День премьеры.
POV Лёня
Я разбит. Мысль о предстоящем поцелуе с моим одноклассником пугает меня настолько, что меня почти тошнит. Парни, отвечающие за техническую часть, в сотый раз объясняют мне, что занавес будет опущен сразу после того самого момента. Это не успокаивает. Неужели не понятно?
— Лёнь, да не парься ты так, они опускаются за две секунды.
Да, они не понимают. Две секунды — долго. За две секунды можно взорвать город, уничтожить звезду, сделать глоток чая, разрушить чью-то жизнь. Две. Чёртовы. Секунды.
Стою на сцене в футболке и джинсах. Ребята заканчивают украшать сцену, девочки-костюмеры ещё раз проверяют одежду и обувь для актёров, на местах для зрителей сидит Артём. Он ничем, кажется, не занят, просто смотрит на меня. Наши взгляды пересекаются и он поднимается со своего места, берёт какой-то пакет и направляется ко мне.
— Снова привет, — улыбается он.
— Привет, — пытаюсь выглядеть спокойно.
— Волнуешься?
— Да, немного… Да, да, я волнуюсь, да. — к чёрту, у меня же всё на лице написано.
Это правда. Я знаю текст, движения, сюжет, даже слова некоторых других парней, хоть это мне и не нужно. Я не репетировал довольно давно, но я уверен, что смогу сделать всё так, как надо. Но тревожное чувство не собирается уходить. А ещё меня немного напрягает взгляд Артёма.
— Не стоит так переживать. Твой костюм просто великолепен, ты будешь выглядеть прекрасно, я уверен… — сказал блондин, тут же прикусив губу, будто слова вырвались наружу без его ведома.
— Спасибо. Но дело не в том, как я выгляжу… — А в том, что мне придётся поцеловать ничего не значащего для меня человека, когда у меня уже есть кто-то другой, хоть этот кто-то официально ещё не у меня и вообще.
— Думаю, с актёрской игрой проблем тоже не будет! — ещё ярче улыбается Антон.
— Надеюсь.
— А, чуть не забыл! — Парень достаёт из пакета небольшую синюю коробочку. — Открой, когда переоденешься. Надеюсь, подойдёт. Нет, я уверен, что подойдёт.
Меня пугает таинственность этой коробки, но раздаётся крик Лидии, и я быстро благодарю Артёма, тут же направляясь к девушке.
Как таковых гримёрок здесь нет, но ребята отгородили ширмой небольшую часть сцены, где разместили туалетный столик с большим зеркалом, несколько вешалок с колёсиками, пару стульев и кресло.
Поставив подарок на туалетный столик, усаживаюсь на стул перед зеркалом. Слышу хлопок входной двери и знакомый голос. В отражении зеркала показывается Анатолий, мать его, Питерский.
Как интересно. Пришёл поиздеваться? Лидия так и замирает с кистью в руках, не начав гримировать меня. Девушка тоже смотрит на гостя.
— Кажется, для зрителей ещё рановато, — тихо, словно сама себе, говорит она, — Но почему он пришёл? Я его не приглашала… И вообще, никому не разрешается приглашать людей на репетиции, они же закрытые…
Даже не знаю, стоит ли удивляться тому, что они с Питерским знакомы и могут друг-друга приглашать…
— Вы знакомы? — слишком глупый вопрос, но я должен спросить.
— А? Ну, да. Мы как-то пересекались, а потом у нас обнаружились общие знакомые. Мы просто приятели, а ты его друг, да? — мило улыбается девушка.
— Нет, не совсем. Я его брат. — тоже пытаюсь улыбнуться, но выходит как-то криво.
— Вот как. Это здорово. Вы не очень похожи, поэтому мне не приходил в голову такой вариант, прости, — она улыбается мне снова, на её щеках появляются ямочки.
А она красивая. Правда. Милая, стройная, среднего роста. Длинные волосы собраны в аккуратную причёску, спокойный макияж, милое светлое платье. Она могла бы понравиться Толе. Это определённо его тип. Как интересно.
— Лёня?
— О, прости, я задумался.
— Ага, мы поняли, — смеётся Лидия.
Стоп. Мы?
— Привет, Колёсико.
Запах одеколона, дождя и совсем слабый — сигарет. Не могу сейчас посмотреть ему в глаза, ведь тут довольно темно, подсветка направлена строго на меня, а остальное пространство скрыто полумраком. В отражении зеркала вижу только серую толстовку Питерского, который стоит прямо за мной. Нас разделяет спинка стула, на котором я сижу, но я буквально
окутан им.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я Толю, стараясь не выражать никаких эмоций, ведь сам пока не понимаю, рад ли я тому, что он пришёл.
— Просто пробрался секретными путями и раньше всех, — улыбается, — подумал, что не будет лишним тебя поддержать сегодня.
