Ночная смена

Усталый вздох. Тихий шелест бумаг. Кабинет погружен в ночную темноту. Лишь свет настольной лампы вылавливает из мрака неясные тени и очертания. Его это не волнует. Главное, что она освещает бумаги, для всего остального существуют очки. Но, спустя несколько часов неподвижного труда, даже они становятся обузой. Он снимает их, кладет на стол и сжимает пальцами переносицу. За зажмуренными веками расцветают яркие алые всполохи, почти сразу обретающие смазанную, но хорошо узнаваемую форму. На несколько мгновений все вокруг замирает, и лишь размеренное тиканье часов нарушает безмолвие. Он отнимает руки от лица. Вновь вздыхает. Взгляд зелёных глаз скользит к наручным часам. Половина четвертого утра. Скоро рассвет. Окна кабинета выходят на восток – он первым должен узнать о начале нового дня. Его взгляд вновь скользит к куче отчетов, сваленных на столе. Он – начальник, ужасный босс, одновременно гроза и опора своих подчиненных. Вот только сам с собой разобраться не может, предпочитая забыться в страстных объятиях работы. Громкий цокот высоких каблуков он слышит издалека. Не потому, что их владелец так жаждет быть услышанным, нет, просто в такой оглушающей тишине даже шорох пишущей ручки, кажется, слышен в соседнем кабинете. Как только его уха касаются эти звуки, он не вздрагивает, даже не поднимает голову, лишь взгляд – не удивленный, нет, скорее уставший и чуть раздраженный – скользит к открытому блокноту. Как он мог забыть. А цокот все приближается. Ему даже кажется, что он может различить шорох чужой одежды и почувствовать терпкий запах женских духов. Однако, поймав себя на этой мысли, он одергивается и возвращается к бумагам. Не время отвлекаться. Наконец, чужие шаги достигают его двери и замирают. Несколько мгновений тишины – и еле слышный скрип. Ему не нужно поднимать голову, чтобы знать, что в этот момент безмолвие его кабинета нарушено одной маленькой деталью – дверная ручка тихо опускается, еле заметное давление с другой стороны. Дверь не поддается. Ручка возвращается в прежнее положение. По ту сторону двери раздается тихий вздох. Оглушительно громкий шорох разрывает тишину, словно кто-то настойчиво провел тканью по стене. Смешок и тихий, хриплый голос. - Уилли? Его рука даже не дергается – он продолжает сверять отчеты, не отвлекаясь ни на мгновение. За дверью вновь слышится шорох, затем глухой звук, с которым на пол опускается обувь. Вновь шорох, и на мгновение перед его внутренним взором предстает его ночной посетитель, сидящий на полу, оперевшийся о дверь и обнимающий подтянутые к груди худые колени. Но он моргает, убирая ненужное видение, так мешающее сейчас сосредоточиться на бумагах. - Я знаю ты там. Ты всегда там. Сидишь круглосуточно в своем кабинете, не показываясь никому на глаза. Пауза. Тихий вздох. - Ты хоть знаешь, как это тяжело? Каждый раз я даже не знаю с чего начать. Я словно разговариваю со стенкой. Знаешь, мне кажется, мы с ней сблизились за все это время. Смешок, в котором явственно слышатся истеричные нотки. Несколько мгновений тишины. - Я видел тебя сегодня. И Алан, кажется, тоже. Тогда, после обеда. Эрик тогда ещё рассказывал, какую огромную змею видел, когда спускался вниз. Нужно было видеть возмущенное лицо Рона – он так хотел отправиться на то дело, но вместо этого ему выпала очередная уличная потасовка. Я видел, ты даже остановился у двери – конечно, когда Слингби начинает что-то рассказывать, сложно не поддаться его обаянию. В голосе явно слышатся мягкие нотки – говоривший улыбался. - У них все хорошо, кстати. Нокс, правда, вчера расстался с девушкой, но не думаю, что его это особо беспокоит – кажется, Мисси из отдела кадров согласилась пойти с ним