As you wish

Они жили. Хорошей жизнью на тихой идиллически красивой ферме. Хотя, можно ли говорить о тишине и спокойствии. Нам с вами, людям далеким от великолепных приключений и схваток, такая жизнь покажется наполненной событиями, потому что к ним на чудесную ферму, пахнущую сиренью и скошенной травой, часто забредали огромные разъяренные кабаны, злобные, и не очень, карлики, да и прочий сброд. И тогда Уэсли с огнем в глазах бросал косу, топор или пустые ведра, хватал хлесткую и мелодично звенящую шпагу и бросался на противника, да и Батекап бывало прикладывала тяжелым сучковатым поленом какую-нибудь особенно настырную особу. А вообще, жили они замечательно, да. Батекап работала в доме, как любая уважающая себя девушка, но более того она любила убегать в поля или на холмы и рисовать чудесные просторы, что открывались ее взгляду. А Уэсли работал вне дома, а когда молодая жена его скрывалась за поворотом желтой дороги, держа в руках бумагу и краски, он хватал шпагу, его любимую и единственную, которую он не променял бы ни на какую другую, и шел в лес. Иногда он просто гулял, стуча звонкими каблуками по камням и корням, а иногда удавалось ему сразиться с каким-нибудь страшным зверем, выше его, как правило, фута на два. И он всегда побеждал, не быть ему иначе Уэсли. Вот только иногда приносил он домой пару царапин на руке, плече, на щеке, но это очень уж редко случалось. Батекап за ужином брала его за руку и спрашивала, где он так умудрился поцарапаться, на что Уэсли отвечал правду, почти всю правду, мол гулял в лесу. Да вот только не всегда говорил он своей принцессе, что сражался с обезумевшим медведем, а не обезумевшим бельчонком. Но никому до этого не было дела, потому что Батекап понимала: ее муж нуждается в своих воинственных прогулках точно так же, как и она в своих походах с кистями на пару. Да, хорошо они жили, даже можно сказать очень. Только соседи сторонились странной парочки. Нет-нет, да скажут гадость за спиной: «Незнакомцы, иностранцы, какой черт тянул селиться их в нашей глуши» и прочее, и прочее. Боялись наших героев соседи, почему – черт их разберет, человеку человека не суждено понять. Иногда приезжали к нашим героям в дом два человека: «Странные типы», - ворчали в деревне. Были они на белых конях, один – великан, другой тонкий и юркий, «испанская рожа», - недоверчиво шептались старухи. В такие дни герои наши гуляли, пили вино и плясали до рассвета, а потом провожали своих друзей до поворота дороги и долго молча смотрели им вслед: - Идём домой, фермерский мальчишка, - говорила тогда Батекап чуть охрипшим голосом, прерывая тишину. - Как пожелаешь, - отвечал Уэсли, наклоняя соломенную голову. И они шли домой под руку, словно по ковровой дорожке древнего замка. И все у них было хорошо, почти все и почти всегда. - Батекап, Батекап! – Уэсли с улыбкой врывается на кухню, подхватывает жену и кружит по комнате, - я в лес, я ненадолго, - он коротко целует ее в лоб и опускает на бревенчатый пол. Девушка в притворном недовольстве качает головой и щелкает его по носу: - Ты только береги себя, разбойник. - Как пожелаешь, - эти слова доносятся до слуха Батекап уже с улицы, пока она в окно наблюдает за ловкой фигурой, направляющейся прямиком к темной стене леса. Девушка усмехается, встряхивает руками и продолжает чистить огромную неровную картофелину – ужин скоро. Картошка готова, вот только Уэсли все нет. Батекап ходит по усыпанному опилками двору и кусает губы, она с напряжением всматривается в темную полосу недружелюбного, как кажется ей сейчас, леса, желая заметить светлую макушку. Проходит еще около часа, а может и много больше, и принцесса, стоящая со свечой возле калитки, замечает темную качающуюся фигуру, отделившуюся от стены леса и направляющуюся к ней. Уэсли подходит не совсем твердым шагом и улыбается ей чуть слабой, но счастливой улыбкой. Боже! Да он весь в крови! Черная рубашка порвана, висит клочьями, лоб украшает длинная