Наше Имя

Ветер шелестел в листве за окном. Ночь была лунной, звездной. Тишина витала в пространстве. Три часа - все нормальные люди уже давно спали. Мальчик, сидящий у окна, старался не задумываться о своей нормальности. Удовольствия это нисколько не приносило. Рицка смотрел в небо и размышлял, слегка хмуря брови. Когда-то воспоминания о брате приносили ему радость. Сейчас же лишь наводили на не лучшие мысли. Мысли о боли, предательстве, обмане, безысходности… О том, чего он точно не ждал от этого человека, которому доверял. Да и, наверное, до сих пор доверяет, больше чем кому-либо. Больше чем себе. Все это угнетало взрослого ребенка. Он не знал, что делать, и не находил ни одного пускай самого паршивого выхода. Рицка не хотел об этом думать, зная даже, что подобное поведение к решению проблемы не приведет. Мальчик тряхнул головой. Надо было отвлечься. Вот только как же отвлечься, если напоминание сидит рядом немым памятником самому себе? Голова кружилась. Как-никак, всю ночь без сна. Всё не мог успокоить свой растревоженный разум. Сеймей жив. Сеймей, который был самым близким, самым дорогим, что у него было когда-то. Заботливый брат, защищающий от всего на свете, казавшийся единственным, кто понимает и которому не все равно. Маяк спокойствия и уверенности в этом неспокойном океане. Человек, провернувший такую злую шутку со всеми. Чего он добивается? Что ему нужно? «Почему ты весь сам не свой, старший брат? Почему я вижу – и не узнаю тебя?» Это было как удар под дых. Ножом. На рассвете Рицка взглянул на неподвижную фигуру на своем стуле. Они пережили эту ночь. Странно, правда? Не было ни схваток, ни противников, ни привычной беготни – а ощущение, словно он пережил все это и за одну ночь. Полное опустошение. Рицка знал, что сейчас фигура встанет и снова почти сумеет принять привычный облик Соби, попытается улыбнуться, и они распрощаются. До вечера. Так ведь, Соби? Ведь ты всегда делаешь вид, что ничего и не случилось. В любой ситуации. Он не понимал, почему не его боец продолжал возвращаться. Хотя наверняка знал о том, что его настоящая жертва вернулась, уже достаточно давно. Впрочем, почему к нему возвращался этот одинокий человек, он вполне понимал. Ведь Рицка сам впускал его. Школа… Полнейшая тоска. Все поздравляли его с возвращением без вести пропавшего брата. Приходилось делать вид, что все нормально. Все просто замечательно, верно ведь? Такая радость в похожих семьях случается редко. Но сил изображать счастье не было, и получалось несколько натянуто. Они все равно и раньше считали его странным. Без разницы. Юйко выглядела несколько встревожено, но с расспросами не лезла. И то хорошо. Рицка впервые понял, насколько все-таки одинок. Обидно, но доверять, как оказалось, это в первую очередь больно. Реальность, что окружала его эти годы, будто рушилась, начиная с азов. Он не мог уразуметь, как настолько близкий человек вообще может быть способен на подобное. Ведь Сеймей – даже после смерти – всегда был его опорой. Солнцем, мысли о котором грели в худшую минуту, когда, казалось бы, нечему улыбнуться… Грань… Его грань, он явно ее переступал сейчас. Голова просто раскалывалась на миллионы кусочков. Для матери он теперь, когда появился брат, не был необходим. Рицка сам так решил. Конечно, ведь ее дорогой Сеймей, помощник, который никогда не становился кем-то чужим, снова с ней, рядом. С ним она не будет вести себя… Так. А сам Рицка – он ведь не ее Рицка. Так что она сможет жить дальше – без ежедневных расстройств, не ломая себя. Ей так будет даже лучше, наверняка. А быть рядом с Сеймеем – таким родным, таким чужим – было слишком… Просто слишком. Слышать его слова и улыбки – и не верить, не верить, не верить… Тогда ребенок решил не быть больше. Вообще. Нигде и никогда. Ведь не быть это так просто. Он большую часть жизни не был и знал, что это совсем не страшно. Рицке повезло. В тот момент от этой идеи его отговорило белое лицо человека, который всегда недоговаривал и врал, доводив этим до бешенства. Он выводил из себя своими улыбками и лживой прямолинейностью... А сейчас был похож на кого угодно, но только не на себя. Возможно, Соби впервые был так предельно честен. Возможно, потому что он не говорит об этом и слова – ведь слова лгут. И только ради него еще хотелось жить. Просто вспоминая свое состояние немногим раньше. Быть настолько необходимым Соби. Понимая, что не остался один, обманутый и брошенный. Что таких их, как минимум, двое, и они могут держаться друг за друга, если нужно и пока возможно, не оглядываясь ни на кого. Не все еще смылось штормом, не все перевернуто вверх дном в этой неправильной вселенной. Соби выглядел настолько угнетенным, что Рицке было страшно уходить в школу. Эти вялые попытки улыбнуться... Стекающие по щекам слезы были бы менее выразительными. От вида этих попыток держать лицо у Рицки сжималось сердце. Поэтому он не сопротивлялся, когда его провели домой, и когда взрослый без промедления залез через балкон. Хотя было еще достаточно светло. Соби сел у кровати и замер. Рицке было жаль, что он не может помочь. Ведь так хотелось. Так хотелось вновь увидеть лукавую искру в глазах, и чтобы без этой задумчивой пустоты. Да хоть бы это дурацкое «я тебя люблю». Что угодно. Скрыть от этого всего, защитить его душу от боли. Защитить от всех и вся. Защитить… А ведь защита - прерогатива бойцов. Он бросил еще один взгляд на Соби. Тот сидел, такой неуловимо хрупкий... Будто фарфоровая фигурка с обрезанными нитками. Где же ты, кукловод? Нет, хватит кукловодов. Пускай оставят его, наконец, в покое и уберут свои руки от крестов. Рицка отложил домашнюю работу и сел рядом с Соби. Это не может так продолжаться. Он не мог понять, почему, но видел, что бойцу куда хуже, чем ему. Кем ему был Сеймей? Вопрос, которого Рицка избегал на протяжении всего времени знакомства. Вопрос, пробуждающий эмоции, которым он еще не нашел названия. Но это неважно. Эти чувства – они легко дали понять, как же на самом деле этот взрослый важен ему. А значит - в этот раз Рицка должен помочь. Как может. Рицке подумалось, что Агацуме бы, и вправду, бойца себе найти, а не жертву. Чтоб заботился и оберегал. Чтобы у него был кто-то, для кого он будет всем миром. И что он был бы рад оказаться этим бойцом. Мальчишка вздрогнул, подняв голову, которая как-то незаметно оказалась на плече соседа. Да нет, все так. Он действительно хотел этого. Это желание было даже сильнее обиды и пустоты, что закрепилась в душе после появления Сеймея. Будто это было важнее, чем вся ситуация в целом. Будто это было именно тем, что принесет в его жизнь порядок и покой. Ему определенно нужно выспаться. И Соби, наверное, тоже. Слово «школа» явно было от слова «скука». И пускай они звучат абсолютно по-разному, суть одна и та же. В этом месте невозможно было сконцентрировать внимание на предмете. Все равно все будут задавать вопросы, ответы на которые чаще всего надо подготовить дома. Конкретно Рицка именно это и сделал, проблема лишь в том, что весь класс почему-то решил, что тема слишком сложная и требует дополнительного обсуждения с преподавателем. Поэтому Рицке ничего не оставалось, как думать о чем-то своем. Он недоумевал – неужели настоящий Рицка тоже был таким? Как двое с одинаковым телом могли быть столь разными? Голова кружилась просто неимоверно. Вчера, как и ночь до этого, ему снова не удалось заснуть. В потоке мыслей всплыло воспоминание о том, что изначально никто не мог сказать, боец он или жертва. И пускай Семь Лун упорно говорили, что у них есть боец Loveless, они все равно ведь просто лгали. Почему же он не может оказаться бойцом?.. Стоп. Даже если все плохо, не стоит думать глупости. Ведь он уже сражался как жертва, пускай и совершенно аховая. И Соби – боец. Это подтвердит каждый, кто знает про одну из сильнейших пар – Beloved – и глянет ему на шею. Обладатель этой метки никак не может быть жертвой. Хвост заметался от злобы. Ну, как можно так безответственно относиться к чужим жизням? Он никогда не видел в брате столько циничного эгоизма. Будто нет для него ничего запретного. Будто можно делать все, что в голову взбредет, совершенно не считаясь с другими людьми. Хотя, если вспомнить, что-то такое все-таки проскальзывало, и Рицка понимал, что тогда он просто не хотел думать об этом. И имя это его липовое. Болит, наверное, раз шрам такой глубокий и регулярно кровоточит, да еще и на столь чувствительном месте... Снова это щемящее чувство. Рицка мысленно ухватился за него всеми лапами и хвостом. А оно говорило, что нужно немедленно спасать Соби от этой жизни, во что бы то ни стало. Ведь кто еще за ним присмотрит? Он не способен отвечать за себя сам, никогда о себе не задумывается, глупый Соби! В глазах продолжало плыть. Спа-ать. Спа-а-ать. Ну, почему на уроках нельзя спать Потому что это школа. Школа – это заведение для набора одинаково примитивных личностей и впихивания в их не обремененные заботами головы разных очень нужных знаний. Как же Рицка хотел бы быть таким же, как они. Так