"Нега бурных ночей или голод По утрам, от тоски чуть дыша, И хотя бренным телом ты молод, Но устала душа..."
Алджернон Суинберн
Устала, устала, боже, как же я устала от всего, всех и вся. Хочу закричать, чтобы меня услышали. Этот мир такой прогнивший, и никто даже этого не осознает, а самое обидное, что я совершенно бессильна. Я пыталась говорить, просила, звала, но никого не было, когда я больше всего в этом нуждалась. Я прижилась к своему одиночеству, я ненавижу солнце, и я поняла, что доверять можно лишь себе. Предательства, ссоры, обиды... Меня просто тошнит от этого. Не знаю, что со мной сделал Наруто, его искренность и простота покорили меня. Для меня он сын, младший брат и друг в одном лице. Все время я только убегала, пряталась, пыталась избежать принятия решений, закрывшись в своем мирке. Выбор всегда пугал меня, но сейчас у меня нет будущего или простой жизни восемнадцатилетней девушки. У меня есть только настоящее. Хочу ли я убивать? Нет. Хочу ли я причинить такую же боль, какую причинили мне? Да. Теперь я осознаю, что, даже если в моем существовании я не вижу абсолютно никакого смысла кроме мести, а на душе у меня болезненная и кровоточащая рана, у меня есть и те, кого я обязана защищать, и ради которых я обязана победить и продолжить жить. Я настроена решительно. Мое Сусаноо тоже не терпит испытать свои силы на Итачи. Все тело горит. – Итачи! – кричу я, символизируя, что сейчас нападу. Бегу на него по воде, оставляя на поверхности круги, и замахиваюсь. Какаши отходит, он отклоняется. – Я уже говорил, бой с тобой мне не интересен, – сказал Итачи, посмотрел на мечника, потом на Какаши, оглянул Асуму и Куренай и направился куда-то. – Ты думаешь, я тебя так просто отпущу?! – гневно прошептала я и понеслась на него, пока он идет ко мне спиной. Я целюсь точно в шею. От этого удара ему не уклониться. Сейчас все может подойти к концу. За мгновение до удара Итачи поворачивает голову в мою сторону. Черт! Я смотрю ему прямо в глаза и осознаю, что сейчас что-то будет. Черный. Вокруг только темнота. Поздно, я в его технике. Темнота сменяется на красный или даже багровый. В воздухе пахнет железом. Это определенно кровь. Картинка. Он что-то показывает. Та ночь. Я вижу себя, лежащую на земле. Моя спальная рубашка вся буквально пропитана кровью. Когда я очнулась, мне было не до того, чтобы разглядывать свою одежду, но только сейчас я понимаю, как много крови я потеряла. Тетя выходит на крыльцо и оглядывается. Она кричит что-то, чего я не слышу, но я понимаю, что она выкрикивает мое имя. Вокруг разбросаны тела других Учих, в них я узнаю друзей и знакомых. Он показывает мне это, но вокруг тишина, я ничего не слышу. Я смотрю сама на себя. Так странно. Кажется, я уже не дышу и мне все равно на то, что происходит вокруг, ведь я мертва. Не передать словами чувство осознания того, что ты уже умирала когда-то. Она бросается передо мной на колени и применяет свое медицинское ниндзюцу. Я вижу ее голубенькую чакру, исходящую от морщинистых рук. Тетя хмурит брови, прилагая сильнейшие усилия. Она делает это снова и снова. Волосы выбились из ее пучка. Слезы выступают у нее по щекам. Она понимает – я уже мертва, и ее техники мне не помогут. Только спустя долгое время попыток, она закрывает лицо руками и горько плачет. Читая по губам, я вижу, что она шепчет мое имя снова и снова, будто я сплю, и она пытается докричаться и разбудить меня. Она успокаивается. О чем-то задумывается, лицо становится очень сосредоточенным. Я вижу, что она концентрирует чакру и начинает складывать печати, когда она заканчивает, она кладет правую руку на свою грудь, левую – на мою. От левой руки вновь исходит чакра. Нет, это не чакра. Не нужно быть гением, чтобы догадаться – это жизненная энергия. Все это время... Это не меняет вину Итачи Учихи, но все это время я считала, что это он изморил ее в своем гендзюцу, или еще что. Я бы хотела заплакать, но режущая боль в груди схватила меня так, что я не в силах пошевелиться, а ком в горле не дает дышать. Ах да, я забыла, ведь он уже лишил меня возможности даже просто поплакать. Итачи продолжает показывать мне это. Прямо на глазах ее волосы седеют. Вот у тети Азуми появляется отдышка, но она не останавливается. Капельки пота выступают у нее на лбу. Я вижу, как мутнеют у нее глаза, и она готова вот-вот потерять сознание. – Остановись! Не надо! – кричу я и сама не понимаю, кричу я ей или Итачи. Но ни она, ни он не останавливаются. Она бы давно рухнула на землю, если бы не ее стремление спасти свое дитя. Тетя всегда говорила, как сильно она меня любит, не стесняясь этого, чем часто вызывала у меня смущение. Это я виновата в том, что ее не стало. Тетя делает последний вздох. Она падает ко мне и слабенько стискивает, потом расслабляет хватку, и больше уже мы не двигаемся. Утром... Тем утром все было точно так же. Видимо, всегда легче свалить всю вину на другого, чем принять ее на себя. Итачи выходит из темноты. Я уже не знаю, как реагировать на его поведение. – Учиха... Итачи... – с паузами говорю я, обращаясь к нему, – на минуту я забуду, какой ты ублюдок, переступлю через свою гордость и все же спрошу то, о чем я не могла не думать. За что?! За что ты так с нами?! – в моем голосе звучит тяжелая истерика. – Кто сделал тебе что-то настолько ужасное, что ты так поступил? Если бы ты сказал тогда... Может, я бы и смогла понять. – Все, что было тогда, было настоящим, – то, как Итачи сказал это, заставило меня вздрогнуть, я ожидала услышать более сухой ответ. – Не лги мне, Учиха, – говорю я. – Я действительно... – вдруг замолчал он. – Впрочем, как и ты, просто тогда было не наше время. Не задавай вопросов, все в давно прошлом. Я делаю шаг к Итачи, и еще один. Шаг за шагом, пока я не подхожу к нему вплотную. Он стоит, не смея шелохнуться, ну, или же ему просто интересно, что я сделаю. Я... Целую его в губы, схватив за воротник. Поцелуй затягивает нас. В нем больше нет нашей ранней робости, в нем лишь желание и похоть, и вот уже к его горлу приставлен мой кунай, а я чувствую острие его катаны у своей шеи.