его груди, после чего садится прямо на заднем сидении и кричит что-то на мандарине, от чего Лухан и Исин смеются. Смеются так, будто только что напакостили, и Сехун вдруг понимает, что никогда еще не был частью компании, в которой все искренне любят друг друга и могут подшучивать друг над другом, не боясь обидеть, или, например, уехать на край света просто потому, что захотелось, и потому, что все равно, где находиться, главное — вместе. Сехун притягивает Тао к себе и утыкается носом в его волосы. Все уже проснулись, и Чондэ протискивается между двумя передними сидениями, чтобы включить радио. — Это будет лучшее путешествие на свете! — восклицает он. — Сколько ты спал прошлой ночью? — интересуется Минсок и встречается с тяжелым сердитым взглядом Криса. — Кто знает? Что вообще есть сон? Что есть забытье? — Чондэ облокачивается на спинку сидения и широко распахивает глаза, — Что есть «прошлая ночь»? — Он обкурился и начал перечитывать свои старые конспекты по философии, — Крис состроил кислую мину и кинул взгляд в сторону Чондэ, слегка подпрыгивающего на кочках, — Я тебя ненавижу. Чондэ целует его с громким чмоком, — Я тоже тебя люблю! Крис отпихивает парня от себя — его рука оказывается больше, чем лицо Чондэ, — Я этого не говорил! * Они прибыли на пляж. — Хен, в чем нам плавать? — спрашивает Тао, выпрыгивая из машины, нежно держа Сехуна за запястье. Чондэ посмотрел на него очень напряженным взглядом, а Чанель выглядел смущенным. — Мы захватили ваши плавки, — признается он. Изо рта Лухана вырывается пугающий смешок. — Как ты вообще смог найти вещи Сехуна? — спрашивает он, а Сехун шлепает его по лбу. — Я не настолько неаккуратный, — хнычет он, а Лухан фыркает. Чондэ кашляет.  — Во всяком случае, это не проблема. Теперь вы все можете поблагодарить меня! — он безмятежно улыбается и неуклюже карабкается к Крису на спину. Конечно же, его никто не благодарит, но это не страшно, потому что позже они заставляют Чанеля платить за ужин, в то время как Чондэ лыбится во всю и таскает у Криса из тарелки токббокки. * Солнце садится где-то в районе девяти вечера. Они уезжают с шумного пляжа, а потом бродят по берегу, пока не находят тихое место, где укладывают тканые одеяла прямо на песок. Сехун, Лухан, Крис и Чондэ выкуривают пачку сигарет, четверо других парней решают воздержаться. На берегу ветрено и Лухан борется с зажигалкой минуты три. Крис громко жалуется на то, что ему даже в течение пяти минут не удается сохранить маленький огонек. В конце концов, Чондэ все делает за него. Тао перекатывается на сторону Сехуна и плотнее оборачивает одеяло вокруг них обоих. Посреди сигаретного дыма и тишины Лухан начинает петь, а Исин присоединяется к нему. Чондэ прочищает горло перед тем, как тоже начинает петь. Тройная гармония звучит над волнами. Сехун медленно проваливается в сон, облокотившись об голову Тао, пока большие пальцы его парня поглаживают костяшки его пальцев. Он всегда любил, когда Лухан пел. И то, как они звучат вместе, выражая себя через песню, наполняет его тем самым душераздирающим чувством, которого он не знал со старшей школы. Это прекрасно, но только пока Крис не пытается впихнуться со своим рэпом, и песня превращается в смешки Исина, хриплый смех Лухана и в «Нет, хен, просто нет». Тао хихикает и Сехун чувствует вибрацию в своей грудной клетке. Они впервые целуются тут, на пляже, когда Тао поднимает на Сехуна взгляд. Губы Тао сладкие, теплые и нежные, у него мягкие щеки, которые Сехун сжимает кончиками пальцев. Их поцелуй невинный и осторожный. Тао улыбается, когда они разделяются. Сехун очень, очень любит его. * — Давайте останемся здесь на ночь? — предлагает Чанель в полдесятого. — Мы можем