и, вероятно, глубокая царапина. Батекап всплескивает руками, ведет своего героя в дом, промывает его раны и многочисленные царапины прохладной губкой, пытается накормить уже абсолютно остывшей картошкой, а Уэсли молча принимает все, что дает ему взволнованная девушка, и Батекап готова поклясться, что за его улыбающимися глазами скрыто вечное «как пожелаешь». - Кто это был? – голос принцессы чуть дрожит, но он холоден и звенит, будто сталь. - Заблудший великан, разорял птичьи гнезда, я его четыре дня выслеживал, - спокойно произносит парень, отставляя плошку с пищей в сторону, - не волнуйся, я его убил, он нас уже не сможет достать. - Я не об этом беспокоюсь, я за тебя боюсь, - вспыхивает Батекап. Она еще долго ходит туда сюда по комнате и возмущенно и искренне ругается на мужа, на его привычку подвергать себя опасности, на его безбашенную храбрость, а потом спрашивает тихим и усталым голосом: - Уэсли, пообещай мне, что не будешь сражаться со всем этим зверьем. Сейчас должно прозвучать «как пожелаешь», а Батекап должна тепло улыбнуться самому любимому во всем свете человеку, вот только… Парень молча встает и направляется к кровати, стягивает домашний халат и заворачивается в одеяло. Следующий день они не разговаривают, потому что Уэсли никак не сможет лишить себя этих походов, потому что он станет не собой, потому что кто тогда защитит лес от его темных обитателей? А потом приходит ночь. Есть у них такая традиция, если поссорились и молчание гнетет обоих, то, ложась спать, Батекап произносит: «Поцелуй меня», а ответом ей служит извечное «как пожелаешь», и Уэсли увлекает ее в поцелуй, от которого ноги подкашиваются. И ссора заканчивается. И в этот раз принцесса, ложась, произносит: - Поцелуй меня. Но ответом ей служит лишь тишина, потому что в этот раз она виновата, потому что Уэсли не может просто взять и уступить. Она засыпает, отвернувшись к окну, опять в тишине. Да, они хорошо жили, ну, не считая ссор, конечно, куда без них, и еще, если выкладывать все под чистую, Уэсли мучился кошмарами. «Машина» не прошла ему даром. Ему снится боль, такая кристально чистая, хрустящая, от которой выворачивает наизнанку. И сегодня так. Ему снится сначала мутное тупое чувство легкой боли, потом боль становиться острее, распирает, давит, а потом срывается в сумасшедшую пучину, переиначивает, ее невозможно перетерпеть, переждать. Она сметает все преграды, затапливает, уничтожает, как-будто все кости разом дробятся в мелкую пыль, а кровь вскипает в венах. Батекап резко просыпается и трясет мужа за плечо, пытая прогнать боль и пробудить его, Уэсли мечется и тихонечко всхлипывает. Принцесса вскакивает, набирает полный ковш воды и выплескивает ему на голову - иначе не разбудить. Парень подскакивает, жадно глотая воздух и мелкие капли, падающие с волос. Она берет его за руку и медленно ведет по скрипящим половицам наружу, они выходят за калитку и садятся на холодную твердую землю. Над головой кружат звезды, далекие, прекрасные, сияющие. Звезды всегда успокаивают Уэсли. Звезды и маленькая ручка Батекап в его руке. Они долго сидят, держась за руки, запрокинув голову к небесам, а потом он аккуратно поворачивает ее голову к себе и произносит в самые губы шепотом: - Поцелуй меня. Глаза гордой принцессы теплеют, и она отвечает так же тихо: - Как пожелаешь. Батекап в мгновение сокращает расстояние между их лицами до нуля. Она прикасается к верхней губе Уэсли, тихонько проводит по ней языком, целует в уголок губ, покрывает невесомыми поцелуями щеки, лоб, глаза. Он резко подхватывает ее и прижимает к себе так близко, как только можно, чтобы слиться в единое целое, а Батекап обвивает его тонкими руками в ответ. И им кажется, что они самые счастливые люди на всей земле. Они живут. Живут и любят, но кто сказал, что любить легко? Чтобы любить человека истинно, нужно отдавать всего себя и переступать через свои желания. Но у них получается, и поэтому у них все точно будет хорошо.