Мелодия воспоминаний

      Домовой эльф в накрахмаленном переднике ловко удерживает поднос, и Панси, не глядя, берет шампанское.       Играет музыка, и Панси болезненно жмурится. Она пытается сделать вид, что слезы на ее глазах не от обиды, а от легких пузырьков игристого вина. Она пьет уже третий бокал, надеясь, что от алкоголя узел, стягивающий ребра, ослабится. Но Панси не пьянеет, только голова слегка кружится, и купол огромного белого шатра опускается все ниже. Панси хочется думать, что это она воспаряет вверх — над всеми гостями, которые искоса смотрят на нее с сочувствием. Но она понимает, что не возносится, а падает в пропасть.       Белая ткань сияет над головой, словно солнце отдает часть своего света. Панси представляет, что так же выглядела бы фата на ее темных волосах.       Гости замерли, наблюдая за церемонией. Редкие тихие шепотки раздаются то тут, то там: все восхищаются невестой — Астория сегодня ослепительно красива. А Панси не может дышать. Вместе с гостями застыл и раскаленный воздух. Он медленно, лениво ласкает ее, заставляя покрываться липким потом. Панси ощущает, как противные капли скользят по коже, с тихим шорохом скатываются по обнаженной спине и впитываются в атласную ткань, едва прикрывающую поясницу.       Панси жестом подзывает домовика и хватает с подноса еще один бокал, ставя взамен свой — почти нетронутый. Ей кажется, что кто-то невидимый вскипятил шампанское, пока она безуспешно старалась вслушаться в клятвы, возносимые к куполу шатра. Он давит на нее, запирает, и ей больше не выбраться.       Она жадно глотает ледяное вино и радуется, что сидит одна в последнем ряду. Холодная жидкость течет по подбородку, капает на шею, смывая пот, и оседает где-то в тесном корсаже. Панси чувствует себя грязной. Она, наверное, единственная не радуется за Малфоя и Гринграсс, а желает им смерти.       Панси видит, как оборачивается мать — боится, что дочь опозорит семью, попытавшись сорвать свадьбу. Но Панси лишь слегка улыбается и машет непослушной рукой. Она знает, как важно для матери мнение других.       Она переводит взгляд на молодоженов. Астория такая счастливая, что сводит зубы, будто кто-то добавил в бокал сахара. Панси стискивает атласный подол платья, с ревностью наблюдая, как доверчиво Гринграсс берет за руку «мужа», и не может понять, почему Драко выбрал не ее.       Переливы тихой мелодии, назойливой мухой витающей под куполом, заставляют Панси прикрыть глаза и погрузиться в воспоминания.       За столом Слизерина царит непривычное оживление — начало нового учебного года. Остальные факультеты косятся на них, неодобрительно поджимая губы, но слизеринцев не волнует чужое мнение.       Панси морщится, ощущая, как каждое громкое слово отдается звоном в ушах. Она не может здесь сидеть, но и уйти тоже не может. Нужно было последовать примеру многих и вообще больше не приезжать в эту школу — около трети студентов не вернулись с каникул. В их числе и Поттер с его подпевалами: он струсил и сбежал.       Она закрывает глаза, чтобы не видеть этого искусственного веселья. Уже конец пира, и впереди блаженная тишина комнаты. В стенах факультетской гостиной им больше не нужно будет притворяться храбрыми и беззаботными, и фальшивый смех стихнет. Панси ждет момента, когда ей позволят сбежать, и нервно кромсает хлеб на тарелку, скатывая липкие шарики. Она не поднимает глаза, от одного вида еды к горлу подступает тошнота. Панси знает, что ночью будет жалеть об этом, но сейчас лишь вертит мякиш в дрожащих пальцах.       Слева слышится знакомый смех, и Панси так резко вскидывает голову, что темнеет в глазах. Она глядит на Асторию, задорно хохочущую над словами Нотта, и сжимает губы. У Гринграсс мелкие белые зубки, словно у грызуна. Они с Малфоем стоят друг друга, ведь тот сам ее выбрал.       Панси чувствует, как хлеб пачкает ладонь, стиснутую до боли в побелевших пальцах. Она вспоминает, как Астория вылезала из кареты и едва не упала, и жалеет, что та не сломала шею. Какая несправедливость, Гринграсс настолько похожа на Лонгботтома — постоянно запинается, врезается, что-то всегда ломается и взрывается у нее в руках, — что давно должна была пасть жертвой какого-нибудь несчастного случая. Панси думает, что могла бы сама подстроить этот случай, но не верит, что когда-нибудь решится на это.       