спать в машине, — соглашается Минсок, зевая, — я не хочу доверять Чанелю руль. Посмотрите на него. Он заснет и убьет нас всех. — Я не хочу, чтобы кто-то кроме меня трогал мою машину, — добавляет Чанель. — Ну и чудненько, — говорит Чондэ и отходит, чтобы принести еще пива. * Они отправляются обратно в Сеул следующим утром, все в песке, соли и потные. — Я люблю тебя, Сехун, — сонно бормочет Тао, когда просыпается, и тут же снова засыпает. Я тоже люблю тебя, думает Сехун и целует Тао в ладонь. * Сехун и Тао учатся вместе. То есть, Сехун учится, а Тао борется со сном, потому что прошлой ночью он потратил время, отведенное на учебу, на просмотр дорам и онлайн покупки. А все время, оставшееся для сна, он жаловался на то, какой он пьяный. Сехун перебирает волосы Тао левой рукой, а правой переворачивает страницы своей тетради с конспектом. Ему скучно. Он вообще не в состоянии учить что-либо в первую неделю после каникул. — Тао. Тао. Проснись, Тао. — Что? — хнычет Тао, оглядываясь вокруг. Сехун признает, что глаза Тао чертовски привлекательны. — Мне не хочется учиться. Пойдем купим пирог? — Пирог? — Тао резко садится на кровати, его глаза загораются надеждой. Он тормошит свои волосы и скидывает руку младшего со своей головы. — Да! Пирог! Пойдем! Хочу бриошь! Сехун убирает в сумку свои тетради и учебники — свои Тао и не открывал — и встает, чувствуя, как Тао возвышается над ним. — Пирог, пирог, — шепчет Сехун счастливо, направляясь к выходу и понимая, что Тао не идет за ним, — Что? Тао оглядывается, чтобы убедиться, что в библиотеке нет никого, кроме них.  — Можно поцеловать тебя? — спрашивает он, держа руки в карманах. Он был уже готов сделать шаг вперед, если ответ «да» или отступить, если «нет». Сехун еще раз оглядывает помещение на предмет заблудших студентов. — Да, конечно, — отвечает он, и вдруг его лицо оказывается у Тао в ладонях. И он никогда не чувствовал себя более спокойным, уверенным и любимым, чем когда он чувствовал жар тела Тао. Сехун вдыхает запах его кожи и в очередной раз понимает, что он глубоко, безнадежно и окончательно влюблен. * Сехун разрешает Тао толкнуть себя на кровать и вжать в подушки, целовать до потери дыхания. — Тао, — шепчет Сехун между поцелуями. Он кладет руки на талию парню, мизинцами касаясь его бедер, — Тао. — Да? Сехун вглядывается в лицо своего парня, — Я люблю тебя. — Я тебя тоже, — серьезно шепчет Тао в ответ, быстро расстегивая рубашку Сехуна и задирая его футболку до ключиц. Сердце Сехуна у него во рту. Нет. Нет. Нет-нет-нет. Сехун чувствует себя слишком незащищенным. В первый раз Тао видит так много его кожи. Но тон, которым Тао произносит следующие слова, заставляет его замереть. — О, вот почему было так твердо, — говорит он голосом человека, чье живое любопытство было наконец удовлетворено. — Я слышал об этом. Как это по-корейски..? Сехун сглатывает, но не для того, чтобы прочистить горло. — Бандаж, — пищит он. Тао повторяет новое слово и наклоняется, чтобы, улыбаясь, поцеловать Сехуна. Сердце Сехуна до сих пор стучит, как бешеное, но теперь он чувствует себя скорее смущенным, чем напуганным. — Можно мне снять его? — шепчет Тао. Да, думает Сехун. Да, сними. Пожалуйста, сними его. Ты можешь снять все, что хочешь. Ты можешь делать со мной все, что хочешь. Я люблю тебя. Но потом он вспоминает, что на нем дорогой бандаж и нервно смеется, думая о двух миллионах крючков и заклепок. — Ты можешь попытаться… Их поцелуи горячее, чем когда-либо были. Пальцы Тао двигаются по коже Сехуна вслед за шепотом «Так нормально? А так?». Сехун шепчет «да» в ответ и тонко взвизгивает, когда Тао трогает его. Тао смеется над ним, над Сехуном никогда не смеялись с таким осуждением. Он