Память мертвых

Ты помнишь? Ты – помнишь… Я был счастлив. Нелепо даже. Помнишь то время? Войны закончились. Ресдайн процветал. Наш народ – златокожий, прекрасный, гордый – возвысился. Наши воины были непобедимы. Наши богатства – неисчислимы. Наши враги - повержены. Наши рабы – устрашены. Помнишь? Все было о будущем. Планы, планы, планы… Построить города. Овладеть новыми умениями. Познать себя. Сложить песню. Я был счастлив. Со мной были верные друзья – какие там друзья - больше, чем братья! Мечтательнейший из воинов и волшебнейший из механиков. Вивек и Сота Сил. Мы были – Воля, Чувство и Знание. А еще была Красота – благороднейшая леди, моя супруга, Альмалексия. Огонь земной, золотой лепесток, Айем, Лекса… И был ты – Преданность. Мы были горды и прекрасны, и боги не гнушались являться нам. Бред? Бред. Я всегда видел не то. Видимо, верно говорят – «прямой, как мысль воина». А я был – и остаюсь воином. Я слеп? Но я - великий слепой. Так вот, я всегда видел не то. Я смотрел на Думака Гномо-Орка тогда, в последний наш общий пир, – и видел великого воина, лучшего из сыновей своего народа. Впрочем, он таким и был. Зато не видел споров и переглядываний Кагренака и Сота Сила, не видел , как Лекса как бы случайно касается Вивека бедром, не хотел увидеть отчаянного призыва УВИДЕТЬ в твоем взгляде. Такой вот каламбурчик, да. - Когда придет время, не называй предателем меня, - сказал тогда ты. Ты уже тогда знал. Поэтому ты с такой обреченностью смотрел на меня, когда я вышел из Храма. В Холамаян мы поплыли тогда вдвоем, и ты стал нечаянным свидетелем безысходности и гнева, охвативших меня. Безысходности от окончания недолгого нашего золотого века. Гнева – не столько на Гномо-Орка или Кагренака, сколько на Азуру. О, Азура! Прекрасная, двуличная, обеспокоенная, лицемерная! Ты вечно стараешься загрести жар чужими руками – истинная Принцесса Даэдра! Никакой помощи, кроме требований – в этом вся ты! И что теперь? Опять война – и с кем? С тем, кого уважаю, как только можно уважать соперника и друга, - с Думаком, со всем народом двемер…. В ярости я снова не видел. А видел ли я вообще когда-нибудь? Ты помнишь эту бойню у Красной горы? И как мы по трупам ворвались в Палату Сердца? И как пал Думак от моей руки? Знаешь, я никогда не жалел врагов. Никогда – кроме этого раза. Наверное, поэтому я и проиграл. Хотя кого я обманываю. Я проиграл, когда научился доверять. Надо ли говорить, что доверял я не тем? После той битвы, опустошенный и измотанный, я, почти не задумываясь, отдал эти проклятые Инструменты тебе. А потом, так же не думая, поверил в твое предательство и в твою постыдную гибель. О как пафосно это звучало: «Он предал тебя, дабы забрать Инструменты себе, мы же отбили их во славу твою – вот владей ими или уничтожь, враг же твой тайный повержен!» Сколько чувства, не правда ли? И я ни на секунду – слышишь? – ни на секунду не усомнился в словах Лексы и Вивека , в молчании Сота Сила. Тяжкая усталость давила на меня, скажи мне, что Азура спит с Шеогоратом, - я и тут не усомнился бы. Хотя кто их, даэдра, знает. Я уже говорил, что я был слеп? И ты думаешь, я задумался о необходимости обряда? («О, призови Азуру, Королеву Восхода и Заката, дабы решила она участь Инструментов», - это Лекса) Или ты думаешь, я сильно удивился тому подобострастию, с которым они начали прислуживать мне? Или ты думаешь, я не поверил себе, когда почувствовал, что не могу пошевелиться и что яд обжигает мои легкие? Нет. Я слишком устал, я проиграл – и знал об этом. …Альмалексия хохотала мне в лицо. Бедная женщина, как долго она ждала момента, когда из законной жены и Королевы кимеров она станет Леди-Блядью. ( Как безобразна бывает красивая женщина!) …Вивек тяжело дышал. Он резал меня как крысу в пещере – деловито, но с натугой. (Интересно, в постели он также сопит?) …Сота Сил стоял, воздев руки и закрыв глаза. (Он словно онемел с недавних пор.) … И знаешь, все это как-то мало трогало меня. Зато когда я увидел тебя – оглушенного, связанного, истерзанного, кучей грязного тряпья брошенного в дальний угол… Тогда ужас объял меня – нескончаемый, отчаянный ужас, которому ни тогда, ни теперь нет исхода. В какой-то неуловимый миг на грани сознания – я уже уходил, а ты медленно возвращался – мы встретились с тобой глазами. - Ты – не предатель. - Предатель – ты… Знаешь, чем дольше длится трагедия, тем явственней она превращается в фарс. Помнишь, что было дальше? Азура - за ослушание? за мою смерть? от беспомощности? – наказала тех, до кого дотянулась. В результате, наказание накрыло мой народ – в общем-то безвинных граждан, ибо до виновников дотянуться у Азуры руки оказались слегка заняты луной и звездой. Кожа граждан стала цвета пепла, глаза стали нездорово красными, а удача от них отвернулась. Спасибо, великая Даэдра, именно этого я и хотел бы для своего народа. Скриба тебе в печенку, Добрая Богиня, гуара тебе за пятку в Обливионе, Матерь Розы. Леди-Блядь, Двуличный Воин и Немой Маг стали почитаемыми богами. А как же их не почитать! Кто не почитал, того уже и нету… О да, поклонимся Измене! Коль скоро Разум, Чувство и Красота склонились перед нею… Не потому ли мой Ресдайн стал захолустной провинцией Империи? С двемерами забавно вышло: взять и исчезнуть в одночасье - это, знаешь ли, не каждый народ себе позволит. А со мной – так вообще обхохочешься. С одной стороны, я стал святым в храме предавших меня – вычеркнуть совсем из истории Неревара не получилось. (А мой Дом – мой Дом на побегушках у Трибунала с золотой маской на лице!) С другой – опять спасибо добрейшей из Даэдра! – я рождаюсь из поколения в поколение в различных обличьях... Только представь себе великого кимерского полководца в шкуре раба-хаджита! Да. Я, я , я ,я… Везде одно «я». А ты? ( «Трое оклеветали тебя, трое предали тебя! Один, кого ты предал, был трижды прав!») Ты там, где фарс заканчивается и снова превращается в трагедию. Там, где Измена стала триединым богом, АЛЬМСИВИ, там Преданность стала Дьяволом. Таким и запомнят тебя, мой усталый друг, моя живая совесть, - Ворин Дагот, ныне известный как Дагот Ур.