Астория снова смеется, и она прожигает ее взглядом. Панси пытается понять, почему Драко выбрал Гринграсс — странную и слабую. Она даже не может назвать ее сумасшедшей: Панси этим летом подрабатывала в Святом Мунго и видела, казалось, все стадии психических заболеваний. Но Гринграсс такая доброжелательная и приторная, что хочется ее ударить и увидеть, рассыпется ли глазурь, покрывающая фарфоровую кожу.       Астория совершенно не походит на свою сестру — Дафна высокая, темнобровая и серьезная. Разница всего в два года, а Астория выглядит ребенком. Но Панси знает ее лучше, чем старшую Гринграсс. Она наблюдает слишком долго: где бы они ни были, Панси глазами ищет Асторию — в коридорах, в Большом зале, в библиотеке и в общей гостиной. Она не может сказать, когда все началось. Наверное, с того момента, как Драко оповестил о своей помолвке. Панси никогда не забудет выражение его лица в тот момент: он ни разу не говорил о ней с таким вдохновением. Но больнее было то, что Малфой не позаботился о ее чувствах, хотя прекрасно знал о влюбленности. В тот миг она заставила себя возненавидеть Драко и поклялась больше никогда не увлекаться парнями — детская клятва обиженного ребенка, но первое время именно это держало ее в сознании, не давая утонуть в своей боли.       Панси на миг закрывает глаза, чувствуя, как вновь сжимается сердце, словно и не прошло столько месяцев. Чей-то взгляд жжет кожу на щеке, и она поворачивается. Астория улыбается маленькими губами и смотрит чистым, ясным взглядом каре-зеленых глаз. Панси передергивает плечами от отвращения и опускает голову.       Панси первая входит под высокий свод холла. Она благодарит судьбу, что после церемонии празднество переносится в прохладные залы особняка. А ведь это она рассказывала Нарциссе Малфой, что плохо, если свадьба проходит под открытым небом — летом очень жарко. Панси с горечью вспоминает, как самонадеянна тогда была, считая, что говорит о своей свадьбе.       Большинство гостей еще на улице — поздравляют молодоженов. У Панси кружится голова, и хочется закрыть глаза. Она боится увидеть, как вокруг четы Малфоев колышется цветная волна гостей, омывая со всех сторон, как Драко принимает поздравления, нежно сжимая ладонь Астории.       Панси цепляется пальцами за резные каменные лилии и чувствует, как к мокрой спине прижимается холодный мрамор, больно впиваясь отполированными выступами. Высокая элегантная прическа задевает гирлянды из живых цветов, овивающие колонну. Острые листья колют нежную кожу шеи, оставляя царапины. Панси думает, что вокруг чересчур много праздника для этого траурного дня — все мерзко-цветочное. Даже запах, щекочущий ноздри, сахарно-сладкий. Панси жалеет, что у нее нет аллергии, тогда бы она могла уйти.       В дверях появляется мать — Панси чувствует это. Плечи расправляются, но пальцы еще путаются в длинных лентах и стеблях. Панси пытается сбежать, но цветы не отпускают, будто живые скользя по запястьям и привязывая к этому месту. Она навсегда останется здесь.       Панси знает, о чем говорит мать с пожилой матроной, которую держит под руку. Миссис Паркинсон причитает, что эта свадьба была мечтой Панси, что именно ее дочь продумывала большинство моментов. Панси рвется прочь — она никогда бы не позволила на своей свадьбе украсить колонны живыми цветами.       Высокие двустворчатые двери распахиваются, и Панси кажется, что лавина гостей сейчас захлестнет ее. Где-то в середине она видит чету Малфоев: Астория смеется и виснет на руке Драко, осматриваясь с таким наивным восторгом, что Панси желает ей задохнуться. Она и сама задыхается: люди забрали весь воздух.       Миссис Паркинсон бросает многозначительный взгляд на дочь и вновь прижимает к глазам кружевной платок. Панси морщится и отрывается от колонны. Потеряв поддержку мрамора, она едва не оступается — наверное, все же слишком много выпила.       Непослушные ноги несут ее к Малфоям, и Панси безуспешно старается остановиться. Она словно скользит куда-то вниз, как однажды, когда солнечным зимним днем они с отцом катались с горки. Панси всегда боялась высоты и пыталась замедлить падение в бездну, но сейчас ей не за что зацепиться.       Она оказывается около них быстро и замирает, почти касаясь носками туфель подола белоснежного платья Астории.       — Поздравляю, — шепчет онемевшими губами.       — Спасибо.       Услышав в ответ это простое слово, произнесенное Драко с искренней радостью, Панси сжимает кулаки. А Астория смотрит так обезоруживающе трогательно, что все злые слова, которые Панси хотела выплеснуть в лицо невесте, тяжело перекатываются на языке и камнем падают обратно в душу.       Астория и Драко направляются к распахнувшимся дверям, ведущим в украшенный зал. Панси молча отворачивается. Все правильно, они должны продолжать праздновать. Им нет дела до ее траура.       Панси почти все дни проводит в библиотеке. Седьмой курс. И лишь здесь не чувствуется той удушающей атмосферы напряженности, что витает в замке. Панси закрывается в своем тихом мирке, выстроив бастионы из умных книг, которые защищают ее от назойливых дураков.       Раньше она была общительной, а теперь ей нет дела до глупых разговоров «друзей». Панси нужно учиться, она должна хорошо сдать экзамены. Придется пойти на работу, с арестом отца она стала главной в семье — мать сама не справится ни с чем. Раньше Панси наивно надеялась, что отец найдет для нее теплое место в министерстве, с которого она будет надменно взирать на простых служащих, представляя себя не в мягком кресле, а на королевском троне.       Но эти мечты остались где-то в детстве, воспоминания о котором она похоронила под дубом в фамильном поместье, закопав в маленькой жестяной коробочке вместе со старыми фотографиями и наивно-девчачьими дневниками. Возможно, когда-нибудь потом она достанет все, стряхнет пыль и грязь и вновь станет той милой девочкой, но сейчас она не может себе этого позволить.       Панси переворачивает страницу и снова берется за перо. К завтрашнему дню следует доделать работу по травологии и подготовить эссе по зельеварению — чтобы получить высокие баллы по Т.Р.И.Т.О.Н., она должна постараться. На профессию колдомедика будет слишком много заявок, чтобы Панси позволяла себе расслабиться.       Она растирает онемевшее запястье и кривится: эти латинские закорючки в справочнике растений сводят с ума. Медицину она выбрала не из-за любви к людям, а только из меркантильных соображений: в магическом мире это одна из самых высокооплачиваемых работ.       — Почему ты прячешься ото всех? — раздается за спиной звонкий голосок.       Панси замирает, уже зная, кто это, и не отвечает.       — У тебя нет друзей? — по-детски непосредственно спрашивает Астория.       Закрыв глаза, Панси мысленно повторяет названия растений — она не сорвется и не нагрубит, иначе будет выглядеть жалкой. Просто брошенная завистливая стерва. Но сдержаться трудно. Прошло два месяца с начала учебы, а Гринграсс уже достала. Стоило Панси перебороть себя и отстраниться, перестать наблюдать, как Астория начала словно нарочно вертеться перед глазами, всегда под руку с Драко. В такие моменты потели ладони, и от злости темнело в глазах. Панси бросалась прочь: в спасительную тишину библиотеки или в пыльные заброшенные кабинеты, где она могла спокойно практиковаться в трансфигурации.       — А вот у меня не получается с травологией, — грустно произносит Астория. И Панси сжимает кулаки, видя, как та морщит аккуратный лобик. — Я не раз хотела…       Панси не слушает, стараясь отрешиться от звонкого голоса и вообще забыть о ее существовании, но запах духов — чересчур приторно-сладкий — тяжело оседает где-то в горле, мешая дышать. Панси встает. Сейчас, без каблуков, она почти одного роста с Гринграсс. Та не замолкает ни на мгновение, и Панси хочет ударить по бледной щеке. Но рука не поднимается.       Смотря на Асторию, весело что-то щебечущую, Панси решает, что ее нужно напугать. Настолько сильно, чтобы та больше никогда не подошла, а при встрече отводила взгляд. Панси делает шаг и целует ее, на миг прерывая бесконечный монолог.       