Апельсиновый тик так

Акааши стоял у закрытой двери и переминался с ноги на ногу. Это был воистину знаменательный момент – вступление в волейбольный клуб в старшей школе. Он не знал, сколько еще студентов подали заявки на вступление, это было не так важно. Куда важнее было произвести должное впечатление и не упасть в грязь лицом. Обернувшись, в надежде увидеть что-то ободряющее и дающее уверенность, Акааши с разочарованным вздохом повернулся обратно. Рука потянулась к ручке и замерла буквально в нескольких сантиметрах. Кейджи с закрытыми глазами сосчитал до десяти и распахнул дверь, привлекая к себе больше внимания, чем он ожидал. Все застыли, словно стали свидетелями конца света или явления восьмого чуда света. Акааши в недоумении мимолетно всех оглядел и, опомнившись, поклонился и сказал громкое «извините», слишком громкое для такого большого и неожиданно тихого места. – А, новенький, проходи, не стесняйся, – сказал юноша, приглашая его жестом подойти. Зал, будто по команде, снова наполнился скрипом кроссовок и непрекращающимся гомоном. Заметив, что на него больше не обращают никакого внимания, Акааши уверенным шагом подошел к обладателю жёлтого голоса. «Жёлтый, как мякоть манго. Обжигающе-жёлтый», – приметил про себя Акааши. – Меня зовут Кикути Иори, третий год обучения, я капитан волейбольной команды академии Фукуродани, – юноша раскинул руки, как бы показывая границы своего владения. – Добро пожаловать, – протянул руку для рукопожатия, которую Акааши охотно принял в свою. – Теперь пусть представятся остальные, а потом ты, хорошо? Акааши растерянно кивнул. – Прошу минуточку внимания, – захлопал в ладоши Иори, – сделаем небольшой перерыв, чтобы все могли познакомиться с нашим новичком. Уверенный жёлтый голос легко донес до всех команду и спустя считанные секунды все игроки выстроились в ряд напротив Акааши, совсем как перед матчем. Иори махнул рукой на крайнего, чтобы тот начинал. Юноша шагнул вперед и представился: – Окамото Рику, третий год обучения, связующий, – приветливо улыбнулся, махнул рукой и снова встал в строй. «Сочный цвет самого спелого персика и такой же шероховатый». – Сарукуи Ямато, второй год обучения, доигровщик, – вперед вышел лохматый кудрявый парень, показал пресловутый жест «Виктория» и также встал на место. «Серый и шелестящий. Серый, как мокрый камень». – Вашио Тацуки, второй год обучения, центральный блокирующий, – прогремел следующий, отчего рядом стоявшие скривили лица. «Бордовый, как переспелая вишня». – Коноха Акинори, второй год обучения, доигровщик, – ухмыльнулся парень, выйдя из строя и уперев руки в бока. «Рыжий, как полосы на теле рыбы-клоуна, - и такой же скользкий». – Коми Харуки, второй год обучения, либеро. «Карминово-красный, как огненное пламя». – Бокуто Котаро, вице-капитан, второй год обучения, диагональный. – Из строя вышел последний юноша. – Во мне 185 сантиметров привлекательности и 78 килограмм обаяния, – ослепительно улыбался Бокуто, подмигивая Акааши. – Люблю волейбол и апельсиновый тик так, – поклонившись, он вернулся в строй. – Тц, вечно ты цирк устраиваешь, Бокуто, – недовольно, но с улыбкой сказал капитан и отвесил ему легкий подзатыльник, отчего все прыснули со смеху, включая Бокуто. Стоило Акааши услышать первые слова этого причудливого человека, как он очутился в своеобразном коконе из этого голоса. Этот глубокий и бархатный голос окутывал, накрывая с головой, проникая в каждую клеточку тела, обостряя все чувства. Кейджи понял, что перед ним стоит особенный человек. Такого голоса он не встречал прежде. Это был особенный окрас. Кейджи был заворожен. С детства Акааши слышит цвета. Каждый человеческий голос для него имеет цвет. Его мать говорила тёмно-голубым, как морская гладь, а отец горчичным цветом. Самый любимый цвет был у его деда – золотой блестящий цвет, как цвет броши, что переходила из поколения в поколение по маминой линии. Однажды он спросил у мамы, почему ни она, ни папа, ни его одноклассники не слышат цвета, на что получил ответ: – Потому что ты особенный, Кейджи. Ты слышишь наши цвета и это твой дар. Береги его. В начальной школе над ним издевались и со временем он перестал объявлять людям, что слышит их цвета. Это стало его тайной. Потоки цветов каждый день не иссякали, и Акааши решил их записывать. Сначала он записывал все подряд. Он записал цвета всех одноклассников, затем всех родственников, а потом начал записывать просто необычайно красивые или, наоборот, ужасные цвета. Так, в его коллекцию входило множество различных цветов и оттенков. Например, грязно-коричневый принадлежал, как ни странно, молодой девушке, которую он случайно услышал в магазине. Серебристый, как сталь, - однокласснику, сидевшему позади. Бледно-розовый, как легкий румянец, был голосом мимолетной любви Акааши – девушки, которая говорила по телефону в