Его руки опускаются мне на плечи, я борюсь с желанием громко выдохнуть, потому что мне
спокойно. В эту секунду я понимаю, что переживу сцену, зрителей, конец света, я смогу сделать что угодно, если эти руки будут и дальше мягко сжимать мои плечи.
Не помню, в какой момент я закрыл глаза и успел опереться головой на торс Толи, но когда я приоткрыл левый глаз, увидел порозовевшие щёки Лидии, которая была немного удивлена, но улыбалась. В её руке всё еще была кисть.
— Ох, прости, — сажусь ровно, — ты можешь начать, извини.
Девушка только кивает головой и берёт что-то из косметики.
— Окей, тогда я положу это сюда и оставлю вас. — он положил пакет рядом с той синей коробкой. — Там вафли и холодный чай, как ты любишь. И ты угощайся, конечно, — улыбается он девушке, — А я пойду прилягу на задних рядах. Так устал, так устал…
На секунду голова Питерского таки показывается в отражении зеркала, когда он наклоняется к моему лицу и шепчет: «Не скучай.» Но уже через секунду он полностью скрывается в полумраке этой части сцены. Позже я вижу, что он действительно спустился в зал и идёт к последним рядам. Там действительно можно отдохнуть, скамейки обшиты, это довольно мягко. К тому же, темно и безлюдно.
Следующие 30 минут я был погружён в процесс нанесения на моё лицо грима, иногда переговаривался с Лидией или с другими ребятами, делавшими что-то на сцене. За это время в зал зашло ещё несколько человек. Девушка закончила мой макияж и, повернув меня боком к зеркалу, аккуратно надела русый парик с локонами. Это немного неудобно, но забавно. Теперь у меня есть длинные, почти до поясницы, кудрявые волосы.
Лидия разворачивает меня к зеркалу, и я теряю дар речи. Не знаю, кого я вижу в отражении, но эта леди точно не может быть мной. Выглядит правдоподобно и мило, глаза стали больше, губы выглядят действительно красивыми, даже мой нос превратился в милый носик. Безумие. Прекрасное безумие. Пытаюсь выразить свой восторг Лидии, на что та только улыбается.
Вдруг вспоминаю про подарок и решаю открыть сейчас. Девушка, заинтересовавшись, любезно подаёт мне коробку. Я открываю её, а внутри оказывается заколка. Нет, не так. Внутри оказывается
очень красивая заколка. Лидия, кажется, потеряла дар речи.
— Откуда… — на выдохе спросила девушка.
— А, это, ммм.. подарок, — неловко улыбаюсь я, — я не особо хорошо в этом разбираюсь, но она кажется дорогой.
Лидия смотрит то на меня, то на коробку и объясняет, что это дорогое украшение из лимитированной коллекции одного известного (но не мне) бренда.
— Цвет идеально подходит к платью. Ты обязан её надеть! Можно, я закреплю её на парике? — её глаза полны восторга, мне просто не оставили выбора.
Кто-то подаёт Лидии моё платье, и она просит меня аккуратно его надеть, пока она принесёт обувь. Выполняю её просьбу, позже надевая удобную обувь (не туфли, а что-то близкое к балеткам). Лидия и Александра заканчивают моё преображение.
— Ты выглядишь прекрасно. Мы вложили все силы в твой образ, так что не подводи нас, — улыбается Александра.
— Верно, — поддерживает коллегу Лидия, — и не забывай, что в не-совсем-твоих волосах находится кругленькая сумма, которая так очаровательно блестит… Не забудь поблагодарить человека, сделавшего этот подарок.
Я киваю и благодарю их за проделанную работу. В зеркале теперь я вижу не худощавого подростка-зубрилу, а милую хрупкую девушку с выразительными глазами, длинными волосами, в прекрасном платье, напоминающем небосвод… Она (Я) выглядит прекрасно. Может, мне стоило родиться девушкой?
До выступления ещё есть немного времени, поэтому я сижу в импровизированной гримёрной и смотрю, как девочки собирают других парней. Нет, не часть с переодеванием, нет. В зале собираются люди и я перемещаюсь за нужную кулису, где провожу ещё какое-то время, повторяя наизусть свой текст. Людей в зрительном зале становится всё больше, там включаются светильники, везде царит приятный полумрак. Кто-то из одноклассников объявляет, что до начала осталось 10 минут.
Закончив всё, ребята расходятся со сцены, там остаются только декорации и совсем слабое освещение, которое будет таким до самого начала.
3 минуты. Ищу глазами Толю, но людей тут довольно много, наверное, поэтому у меня ничего не выходит. Вижу только Артёма, который тоже замечает меня, но почему-то выглядит расстроенным.
Начинается. Играет музыка, на сцене появляется рассказчик, который что-то говорит, но я ничего не слышу. Мир на секунду перестал существовать, потому что
я нашёл.
Тик-так
Питерский выходит на сцену. На нём плащ, рубашка с золотыми узорами, а на его голове корона. Осознание выбивает воздух из лёгких. Он принц, и он меня
спасает.