Гринграсс хлопает глазами и улыбается. Панси отворачивается и думает, что Астория действительно сумасшедшая.       Панси чувствует на себе злорадные взгляды — почтенные матроны перешептываются, обсуждая ее. Она должна злиться на мать, ведь та рассказала всем о безответной любви дочери, которая закончилась так трагично. Но у нее не получается: она понимает, что миссис Паркинсон делает это не со зла. Хотя та сумела бы и в смерти Панси найти свои плюсы — сколько времени можно было бы плакать перед подругами, промокая глаза шелковым платком, и говорить, какой несчастной была ее девочка. Миссис Паркинсон любила прибавлять, что если бы был жив муж, то он точно что-нибудь сделал. Панси только презрительно усмехается на эти слова. Она знает, что это ложь — ее отец ничего бы не смог.       Панси вертит в руках шампанское. Она уже сбилась со счета, но желанное опьянение все не наступает. Панси надеялась, что вино поможет ослабить эмоции, болезненным жгутом скручивающиеся в висках, но от выпитого лишь кружится голова, и ни о какой расслабленности не идет и речь.       Ладонь, судорожно сжимающая бокал, дрожит, а Панси завороженно глядит на свою руку — сегодня Драко мог надеть кольцо ей на палец. На какое-то мгновение в поле зрения попадает Нотт, и словно сквозь пелену доносится приглашение потанцевать. Панси отрешенно мотает головой, пытаясь не упустить фантомной легкости от игры света на тонком стекле бокала. Ей не хочется сейчас разговаривать. Ей хочется, чтобы ее оставили в покое.       Панси делает шаг и прячется за колонну. Здесь они не украшены этими безобразными растениями, и она упирается лбом в прохладный мрамор. Легкий ветер из распахнутых настежь окон обдувает разгоряченную кожу, и наконец пропадает ощущение проклятых жалости и сочувствия, казалось, стекающихся к ней со всех концов зала.       Чья-то ладонь ложится между лопаток, посылая дрожь по телу. Панси даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто это. Она продолжает стоять, уткнувшись лбом в бездушный камень.       — Ты пришла, — шепчет Астория, прижимаясь еще ближе, белоснежная атласная ткань обвивается вокруг обнаженных ног Панси. Она отрешенно смотрит, как соленые капли разбиваются о черные лакированные туфельки — новые и жутко неудобные, но Панси надела их, желая выглядеть лучше. Шеи касается теплое дыхание, и Панси закрывает глаза. Узкая ладонь скользит вдоль позвоночника. Пальцы проходятся по краю ткани, ныряют под нее и слегка царапают кожу острыми ноготками. Вторая рука опускается на плечо, поддевает широкую лямку и медленно стягивает ее.       — Ты пришла, — в едва различимых словах слышится наивная радость, никак не сочетающаяся с дерзкими действиями, и Панси резко вскидывает голову. Астория нехотя отступает.       Панси разворачивается, нервно поправляя лямку. Гринграсс будто не понимает, что их могут заметить здесь.       — Я рада, — открыто улыбается та, и Панси хочется вцепиться Астории в плечи и встряхнуть, чтобы рассыпалась строгая прическа, придающая Гринграсс — этой девчонке — холодный вид.       — Только для того, чтобы увидеть, как ты заняла мое место, — Панси говорит нарочито грубо и боится, что дрожащий голос выдаст ее.       — Ты пришла.       Астория лежит на полу, на постеленной наспех мантии, и весело щебечет…       — Когда я рассказала матери про помолвку, она чуть не прослезилась. Мама рада, что я нашла свою любовь…       Панси безразлично смотрит, как заколдованный словарь трепещет облезлыми крыльями и настойчиво таранит окно, словно собирается вырваться на волю. Она понимает его — ей тоже хочется уйти подальше от этого звонкого голоса.       — Папа обсуждает с мистером Малфоем какой-то проект, как хорошо, что они оба работают в министерстве — у них всегда есть общие темы…       Панси переворачивает страницы учебника — нужно повторить «Трансфигурацию человека», иначе получится как в прошлый раз: вместо того, чтобы превратить Гойла в стул, она отрастит ему еще две ноги. Профессор Макгонагалл обещала назначить дополнительные занятия, и Панси следует выкроить на них время в, и без того плотном, расписании.       — …всю ночь они говорили, мама жалуется, что скоро запасы огневиски подойдут к концу — шутит, конечно. Ты бы видела наш погреб: он бездонный и доверху забит бутылками — кажется, там есть все. А как нам однажды влетело с Дафной! Мне было лет шесть, и мы решили…       Панси закрывает глаза и мечтает поступить, как тот словарь. Но секунда слабости проходит, и она вновь погружается в книгу, водя пальцем по строчкам, исписанным непонятными формулами. Будь вокруг тишина, Панси бы смогла разобраться, но в мыслях только раздражение, а в ушах — повторяющийся звон стекла.       — А сейчас Дафна так переживает за экзамены, что я даже сама волнуюсь. На пятом курсе она едва не довела себя до истощения, а что будет в этом году…       Панси запрокидывает голову и шепчет заклинания, жалея, что в руках нет волшебной палочки. Она бы с радостью отрастила Гринграсс пару новых конечностей — может, хоть это отвлечет ее. Но она боится, что у той лишь появится еще один язык.       — ...все бы было хорошо, и эта война…       Слово «война» из фарфоровых губ кажется совсем не страшным, но Панси вздрагивает. Она уже знает, как рушатся жизни, а для Астории это не больше чем просто слово, которое все почему-то повторяют.       — Мне предложили работу в министерстве. Конечно, пока на лето, но там…       Панси закусывает губу и вспоминает, как в детстве отрывала головы зачарованным куклам.       — Папа говорит, что место очень престижное…       Глядя на нее, Панси недоумевает, что Малфой нашел в этой девчонке. Астория слабая и немощная, а Панси — сильная и выносливая. Она смотрит на почти призрачное, бледное тело Гринграсс и надеется, что та простудится от сквозняка и умрет.       — Как хорошо, что я могу все рассказать тебе. Всегда мечтала о лучшей подруге…       Ей хочется кричать, что подруги не трахаются на полу в пустых кабинетах, но она молчит, просто желая ей смерти.       Панси смотрит в огромное зеркало поверх плеча Астории. Та беззаботно улыбается их отражению, так безмятежно, что у Панси дрожат руки — ей противно за Драко. И Астория чувствует ее нерешительность. Она протягивает руку назад, сжимая запястье своими прохладными пальчиками, и толкает Панси перед собой.       Узкие ладони Гринграсс ложатся на ее шею, проходятся по плечам. Подцепив большими пальцами широкие лямки, Астория тянет их вниз. Панси закрывает глаза, ощущая, как атласная ткань скользит по телу, слегка цепляется за бедра, но опускается на паркет, подчиняясь мягким движениям. Панси перешагивает и отпихивает в сторону дорогое платье: сейчас оно похоже на яркую тряпку. Выйди она замуж за Малфоя, то могла бы менять их каждый день, а не копить месяцами на одно.       С горечью усмехнувшись, Панси разворачивается и грубо толкает Асторию к зеркалу. Запутавшись в длинном шлейфе, та едва не спотыкается и упирается руками в стекло. Панси глядит в каре-зеленые глаза и издевательски медленно тянет за ленту, удерживающую шнуровку корсета. Атласная лента вьется между пальцами, и Панси наступает на подол и дергает лиф вниз, ей хочется его порвать. Платье падает, собираясь пышными воланами у простых туфелек Астории. Та смеется и скидывает их, оставшись в белых чулках. Панси проводит рукой по её спине — от шеи до поясницы, вырисовывая узоры коротко обстриженным ноготком. Ниже, между бесстыдно оттопыренных ягодиц и чуть вперед. Пальцы сжимают клитор — резко, почти больно, заставляя Асторию вскрикнуть.       Панси встает на колени и кладет руки ей на щиколотки, скользит горячими ладонями вверх по напряженным ногам. Астория привстает на цыпочки, словно жаждет продлить удовольствие, но Панси хлестко бьет по бедру. На бледной коже вспыхивают красные следы, и у Астории сбивается дыхание. Ладони касаются половых губ, и большие пальцы резко входят, растягивая — Панси знает, что ей нужно. Быстрые движения — вверх и слегка вбок — вызывают тихие всхлипы. Астория сгибает колени, пытаясь опуститься глубже, и Панси слегка хлопает ее по ягодице. От смазки звук получается чуть влажным.       — Наклонись.       Астория подчиняется властному приказу: прогибается в пояснице и шире раздвигает ноги, неловко переступая по атласу платья. Панси едва дотрагивается до ее клитора, мягко дразня, и смотрит в зеркало: искусанные губы кривятся, Астория тяжело дышит, царапая ноготками стекло. Панси толкает пальцы — один, два, три — все быстрее и быстрее, и из груди Гринграсс рвется крик.       Панси сильно тянет за шелковый пояс, и Астория падает, не устояв на дрожащих ногах. Она растягивается на скользкой ткани и умоляюще стонет. Панси наклоняется и быстро проводит острым языком по клитору, снова втискивая пальцы. Астория распахивает глаза, исступленно сжимая грудь одной рукой, и что-то шепчет. Гринграсс хватает Панси за запястье, и на безымянном видно тяжелое обручальное кольцо. Панси злится, и движения становятся резче. Она слегка сжимает зубами клитор — Астории было бы больно, если бы так не нравилось, — Панси знает.       — Пожалуйста, — сквозь всхлипы просит Астория.       Панси ускоряет толчки, чувствуя, как она стискивает ее пальцы внутри. Астория заходится в конвульсиях, сжимает бедра и протяжно кричит. Громко — наверное их слышно и на первом этаже замка.       Панси падает рядом с ней и кладет руку на бедро — на бледной коже остаются влажные следы. Астория тяжело дышит ей в шею и цепляется за талию, прижимаясь сильнее.       Гринграсс сгорбила спину, обхватив себя тонкими руками.       — Мне страшно…       Панси закусывает губу, когда ломается перо — уже третье за сегодня. Она никогда не закончит работу по зельеварению, а ведь через полтора часа нужно на дополнительные занятия по трансфигурации. Сейчас лишь середина апреля, а она устала так, как не уставала за все годы учебы. Каждые выходные проходили за зубрежкой, и даже на каникулы она не поехала домой. Хотя была и другая причина: мать наконец узнала о помолвке Гринграсс и Малфоя, и Панси просто не в силах была слушать ее комментарии. Раны едва перестали кровоточить.       — …мне кажется, что Драко изменился в последнее время…       Панси на миг поднимает голову, глядя на сидящую на полу Асторию. Только такая дурочка, как она, не понимает, что происходит с Драко. Панси знакома с ним много лет и точно может сказать, что именно творится и когда это началось. Но ни за что не расскажет все Гринграсс — кто та, чтобы отдавать ей козыри. Панси не собирается лезть: она не будет утешать ни Асторию, которая этого недостойна, ни Малфоя, который сделал столько ошибок, что она сама боится находиться-то рядом с ним — вдруг невезение передается, а Панси сейчас нельзя сдаваться. У нее экзамены, поиски работы… Фортуна просто обязана ей улыбаться.       — …это уже не тот человек, с которым я помолвлена…       Панси аккуратно пишет зельеварение, низко склонившись над пергаментом. Она сжимает зубы, боясь, что закричит, чтобы Гринграсс заткнулась. Та все еще по-детски наивна. Люди взрослеют, меняются, и одна Астория до сих пор живет в своем мирке, отгородившись сумасшествием от ужасов войны, которые окружают их и вот-вот сомкнут в удушающих объятиях. В этот розовый мирок не доносится даже запах гари от сожженного прошлого. Гринграсс не понимает, что никто из них — не только Драко — никогда не вернется.       — …иногда я его не узнаю…       Звонкий голос звучит все глуше, и из распахнутых глаз текут слезы. Панси украдкой смотрит, как трясется острый подбородок, и Астория закусывает губу, стараясь сдерживать рыдания. Она чувствует отвращение — Гринграсс слабая и беспомощная. Когда она плачет, с нее мигом слетает очарование детской невинности и мелкие черты искажаются. Панси усмехается, отмечая, что та похожа на мокрую куницу. Они будут отличной парой — трусливый хорек и безвольная куница.       Панси думает, что Астория выбрала самого неподходящего человека, чтобы поделиться своими страхами.       Панси непослушными пальцами затягивает корсет: неловко продевает скользкие атласные ленты в петли и тянет их на себя, сильно, словно пытаясь сломать Астории ребра. Но та будто этого не замечает. Следя в зеркале за лицом Панси, она смеется и говорит, говорит, говорит…       — Столько гостей пришло…       — Надеюсь, им понравилось, как мы все украсили? Нарцисса очень старалась…       — Люциус подарил мне фамильное колье. Правда, красиво?..       