на свидание в пятницу. Он так хвастался тем, что смог раздобыть столик в «Премии». Помнишь, мы были там когда-то? Ты ещё жутко злился на медлительного официанта, который то и дело на меня заглядывался… А ведь я не отпускал твою руку, даже когда этот несчастный от волнения разлил вино на столе. Оно было красное – ты любил этот цвет. Вздох. Ручка, не сбиваясь, скользит по бумаге. Непрестанное тиканье стрелок. - Я видел тебя. Знаю, я повторяюсь, но… Ты никак не выходишь у меня из головы. Всего лишь несколько мгновений – а я уже думаю об этом весь день. Думал, тебя никто не увидит, да? Пора было привыкнуть, Уилли, я чувствую тебя. Называй это интуицией, телепатией, идиотизмом, как хочешь. Но внутри меня все сжимается, когда ты рядом – прямо как тогда, в первый раз, на мосту. Голос становится все тише и тише, переходя на тихий шепот. Но он слышит все, до самого последнего выдоха. - Я все ещё помню. Как ты обнимал меня – словно боялся, что я вот-вот исчезну. Словно я – самое драгоценное сокровище. Словно ты никогда меня не отпустишь. А твои губы? Боже, Уилли, я до сих пор помню вкус твоих губ. Я был уверен, что это все сон… Голос внезапно подскакивает чересчур высоко и тут же срывается. Несколько мгновений. Громкие, судорожные вдохи и выдохи. Внезапно резкий, громкий одиночный стук в дверь. Он лишь вздыхает и открывает новую папку, выискивая среди бумаг нужную подпись, в то время как хриплые вздохи за дверью сменяются громким голосом. - Черт возьми, Уильям! Ты не заставишь меня поверить в то, что это был сон! – ещё один удар, - Ты любил меня, будь ты проклят, любил! Я помню твои взгляды, я помню твои слова. Ты обещал, что это будет навечно. Ты клялся, что никогда не оставишь меня. И что я получил? Что мы оба получили? Вот уже две недели я разговариваю со стенкой, а ты даже носа не показываешь из своего кабинета! Громкий, надрывный, истерический смех. Глухой стук, словно в противоположную стену с размаху что-то кинули. - Ты же никогда не лжешь, ты же, черт возьми, начальник до мозга костей. Так прими ответственность с достоинством, прекрати убегать и прятаться, словно потерянная уличная шавка. Он берется за ручку кружки с давно остывшим кофе, не отрывая взгляда от нужного столбца, отпивает и затем ставит чашку обратно. Чересчур громко. Ещё один смешок из-за двери. - Злишься. Знаю, что злишься, понимаешь же, что я прав. Знаю, что не забудешь просто так, сколько бы ни отрицал и ни прятался за этой дверью. Так прекрати это сейчас, к чему тянуть время? Выйди, наконец, из своей конуры, прими реальность. Я хочу увидеть твои глаза, я хочу посмотреть в них, я хочу доказать тебе, что ты – последний дурак. Его губы на мгновение искажает усмешка, пока взгляд скользит по строчкам. Тишина за дверью затягивается, пока, наконец, не раздается едва слышное «Прости». Пауза и вновь шорох. - Уилл, я люблю тебя. Я говорил, что готов прожить вечность, но только если рядом будешь ты. Не оставляй меня одного. Я не переживу это одиночество, Уилли. Знаешь, почему я так достаю тебя ночами? Потому что мне страшно возвращаться в пустую квартиру, ложиться в холодную кровать и всю ночь не спать, ожидая, что ты вот-вот появишься. Шорох. Чьи-то руки ещё крепче сжимают собственные колени, утыкаясь в них искаженным лицом. - Я совершил ошибку. Я не буду в сотый раз повторять тебе, насколько мне жаль – все равно ты не поверишь. Не буду доказывать, что я был пьян или не хотел этого делать. Я хотел, правда, и я сам не знаю зачем, но… Уилли, ничего не было. Мы ничего не успели сделать. Он ничего не успел сделать… И дело не только в том, что ты нас увидел, просто… Просто, я понял, что не хочу этого. Мне никто кроме тебя не нужен, Уильям. