Воскресенье

Утро воскресенья слишком утро, чтобы просыпаться в половине десятого. В сраную половину десятого! Мать вашу, только подумайте! Меня не волновали ни всемирные потопы, ни землетрясения, ни пожары, ни чтобы то, мать вашу, ни было. Однако причина по которой я сейчас брожу по хорошо знакомым улицам городка, кто бы мог подумать – Эрик Теодор Картман! Этот ебучий Картман какого-то сраного хуя звонит мне в половину десятого, бормочит какую-то хуйню о вымирании свинокрокозебр и о способе нажиться на этой проблеме. Конечно же я не дослушиваю о той уматной херне, которую он с воодушевлением втирал мне, я сбрасываю. Меня злит то, что после я уснуть уже не могу. Мать с отцом должны были уехать в скором времени в ресторан и весь день дома не появляться. Я, конечно, за них рад и все-такое однако признаюсь, что был бы не против завтрака. Но, наверное, мама посчитала, что я не захотел бы позавтракать. Айк тоже смылся с восходом солнца, кажется, он говорил о какой-то очень важной лабораторной работе. Интересно, а мы в первом классе писали вообще что-то? Впрочем, неважно. Айк скоро экстерном сдаст всю школьную программу за все года обучения и поступит в институт. Мама будет им очень горда. Так как это воскресенье мой лучший друг уже попал в когтистые лапы своей подружки, поэтому провести этот день мне было не с кем. Почему я не хочу провести этот день с другом в оранжевой парке? Да нет, дело не в том, что я не хочу. Просто Кен пропал куда-то еще три дня назад, это было как раз во время драки у Токена. Его родители уехали на неделю в Париж в честь годовщины свадьбы, и не побоялись оставить дом своему шестнадцатилетнему сыну. Наверное, они успеют еще об этом пожалеть. Мы неплохо так накидались в дрова, что даже спустя день помнили лишь половину произошедшего. Ну а я, в силу своего здоровья, отлеживался двое суток у Стена, чтобы не показываться матери в таком виде. Да, ну и хорошенько же меня прополоскало. Я даже успел пообещать себе, что это в последний раз. Ну да, даже я знаю, что не в последний. Правда, все еще надеюсь, что больше до потери памяти нажираться не буду. Так как я не позавтракал, решил заглянуть в кафешку. Мы с пацанами тут иногда едим. Ну а что? Еда не такая уж и противная, да и платить особо не надо. Сегодня, повторяюсь, воскресенье и большинство жителей Южного Парка предпочтут отсидеться в выходной день дома, поэтому множество столиков свободны. - Кайл! – слышу я, и тут же поворачиваю голову в ту сторону, откуда раздался голос. Ну кто бы мог подумать! Да ведь это же Баттерс. Я бы не сказал, что отношусь к Баттерсу как-то плохо, нет. Скорее, я к нему не отношусь никак. Поднимаю в приветствующем жесте руку, машущему мне Стотчу. Ну что ж, раз другой компании нет… Я присаживаюсь за столик к Баттерсу. Он ест клубничное мороженное. - Здравствуй, Кайл! Я так рад тебя видеть! – радостно восклицает парень, как будто мы с ним не виделись тысячу лет. Я пожимаю плечами и натягиваю улыбку. - Привет, Баттерс. Я думал, ты наказан, - я заказываю свой завтрак, подошедшей ко мне официантке, даже не заглядывая в меню. Я знаю все, что здесь есть. - Да, Кайл, уверяю тебя, да, да, так и было! – и тут Баттерс начал вещать свою историю, но я его уже не слушал. Я залипал на белые салфеточки на подставочке для них. Я пытался понять, что за узор изображен на них, но так и не догадался, меня прервала официантка, что принесла мне заказ. Я посмотрел на сендвич, вздохнул, и преступил к еде. Вкуса не чувствовалось, я запивал слишком сладким чаем. Я бы мог пожаловаться, но почему-то не стал. Я был слишком разозлен еще пару минут назад, но сейчас очень хорошо почувствовал, как меня покидали силы. И что-то мне подсказало, что попытайся я уснуть снова, уснуть