Тик-так
Сердце решает, что можно уже не биться, всё равно я почти умер. Не понимаю только, от шока, волнения, любви, злости или чего-то ещё.
Тик-так
Спектакль идёт, мы отыгрываем всё по сценарию, у меня подкашиваются ноги.
Я понимаю, что делаю всё верно, со стороны всё это выглядит правильно и, наверное, хорошо. Но я словно делаю всё на автомате, не чувствуя даже своего тела. Я будто сам зритель. Смотрю на этого мальчика в парике и платье, на его брата, который блестяще справляется со своей ролью, смотрю на Лидию, которая совсем не удивлена… Выходит, она была в курсе и просто обманула меня? Снова перевожу взгляд на Толю. Понимаю, что не могу смотреть на кого-то ещё. Смотрю
только на него.
Тик-так
Секунды растаяли и стекают со сцены. Время отказывается идти, но и замирать тоже не хочет. В этом пространстве, где всё так запутанно и странно, происходит что-то невероятное, один волшебный
момент:
Момент, когда принц подходит к принцессе и опускается на колено, склоняя голову.
Момент, когда принцесса пытается успокоить вырывающееся из груди сердце.
Момент, когда человек напротив вдруг приближается, и от него уже не пахнет перегаром или одеколоном. От Толи пахнет только
им.
Момент, когда он смотрим мне в глаза, и мир с нами прощается, понимая, что мы где-то не здесь.
Момент, когда его рука едва касается моей, когда расстояние между нашими губами сокращается до предела, а потом и вовсе исчезает. Я закрываю глаза, касаюсь твоего плеча, и мне кажется, что через это касание твоё спокойствие и уверенность передаются мне.
Момент, когда занавес начинает опускаться, а зрители громко аплодируют. Как я и думал, это кажется целой вечностью.
Но я совсем не против этой маленькой вечности, если проведу её с тобой.
***
Дома.
Лёня лежит на своей кровати, рядом пристраивается Питерский. Время уже за полночь, в их квартире все спят.
— Я всё ещё не верю, — шепотом говорит Лёня, закрыв глаза руками.
— Я умею удивлять, — улыбается в ответ Питерский, одной рукой обнимая парня.
— Да уж.
Пару минут парни просто лежат в тишине, нарушаемой лишь звуками автомобилей за окном. На улице недавно прошёл дождь, но сейчас небо ясное, и луна освещает маленький мир этих двоих.
— Спасибо.
— Прости.
В один момент произносят оба и тихонько смеются. Толя двигается ближе к брату и, уткнувшись носом в его шею, продолжает:
— Прости, что не предупредил тебя об этом. И за то, что вообще вмешался. Я бы не смог просто сидеть, зная обо всём, — поцелуй в щёку, — я же не могу тебя кому-то отдать, правда? Нет, конечно же, — сжимает русоволосого в объятьях, — не могу.
— А я наоборот хотел тебе за всё это сказать спасибо, — улыбается Лёня. — Я люблю тебя.
Кажется, где-то вдалеке слышно салют
— Что? — переспрашивает брюнет, приподнимаясь и заглядывая в глаза младшему.
—
Я тебя люблю, — уверенно заявляет Леонид, смотря прямо в глаза парню. Питерский, кажется, перестал дышать. До Лёни, кажется, дошло.
— Это… — младший заливается краской, осознав, что именно он сказал секунду назад.
— Господи, — перебивает его брюнет, — Колёсико, ну за что ты мне такой… такой… ох… — сдается Питерский, наклоняясь к Лёне, целует его в щёку, в другую, в нос, в лоб, в ушко.
Леониду кажется, что пора записаться на какие-нибудь лекции по ровному дыханию или самоконтролю, потому что это просто невозможно, когда его брат такой невыносимый. Такой сводящий с ума.
Толя оставляет поцелуй на скуле русоволосого и шепчет «Я люблю тебя тоже.
Так сильно. Ты не представляешь.» Легко чмокает Леонида в губы и спускается к шее.
Лёня думает, что не доживёт до утра, потому что с его сердечным ритмом люди просто не живут.
— Люблю, — шепчет Питерский в шею младшего, — люблю, — поцелуй. — Люблю тебя, — легко кусает кожу, — Люблю.
Это становится последней каплей, и Лёня притягивает брюнета за подбородок для поцелуя, в который он старается вложить ответ.
Чувства, появления которых никто не заметил, потому что они, кажется, были тут всегда. Эта любовь появилась с первой их встречи, она витала в воздухе, гуляла в парках и куталась в тонкий плащ во время дождя. Эта любовь ждала этих двоих. Ждала, когда они поймут, что она здесь, что она
появилась и становится всё сильнее.
Два человека, которые чувствуют боль друг друга.
Два человека, чьи сердца ускоряют ритм, даже когда один просто называет другого по имени.
Два человека, которые друг для друга были созданы.