же, как понимал, что это иллюзия. Эти мечты. Он никогда не был похож на них. По крайней мере, на своей памяти. Этот прежний Рицка – у него было все. Брат, мать, беззаботное детство и право на глупость. Он ему почти завидовал, этому прежнему Рицке. За одной крошечной деталью. Почему-то ему казалось, что у того Рицки никогда бы не было Соби. Боец Аояги Сеймея... Ведь это тоже ложь, имя появилось неестественно. А кто сказал, что в Семи Лунах не могли ошибиться? Что вдруг Соби и вправду не боец? Что, если он должен принадлежать Агацуме? Рицка вздрогнул вновь. Мысль была приятной, но какой-то извращенной. И вообще, что за бред. Надо закрыть окно, в комнате уже стоял колотун. Три тридцать. Который день бессонницы, а Соби все сидит, белый и прекрасный, вновь подумалось – насколько похож на фарфоровую куклу. Которую ставили, как хотели и куда считали нужным. Чего он боится? Как его уберечь от этого? Почему Рицку это так волнует? Нет, что за глупый вопрос. Любой порядочный человек, увидев его в таком состоянии, так же приложил бы максимум усилий, чтобы помочь. Он не делает абсолютно ничего особенного. Волосы привычно прикрывали слегка порозовевшие щеки, но уши и хвост крыть было нечем, а они выдавали «с потрохами». Но, скосив глаза на единственного постороннего человека в этой комнате, он быстро забыл все свои спутанные сомнения. Обычно Рицка воспринимал подобные фразы как преувеличения, но в данный момент он начал понимать истинное значение выражения «смотреть больно». Он не понимал, что будет делать сейчас. Но и не делать ничего тоже не мог. Каждое движение человека напротив, каждый взгляд – будто ковырнули ножом где-то там внутри. Рицка не хотел, чтобы было так. Не хотел, чтобы с дорогим ему человеком случалось подобное. Вообще, никогда в жизни. Рицка готов был сделать что угодно, чтобы прекратить этот фарс. Внутри будто горел какой-то неясный, упрямый огонь, вырывающийся наружу. Он придавал уверенности, будто говоря – «ты все делаешь правильно, иного пути нет». Мальчик не знал, что он делает. И уж наверняка не знал, что из этого выйдет. Но все это не имело значения. Рицка обязан был хотя бы попробовать. Ради последнего близкого человека. Нет. Ради человека, дороже которого он в этот момент представить не может. И пускай надежда даст сил. Опуститься рядом на колени. Обхватить руками лицо, отогнать неуместные мысли о смущении, и сказать недавно навязанное и заевшее в мозгу ''Ты - мой'', а так необходимое сейчас ''Я принадлежу только тебе''. Глаза сидящего округляются, но тот не находит слов. - Ну же, Соби, приказывай. - ...Я не понимаю, о чем ты. Впервые за все время хоть какое-то движение. Хоть какая-то эмоция. Удивление. Приятно. - Ты чувствуешь то же, что и я, Соби. Не можешь не чувствовать. Но твои слова будут значить куда больше, чем мои. Ты сам знаешь почему. Если Соби действительно был из фарфора, то давно бы разбился от бешеной дроби своего сердца. Не разрывать взгляда, не давать шанса на ошибку. - Ну же! Решайся! Приказывай!.. Сглотнул. -... Прошу тебя. Он никогда не мог противостоять этим глазам. - Улыбнись, мой боец. Широкая улыбка. - Да, мой... Продолжение фразы потонуло в легком вскрике и вопле боли, звучащем, пока разум не заволокла тьма. Стук кулаками в дверь и рассерженные крики за ней не могли отвлечь. Промывая и забинтовывая, Соби, будто заколдованный, глядел на порезы на шее любимого человечка, веря и не веря в их реальность. Ветви розы и надпись. Loveless. И не мог дождаться момента, когда сможет удостовериться в наличии аналогичного и у себя. Рицка не мог понять, что с ним произошло. Почему он так слаб, что не получается подняться? И горло как-то странно болит. Мать? Маловероятно, ведь с приходом Сеймея она ожидаемо начала напоминать прежнюю себя, а младший держался на дистанции от брата. От чего же?.. Что вчера было?.. – Очнулся, Рицка? Перед глазами внезапно появилось лицо Соби. Поначалу мальчик не мог понять, в чем дело, вроде же привычное выражение лица… но тут же до него дошло, что именно в этом и дело. Он выглядит привычно – взволнованный, смотрит прямо в глаза и будто бы еще глубже, заставляя почувствовать себя неуютно. Мальчик смущенно перевел взгляд ниже и забыл, что вообще хотел сказать или ответить. Шея Соби не была забинтована как обычно, открывая кожу со шрамом. Но ошарашило его совсем не это. Сам шрам. Он был очень похож на прежний, но отнюдь не идентичен. Надпись. Невероятно, невозможно, невообразимо, но… Рицка видел в ветвях розы свое имя. Наше имя.