бы так и не смог. Баттерс говорил, я смотрел на его губы, слышал его голос, но не вслушивался в речь, пока… - Эй, Кайл! – он не потряс меня за плечо. - А, что? – я отпил еще немного чая. - Я говорю, страшно ведь? – я приподнял одну бровь. - Еще раньше? – Баттерс вздохнул и, в привычной манере, сжал руки в кулачки. - Я говорю, по новостям передавали о пропаже двух мальчиков. Странно это все, у нас не случалось ничего подобного с тех пор, как одного старика не выловили в реке, - я подхватываю: - Это случайный случай, чел. Мужик просто нажрался в говно, а после ему пришла гениальная идея – искупаться ранней весной в реке. Ранней весной в Южном Парке, не удивительно, что его тело схватила судорога и он утонул. К тому же, старый он был, - Баттерс, поняв, что это все, что я хотел сказать, продолжил: - Да, но Кайл, шериф уверен, что это не просто так! Что тут орудует целая банда каннибалов! – парень размахивал руками и случайно опрокинул мороженное себе на колени. – Ой! Меня же родители накажут! – тихо пропищал парень. Я подал ему салфетку, деньги за завтрак оставил на столе и попрощался с бедолагой. Действительно, у него же предки лютые. Еще раз вздохнув, я направился домой, делать было больше нечего. Все были заняты сегодня, я чувствовал себя чертовски лишним. За несколько домов от моего, я увидел чью-то большую фигуру, что копошилась у дверей моего дома. Сначала я решил не паниковать и пройтись по задним дворам, чтобы как-то аккуратно пройти к своему и… Блять, да это же жиртрест! И тут я потерял самообладание. Я рванул со всех ног, не контролируя свой гнев. Ну все, сейчас на этого сукина сына к чертовой матери выльется говно всего мира! Жиртрест замечает меня, бросает то, что было у него в руках, и с криками начинает убегать от меня. Он орет мне, не поворачиваясь: - Ка-айл! Перестань! Остановись! - Ты, блять, какого хуя делал, жирная ты свинья?! – я начинал его нагонять, пока он не кинул в мою сторону какую-то твердую дрянь. Это безусловно притормозило меня. То, что он кинул - гаечный ключ. Гаечный ключ? Какого хера он делал у моей двери?! Именно этот вопрос заставил меня возобновить бег. - Ка-айл, угомони внутри себя говна бурление! Я ж, блять, уже устал! - Это потому что ты сука жирная! Какого хуя ты там делал?! - Да я, блять, не жирный – у меня кость широкая! Ка-айл, давай поговорим, - уже запыханный орал мне жиртрест, кидая что-то под ноги. Я вовремя остановился, потому что это были гвозди. Я забрался рукой под шапку, отер пот и возобновил бег. Ну ничего, на этот раз уже наверняка! - Мне не о чем разговаривать со свиньей, что считает себя человеком! - Ка-айл, мы уже так, - он закашлял. – Мы достаточно бежим, так почему, - он снова закашлял. – Почему ты до сих пор не вытряхнул песок из вагины? - У меня, блять, нет песка в вагине! – и с этими словами я валю эту тушу на дорогу. Пошел снег, я переворачиваю того на спину и начинаю бить в жирное пузо. – Отвечай, кусок сала, что ты делал у моего дома?! - Кайл, Кайл! Хорош, хорош, я скажу, скажу! Только отойди от меня, слезь, слезь с меня! – я не собирался вставать с этой скотины, да только вот услышал голос сверху: - Мальчонки, вы со школы идете? – этот вопрос заставляет меня отвлечься от Картмана, чем он ловко пользуется, выбираясь из-под меня. Я поднимаю голову вверх и встречаюсь взглядами с бабушкой. Поднимаюсь на ноги. - Что, простите? – переспрашиваю я, хотя прекрасно расслышал вопрос. Картман отвечает за меня, за нее, за всех: - Каникулы, мэм, - старушка в окне мило улыбается. Я бы не сказал, что отношусь к старикам плохо или хорошо, я отношусь к ним точно так же, как и к Баттерсу. Баттерс и старики, точно. - Сходите мне за хлебушком? – я оглядываюсь вокруг и понимаю, что мы уже не