Совершенство

Изначально она была идеальна. Без единого изъяна, ещё более совершенная, чем могло бы быть любое творение природы. Но нет, она была его, его творением — его величайшим экспериментом, вершиной его карьеры. Тогда, когда это исследование было лишь на стадии разработки, он порою заходил в лабораторию и часами разглядывал то, что вскоре должно было стать ею. Зрелище слишком идеальное для глаз смертных... ну или обычных шинигами. Куроцучи Маюри трепетно относился к каждому своему эксперименту. Но этот лелеял, как лелеют дитя. Наверное, точно с такой же нежностью Бог хранил плоды на древе познания. Когда капитана двенадцатого отряда посещала подобная мысль, он усмехался — кто из них, капитанов Готея, хоть раз не представлял себя Богом? Богом-воителем, Богом-целителем, Богом-завоевателем... Маюри предпочитал себя видеть Творцом. А его детище — пока ещё всего лишь аморфная жидкость, заключённая в зачарованное стекло лабораторной посуды — и впрямь было схоже с тем самым яблоком, которое некогда сорвала глупая женщина. Столь же идеальное сокровище... После подобных рассуждений Маюри настороженно оглядывался по сторонам — не видел ли кто? — и аккуратно ставил колбу с драгоценным содержимым на место, а после, продолжая на каждом шагу оглядываться, наглухо запирал двери секретной комнаты для особо опасных экспериментов. Не мог, не мог, не мог он позволить, чтобы кто-то сорвал его опыт подобно тому, как глупая женщина по имени Ева сорвала яблоко. Впрочем, вытеснив из головы неугодные рассуждения, капитан двенадцатого отряда удовлетворённо скалился и, продолжая усмехаться, думал о том, что уж он-то подобной ошибки ни в коем случае не допустит. И по-прежнему день за днём возвращался к пробиркам и колбам, по-прежнему продолжал работать над чудовищным исследованием... *** — И немедленно разберись с возникшим по твоей вине ЧП в пятом отсеке, безмозглая! — прикрикнул джунибантай-тайчо, кинув недобрый жёлтый взгляд в сторону лейтенанта. — Да, Маюри-тайчо, — беспрекословно кивнула Нему и исчезла, сорвавшись в молниеносное шунпо. Куроцучи-тайчо ещё с мгновение смотрел на то место, где только что стояла его дочь. Детище... Гордость... Венец творения... Подвернувшийся под руку кювет с приготовленными чистыми пробирками полетел на пол. Осколки разлетелись во все стороны. Куроцучи оскалился, сдерживая очередной порыв ярости, и сплюнул в гору битого стекла. Искуственная душа, искуственное тело... Они были идеальны, эти его разработки... А что нынче? Дурочка Нему разбила все его надежды. Право слово, в состоянии аморфной массы, заключённой в стекло колбы, она его устраивала куда больше! И ведь тогда, наблюдая за тем, как мерцает и переливается за тонкой прозрачной преградой то, что в последующем стало его дочерью, Куроцучи и вправду испытывал чувство, схожее с запредельной нежностью. С тем, что называют... любовью? Маюри усмехнулся. Ничто в мире не проходит просто так. Он получил урок. Но его драгоценное яблоко с древа познания всё же было сорвано.