Панси затягивает туже, желая лишь одного — чтобы Астория замолчала. Она не может это выносить, зная, что, сложись все иначе, сама бы составляла список гостей, распоряжалась, как украсить зал, и принимала фамильные драгоценности от мистера Малфоя. Но Астория даже не сбивается, продолжая щебетать о том, как долго уговаривала Дафну быть подружкой невесты. Панси горько усмехается: если бы это была ее свадьба, то подружек невесты не было — у нее нет подруг.       Слыша в очередной раз о том, как все красиво получилось, Панси едва не скрипит зубами, но вместо этого понимает, что по щекам текут слезы — ей хочется думать, что они от злости. Но Астория продолжает:       — Моя мать была так рада. Сначала я до последнего не хотела ей говорить, но потом…       Ее мать знала бы о свадьбе дочери едва ли не раньше нее — породниться с Малфоями миссис Паркинсон мечтала слишком давно.       Она завязывает красивый бант, удивляясь, что руки не дрожат.       — Пойдем, — Астория оборачивается, обезоруживая своей улыбкой — легкой, невинной. Словно это не она извивалась на полу. — Пора спускаться. Будет весело.       Панси хочется закричать, что ей не будет весело, что на этом празднике она чувствует себя смертью с косой посреди цветочного поля. Панси кажется, что от нее веет холодом. Но она молчит и недрогнувшими пальцами поправляет широкую лямку свадебного платья, на миг прижавшись губами к бледному плечу.       Панси смотрит на полуразрушенный замок, в котором навсегда закончилось ее детство. Как хорошо, что она больше никогда сюда не вернется. Глядя на место, где провела семь лет, она не может вспомнить ни одного счастливого мгновения — все постоянно шло не так, как она хотела.       — Это было страшно, — шепчет за спиной Астория.       Панси оборачивается. Как та сумела выжить, ведь слабые на войне погибают? Это какой-то подвох, злая шутка высших сил. Битва забрала столько неплохих людей, но оставила ей эту сумасшедшую.       — И лето будет тяжелым.       Прикрыв глаза, Панси почти соглашается. Следующие месяцы предстоят не из легких: придется сдавать экзамены в министерстве магии, а потом поиски работы… После этой войны станет очень непросто устроиться куда-нибудь на хорошую должность — предвзятое отношение к слизеринцам достигнет своего апогея.       — Ты должна навестить меня, — Астория берет ее за руку, и Панси ошеломленно распахивает глаза. Узкая ладонь холодная, но почти не дрожит. Это необычно и неправильно: не может быть, чтобы Гринграсс поддерживала ее. — Мы же подруги.       Она бездумно кивает, понимая, что обязательно приедет.       Панси стоит наверху лестницы, и у нее кружится голова. Хочется сделать шаг и спуститься с этой высоты, на которой она задыхается, как на вершине горы. Но ноги приросли к полу, будто опутанные теми живыми цветами, цепко ухватившими за щиколотки. Панси чувствует себя безумной, ощущает, как это проходит сквозь неё, впитываясь в поры мельчайшими частицами — может, это пыльца? Ненормально-сладкая, как и все вокруг. Панси кажется, что она попала в покрытый глазурью домик, в котором живут карамельные люди. Она видела такой, когда в детстве зашла с матерью в кондитерскую — у нее заломило зубы при одном взгляде на него.       — Ты сильная, — шепчет подошедшая Нарцисса. От звука ее голоса безумие отступает, по пути выдирая въевшиеся чувства с корнем, оставляя безобразные рытвины. — Настолько сильная, что пришла.       Панси молчит. Она не должна говорить, не должна признаваться, что слабая — настолько слабая, что не смогла не прийти.       Она отворачивается от Нарциссы и смотрит вниз. Астория сбегает по ступенькам, высоко подобрав юбку — словно беззаботная девчонка. Глядя на задорно подпрыгивающие кудряшки, Панси вспоминает, как они пытались придать прежний вид прическе после того, как натянули платье через голову.       Панси улыбается. Она не хочет, чтобы Астория упала.