просит Тао заткнуться и притягивает его к себе для поцелуя. Секс получается грязным, липким, неловким, смешанным с смешками, судорогами и просьбами о передышке. Сладкие и мокрые поцелуи, легкие прикосновения, неуклюжие движения, мягкие стоны, громкие стоны. Сехун за всю свою жизнь не был так счастлив. Но тут Сехун вспоминает, что Тао часто не замечает очевидных вещей. — Я мальчик, — бормочет Сехун, когда его сердцебиение приходит в норму. Тао удивленно хмурится. — Ну, а кто еще? Сехун укрывается одеялом до подбородка и решает встать завтра пораньше, чтобы купить на завтрак французских булочек. * — Ты вчера был в тех же джинсах? — Да, — Сехун отрывается от шнурков и поднимает взгляд. Тао кривит губы. — И в них же ты был позавчера? — Да… — Так это та же пара, которую ты одевал позапозавчера и вообще с воскресения, когда на тебе были те отвратительные спортивные штаны? — Да ладно тебе, они даже не пахнут! Тао стонет. — Тогда хотя бы надень другие кроссовки. — У меня других нет. Тао выглядит так, будто сейчас зарыдает. — Сехун, мы идем за покупками. * — Держи это. И это. И.. Это, и вон то. Нет, не то, цвет тебе не идет. Давай посмотрим рубашки. О боже. Майки. Сехун, тебе нужны майки. Сехун сужает глаза, глядя на гору джинс и шорт, которую Тао взвалил на него. — У тебя пунктик на руки, или..? — Может быть. Неважно, — Тао берет майки четырех разных цветов, — Ладно, пойдем. — Стой, а мне не нужно их померить? — спрашивает Сехун, плетущийся за Тао к кассе. — Слишком много нужно купить, а времени нет, — отрезает Тао, — Ты можешь померить их потом. — Я думал, ты не богат. Выглядит, как пустая трата денег. Или ты тогда сказал это просто, чтобы заставить меня купить тебе тортик? Тао одаривает его взглядом и передает кредитку продавцу. — Кредитной картой, пожалуйста. С PIN- кодом. — Эй, можно мне посмотреть? — просит Сехун, когда они выходят из торгового центра. Тао отдает ему кошелек, и Сехун, пользуясь случаем, перевешивает на Тао половину своих пакетов. Он вынимает три карточки — одна из них та, которую он видел ранее, и принадлежит Тао, другие две из разных банков. — Это не твое имя. — Сехун смотрит на строчку с росписью, — Это разве не роспись Криса-хена? — Конечно его. — смеется Тао, — Чьей еще ей быть, если это карточка Криса- гэ? Сехун поднимает бровь, — А эта… — он не может разобрать кривую подпись, поэтому переворачивает карту лицевой стороной, — Ким Чунмен. Кто такой Ким Чунмен? — Богатый хен. — просто отвечает Тао, — О, в этом магазине классная обувь. Пошли. * Сехун сваливает пакеты на свою кровать и смотрит на них так, будто они виноваты во всех людских бедах. — Мне даже некуда все это положить. Тао с интересом пялится на него.  — Сехун, у тебя всегда есть место для одежды. — Обычно это пол, — предлагает Лухан. Сехун поднимает с пола трусы — они чистые, но Лухан об этом не знает — и бросает их в лицо соседу. — Тебя никто не спрашивал. Лухан визжит. * В честь празднования трехмесячной годовщины Сехуна и Тао они не делают домашку и едят тайскую еду на вынос, лежа на диване. Потом они включают музыку и пытаются сделать патбинсу на десерт, но сдаются, когда Тао начинает танцевать по кухне и опрокидывает на пол почти всю ледяную стружку. Сехун думает логически и решает, что лучше вытереть потом все тряпкой, чем убираться сейчас и намочить метлу, поэтому они оставляют беспорядок и, смеясь, выходят за дверь. Тао, невинно улыбаясь, очень повседневно так заявляет Сехуну, что в лифте нет видеонаблюдения, и Сехун знает, что абсолютно невинная улыбка означает абсолютно противоположное. Двери уже открываются, когда Сехун только отрывается от губ Тао, но он оставляет свою руку на его плечах. Потому что он