в нашей части Южного Парка. Ну, то есть, это тоже Южный Парк, но это район Кенни, мы здесь редко бываем. Здесь как-то неловко. Здесь слишком грязно и живут тут всякие отбросы. Конечно, нас с чуваками нельзя назвать элитой, но все же… - Да, конечно, - отвечает кто-то растерянно, отвечает кто-то абсолютно не подумав. Этот кто-то – я. - Милочки, только не в ближайшем магазине, дорогуши. Я ходила, там нет. Ноги совсем плохи стали, не могу вот. Сходите, сходите. - Да, конечно, - кто-то снова повторяет. Надо же, это опять я. - А как вы собираетесь забрать хлеб, мэм? Мы с моим товарищем, увы, слишком занятые личности, - мне хочется придушить Картмана, но почему-то становится смешно от мысли, что мы «занятые личности». - А так я вам веревочку спущу. Сходите, сходите, уважте бабушку, - Я смотрю на Картмана, Картман смотрит на бабушку и разворачивается. Я иду следом за ним. Когда мыть чуть отходим от дома я вполголоса произношу: - Картман, так какого хуя? – я все еще злюсь, но уже не так сильно, снова настрой сбивается. - Это сейчас неважно, Ка-айл. Сейчас важно другое, - он делает серьезное выражение лица, меня выворачивает от этого. Скрестив руки на груди, произношу: - И что же? - Тебе не страшно, жиденок? – я чуть улыбаюсь: - Если тебя испугала беспомощная старушка, можешь идти. Я справлюсь и без тебя. - Не в том дело, еврей. - А в чем же? – он не ответил, а я сослался на то, что эта жирная жопа зассала. Мы купили хлеб и уже шли обратно. Кто бы мог подумать, что в воскресенье мы с Картманом будем разносить по просьбе бабушки хлебушек. Что, интересно, дальше, совместные прогулки у Старкового пруда? Может, ужин при свечах? Фу, блять, ужин при свечах. Фу, блять, с Картманом. Ужин с Картманом, фу, блять, пиздец. - Эй, жид, - я смотрю на него вопросительно. – А давай зайдем в магазинец, что неподалеку от бабки? Не интересно? - А что там может быть интересного? Зачем этой старушке обманывать одного рыжего парня и свинью? Ты думаешь, она хочет твою жирную тушку? Боюсь, такая жирная еда в ее возрасте совсем не полезна. - Да, блять, нет же, жидовья сука. - Ты, блять, кого сукой назвал? – я только хотел схватить Картмана за ворот куртки, как тот ускорил шаг. – Ну если твой пердак трясется в страхе за свою жизнь, то хорошо, пошли проверим. Мы заходим в старый магазин. Маленький и держащийся на соплях. Картман, войдя, сразу задает вопрос, игнорируя пьяных женщин, стоящих в очереди: - Добрый день, мэм. У вас есть в наличии булка хлеба? – и когда женщина в грязном фартуке отвечает на вопрос положительным кивком, мы разворачиваемся. Жиртрест смотрит на меня выжидающе. - Отъебись, Картман. Пиздуй, сам отнесу. - Так и сделаю. Прощай, пархатый труп, - он посылает мне язвительный воздушный поцелуй и мне хочется блевать. Ебучий Картман. Ебучее воскресенье. Ебучий хлеб. Ебучая бабка. Бабушка ждет меня, по-прежнему выглядывая в окно. У меня нет настроения, я немного зол, непонятно на что. - Внучок, ты не поднимешься ко мне сам? Веревочка порвалась, ноги совсем никакие стали. На втором этаже, ты поймешь сразу куда надо. Поднимись, поднимись, - я вздохнул. Дверь оказалась открытой. На первом этаже была опрятная гостиная и в ней работал телевизор. Внутри все выглядело намного приличнее, чем снаружи, даже было тяжело сказать, что дом этот находился в бедной части Южного Парка. - Бабушка, я поднимаюсь, вы там? - я поднялся на второй этаж, огляделся и увидел в открытом дверном проеме бабушку, сидящую у окна. Она помахала мне в знак того, что приглашает меня пройти к ней. Я кивнул. Стоило только переступить порог комнаты, как мне тут же затыкают нос полотенцем. Я пытаюсь сопротивляться рукам какого-то мужика, дышать, но когда я понимаю, что дышать как раз-таки не стоило, в