***
Как оказалось, их вечность была не слишком долгой. По крайней мере, не настолько, как им бы того хотелось. Но все же это была только их вечность. Их моменты, навсегда выжженные в его сердце. Не слишком значимые для других мелочи, на самом деле, но для Гарри они были доказательством того, что он не сошел с ума и она не была видением, а последние два года ему не приснились. Что она взаправду, на самом деле была с ним. Его маленькая Оливия. Он приходил в эту больницу на углу двенадцатой улицы, приходил даже после того, как она умерла. Мазохист. Нельзя было назвать иначе, но никто и никогда не понимал, насколько Гарри было необходимо находиться здесь. Проходя по длинным коридорам, смотря на белые стены, кое-где с облезшей краской, он возрождал в памяти былые моменты. Слишком сильные, слишком болезненные воспоминания, наполненные ее болезнью. Но ведь это не имело значения. Ведь он так боялся забыть все, что происходило. Забыть Лив. Страх столь сильно поглощал, что он больше не доверял сам себе. Окончательно запутавшийся и безнадежный, Гарри был словно в лабиринте, не видел выхода, и, в конечном итоге, просто сдался. Все последующие месяцы стали тьмой, будто Лив забрала самое светлое в его жизни и унесла с собой. Ему нужно было научиться жить заново. Жить без нее. Это как делать первые шаги: ты не можешь сразу же встать и побежать, необходимо медленно и упорно делать шаг за шагом. Наверное, ему бы не пришлось вновь учиться, будь жизнь хоть каплю милосерднее. Но Стайлс всегда знал, что справедливости нет. Справедливость – это лишь точка зрения, которая многим пришлась по душе. И теперь люди ждут от жизни того, что сами себе придумали. Глупые, глупые люди. Сидя на старом стуле, на котором было совершенно невозможно находиться, он смотрел на пустую, застеленную кровать. Палата 1012. Это был своего рода ритуал: видеть один и тот же чертов стул, затем переводить взгляд на кровать, в которой Оливия провела последние несколько месяцев, доводить себя до точки кипения и выбегать, как ошпаренный, из больницы, направляясь в первый попавшийся бар. Даже не ритуал, а своеобразный наркотик. Он не может не приходить, не сидеть здесь. Знает, что обязан прекратить наведываться в это место, должен прервать чертов ритуал. Рана в сердце не уменьшается, по сей день кровоточит, боль не утихает, стучит набатом в голове. «Это невыносимо», - думает Гарри, но его пульс все еще ощущается под кожей. Видимо, не настолько невыносимо.***
- Умирать, наверное, дерьмово. - Ты не узнаешь об этом еще, минимум, лет пятьдесят. - Хазз… - Ты будешь жить, я обещаю.***
Он не выполнил обещание, не смог. Слишком сломленный, слишком слабый, Гарри всегда был сильным для окружающих. Он был их поддержкой и опорой. Но никогда на его горизонте не появлялся человек, способный быть сильным лишь для него. Никогда. Да, умирать дерьмово. Он умер внутри уже чертову кучу раз, но боль не становится слабее. Наоборот. С каждым новым выпадом сила удара растет все больше и больше. Она сбивает с ног. А знаете, что еще дерьмово? Видеть, как близкий человек умирает от гребанного рака легких! Эта опухоль Панкоста убила ее. Стайлс день за днем смотрел, как жизнь уходит из любимых глаз и ничего не мог сделать. Бессилие – самое ужасное, что может произойти. Что бы ты ни предпринял, как бы ни пытался, ты не в силах хоть как-то предотвратить процесс. Маятник запущен.***
- Гарри… Хазз, они сказали…. - Нет. Нет, молчи. Ты не можешь. - Хазз, опухоль растет. Химия не помогает. - Нет, нет, нет. Ты не имеешь права умирать! Никто не должен забирать тебя у меня! Они не могут… - Хазз….***
Через две недели после этого разговора Оливии Кэроу не стало. Гарри не мог точно сказать, когда начались похороны или сколько пришло людей. Он даже сейчас не вспомнит, что было в его похоронной речи. Тогда все оплакивали ее так искренне и отчаянно... Но на самом деле, жалеть стоило именно собравшихся. Вместе с этим трупом в гробу умерла какая-то часть их самих, они хоронили кусочек своей души, ушедшей под землю вместе с черным ящиком. Как печально.***
Сегодня прошло ровно полгода с ее смерти, а он все еще сидит на том же шатающемся стуле. Но Гарри попытается. Рискнет прервать свою зависимость, покончить с этим. Ведь сегодня - его последний день в палате 1012. Тихо закрыв за собой дверь, Стайлс шел по тем же длинным коридорам. Момент. Он распластался на полу. Еще один. На Гарри смотрит парень с удивительно голубыми глазами, который поспешно лепечет извинения, помогая ему встать. Хаззе на миг показалось, что он видит солнце в его глазах.