может и потому что хочет. Осень пришла, и солнце село, но они покупают мороженое и прогуливаются вниз по реке в футболках и джинсах. Тао рассказывает, как много времени прошло с тех пор, как он ел китайский хот пот, а Сехун знает: это значит, что Тао грустит по дому, поэтому он начинает говорить о своем старшем брате. Тао молча смотрит на него, держит за руку и идет медленно. — Вообще, я давно его не видел, — заканчивает Сехун, улыбаясь, — я не знаю, как он отреагирует, если я назову его «хеном», поэтому боюсь делать первый шаг. Тао кладет ему руку на плечо. — Корейский глупый. Сехун смеется и успокаивается. — Он хотя бы легче, чем китайский! — Совсем нет! — хнычет Тао. — Да. У вас есть слова, которые звучат одинаково и означают абсолютно разные вещи. Как «mā» и «mā». «Мама» и «лошадь». Как это вообще? Тао оскорбленно фыркает. — Что не так с китайцами и этой хренью с «mā» и «mă»? Из всех возможных примеров ты выбрал именно этот. Иностранцы обожают называть своих матерей лошадьми, я клянусь. Это даже неважно — выучив китайский, когда ты вообще собираешься говорить на нем с мамой? — Я не знаю! Я не могу произнести больше ничего на китайском! — отрицает Сехун, ероша волосы Тао. — Не рушь мою прическу! Сехун усмехается. — Ты такой милый, когда взволнован, — он хихикает, — Зеленка. — Я не зеленый! — воет Тао. Сехун пытается поднять его на руки — Тао закидывает его к себе на плечо и кидает на траву, прыгая на него и усаживаясь ему на грудь, — Ты такой вредный. — Но ты же любишь меня? Тао фыркает. — Может быть, придурок. Сехун пытается подняться, но Тао удерживает его за плечи. — Поцелуй меня? — просит Сехун вместо этого. — Нет. — Пожалуйста? Тао вымученно стонет. — Ты задолбал, — жалуется он и нагибается, чтобы исполнить желание своего парня. * Сехун сидел на тестостероне в течение четырех месяцев, и у Криса челюсть отвисает, когда Сехун приходит, одетый в майку, что Тао подобрал ему. — Это нечестно! — взвывает Крис, перегибаясь через Чондэ, чтобы помять бицепсы Сехуна, — что ты такое принимаешь, чтобы они были такими огромными? — О чем ты говоришь? — с невинным видом спрашивает Сехун, занимая свое место рядом с Тао, — ты хоть тренируешься? — Сразись с ним в армреслинге, — заговорчески шепчет Лухан, пока Тао громко ржет на фоне. — И с каких это пор Сехун такой горячий? — хнычет Чонде и надувает губы, смотря на Тао, — Я завидую. — Эй! — с негодованием вскрикивает Крис. Чондэ гладит его по руке. — Все в порядке, малыш. Я абсолютно уверен, что ты лучше Сехуна в… Чем-нибудь. — С меня хватит! — рычит Крис, выставляя свой локоть на середину стола. — О, хочешь попробовать? — Давай! Все смеются. Минсок бьет по столу ладонью. Низкий смех Чанеля раздается над их головами. Он поднимается с места и хватает сложенные вместе руки Криса и Сехуна, удерживая их посередине. — На старт… Внимание… Начали! Все заканчивается через 40 секунд. Чондэ целует посиневшие костяшки Криса, едва сдерживая смех, а Сехун встает, поднимая руки над головой. — КТО МУЖИК? — победно восклицает он. Тао утягивает его обратно. — Самый мужицкий мужик, наш Сехун! — Исин смеется. — Если честно, я думаю, что Крис просто слабый, — встревает Минсок, но Чондэ шикает на него. Приносят еду, и все отвлекаются от мускулов Сехуна и облажавшегося Криса. Вместо этого они настроены на то, чтобы первыми получить свою порцию. — Младшие вперед! — кричит Сехун, перегибаясь через стол. — Старшие вперед! — орет Минсок, отталкивая его с дороги. — Не трожь суп! — рычит Лухан, притягивая блюдо к груди. Сехун, которому досталась вторая по величине булочка, бросает взгляд на Тао, запихивающего себе в рот всю баоцзы целиком. Он еще никогда не чувствовал себя спокойнее.