осознании остается только одна мысль. Одна единственная. Эта мысль - осознание того, что Картман был прав. Прав во всем. Я отключаюсь. - Эй, жид, - я слышу голоса на фоне основного голоса. Этот основной голос не принадлежит никому иному, как Картману. Я открываю глаза. Сначала ничего не чувствую, но тут картинка начинает восстанавливаться. - Ну наконец-то. Вставай, потрох, - я часто моргаю глазами, чувствую слабость в ногах, но опираясь, пока не вижу о что, начинаю медленно вставать. - Фу, Картман, убери свою лапищу от меня, - я резко отпускаю его руку и тут же падаю. Мда, голос у меня, мягко говоря, не очень. - Песочек в твоей вагине никогда не закончится, Ка-айл, - он снова протягивает мне свою руку. - Давай быстрее, - я вижу эту кухню, какого-то мужика, лежащего в луже крови. Вижу сломанный стол, вижу это окно и веревку, свисающею с окна. До меня еще не полностью доходит происходящее, но я все-таки подаю руку Картману. - Больше ломался, еврей. Я не отвечаю ничего. Пока я опираюсь о него, пока мы уходим из дома, я начинаю постепенно все понимать. Пока мы спускаемся вниз по лестнице. Пока выходим из дома. Я вижу мигающие две машины. Это шериф, они подходят к Картману. Я снова не слушаю, уши закладывает и я начинаю острее чувствовать боль в своих коленях. Ох, пиздец, зашибись просто! Джинсы были порезаны. Ноги болели из-за порезов. Особенно левая. Сходил мальчик за хлебушком, называется. Вслед за машинами полиции, едет машина скорой помощи. А вот еще одна прекрасная новость на это изумительно воскресенье - Картман вызвался ехать до больнице со мной. Пока молоденькая медсестра перебинтовывала мои колени, жиртрест произнес: - Ну что, кого надо поблагодарить? - он был явно горд собой. - Спасибо, девушка, - сказал я медсестре, она как раз заканчивала с моей правой ногой. - Да я вообще-то про себя, потрох ты тупой! - Это кто еще тупой, жиробасина? - Конечно же ты, еврей. Я же тебе говорил, что тут что-то неладное. Ну что ж, Кайл, я могу поздравить тебя. Поздравляю, плюс один к твоей еврейской карме, - я закатил глаза. - Ну хорошо, Шерлок ты недоделанный, что произошло? - Ты меня спрашиваешь, что произошло? - Картман сделал задумчивый вид. Блять, ненавижу эту рожу задумчивой еще больше, чем серьезной. Вообще эту рожу ненавижу. - Я получил вознаграждение за поимку маньяка, а тебе, жидовьей суке, придется до конца своей жизни помнить, что ты мне теперь должен! - я резко сел, чем вызвал недовольство растерявшейся девушки, которая начала лепетать о том, что у меня легкое сотрясение и я должен прилечь. - Это к ебеням за что?! - За твою рыжую и кудрявую жопу, Ка-айл, - он сидел довольный. Довольный. Вот это выражение его лица самое противное из всех возможных вещей. Даже вид свежего говна не так отвратителен, как довольный Картман. Но тут я понял, что помимо вечного долга перед Картманом за почку, появляется вечный долг перед этой свиньей за свою жизнь. Какого хуя он дважды спасает мою жизнь? Кто не был должен жиртресту ни разу, тот просто великий счастливец, потому что не знает, что это такое. Тому неописуемо повезло. А я вот, блять, догадываюсь, и что-то это нисколько не делает меня счастливым. Я снова лег и произнес: - Так все-таки что ты делал у порога моего дома? - он устало вздохнул: - Эх, песка из твоей вагины хватит на все курорты мира, еврей. Ничего особенного. Все равно не успел закончить ловец рыжих еврейских говнотрахов. - Что, блять?! Охренеть. Меня чуть не изнасиловал маньяк-извращенец, он порезал мои джинсы, ноги и хорошенько приложил головой о стену. Но самое ужасное - теперь я должен Картману. Удивительно, что он вызвал полицию и скорую... Удивительно, что он не ушел домой. Удивительно, что меня не успели убить. Удивительно.