автобусе, на котором ехал Кейджи. Свой же голос он всегда идентифицировал, как бесцветный. Или он попросту не мог определить свой цвет. Акааши до сих пор в этом не уверен. Но этот голос заставил позабыть все предыдущие цвета вместе взятые. Акааши не знал, как он умел слышать цвета, это происходило самопроизвольно. И сейчас, услышав голос Бокуто, его глазам предстал радужный перламутр, сверкающий на солнечном берегу. Затем появился свет, проникающий через витраж. Густой, темный, чарующий и мистический свет, какой бывает в готических соборах. В голове сразу всплыл образ Нидаросского собора с теми самыми необычайно прекрасными витражами. Цвета, не останавливаясь, сменяли друг друга, как разноцветные поля тюльпанов в Голландии. Вот обширные зеленые луга, переходящие в лазурное небо. Вот бескрайнее поле, полное ярко-красных маков. Вот ядовитый жёлто-зелёный кратер вулкана Далол. Вот риолитовые горы, собирающие в себе всю необычайную палитру ландшафта. Вот протяженные горные хребты с заснеженными вершинами. Падающие звёзды. Светящиеся волны. Мраморные пещеры. Пляжи Белой гавани с белоснежным песком. Всё это недостаточно точно описывало цвет голоса Бокуто. Такой необъяснимо-разноцветный голос вырвал его из раздумий. – Тебя-то как звать, а? – услышал Акааши рядом с собой и поднял свой взгляд, полный непонимания и восхищения одновременно. – А? А…Акааши Кейджи, приятно с вами познакомиться, – ответил Акааши, обведя всех взглядом и поклонившись. – Ну, что ж, – Бокуто хлопнул его по плечу, – покажи, что ты умеешь, Акааши Кейджи. Голос этого 78 килограммового мешка обаяния ласкал Акааши и он был готов сделать все, что тот попросит. Этот голос манил за собой. – В средней школе я был связующим, так что и здесь мне бы хотелось сохранить позицию, – самоуверенно ответил Акааши, нагло разглядывая Бокуто. Действительно, обаяния ему было не занимать. Статный юноша с искрящимися янтарными глазами и странной прической, похожей на прическу мутанта росомахи, не хватает только бороды для большей достоверности. Бокуто усмехнулся и, пробормотав «Валяй, связующий-Акааши-Кейджи», занял позицию на поле. Акааши старался сосредоточиться на игре, но бордовый голос переспелой вишни слишком сильно громыхал, радуясь забитым мячам. Кейджи раздавал точные пасы, которые впоследствии превращались в отличные атаки, и получал в награду «Отлично, Акааши!» или раскатистое «Хей-хей-хей» от обладателя того таинственного голоса. Спустя десяток хорошо проведенных атак и разноцветных возгласов Бокуто, обжигающе-жёлтый заговорил: – Неплохой из тебя связующий, Акааши, но чтобы попасть в основу, придется посоревноваться с Окамото, – положив руку на плечо Акааши, сказал капитан и кивнул в сторону высокого брюнета, который всё так же приветливо улыбался. – Понятно. Спасибо, что даете мне шанс, – почтенно ответил Акааши и поклонился. – Ой, завязывай с этой ерундой, Акааши Кейджи! – воскликнул Бокуто. – Это не ерунда, Котаро, а уважение, – вмешался Иори. – Уважение? А что это? – наигранно спросил Бокуто, прикладывая указательный палец к губам и хмуря брови. Акааши наслаждался цветовой палитрой его голоса. Она была неповторима. Уникальна. Единственная в своем роде. Он хотел упиваться ею каждый день. – И почему я тебя терплю? – удрученно спросил Иори, потирая переносицу и также наигранно вздыхая. – Потому что я душка? – состроив милое личико, ответил Котаро. Милое личико подействовало на всех игроков волейбольного клуба академии Фукуродани, и зал заиграл различными цветами. Все разразились хохотом, цвета перемешались, став одной массой непонятного цвета, на фоне которой выделялся лишь переливающийся всевозможными цветами голос загадочного Бокуто Котаро. Буйство красок продолжалось недолго и вот уже тот самый загадочный Бокуто Котаро, обнимая одной левой рукой Акааши за плечо, ведет того в раздевалку и радостно говорит: – Идем, Акааши, познакомлю тебя со всеми поближе, – голос омывал всего Акааши, опьяняя и затуманивая рассудок. – Я слышу твой цвет, Бокуто Котаро, – тихо проговорил Акааши, не веря собственным ушам. – Да? И какой же у меня цвет? – заинтересованно, по-ребячески, спросил Бокуто. – Не описать словами, – ответил Акааши, заглядывая в глаза Бокуто, боясь обнаружить там насмешку, но, к своему удивлению, обнаружил там понимание. – Не знаю, что это значит, но я когда услышал твой голос, ощутил его как апельсиновый тик так, – сказал Бокуто, почесывая затылок и указывая на дверь в раздевалку. – Проходи, – жестом пригласил Котаро, – не пугайся, если увидишь голого Сарукуи, – Акааши испуганно обернулся и вопросительно посмотрел. – Шучу я, шучу, это я люблю ходить в одних наколенниках, – горделиво сказал Бокуто, еле сдерживая смех. Акааши лишь закатил глаза, еле заметно улыбнулся и вошёл в раздевалку. «Апельсиновый тик так, и как это я раньше не догадался?».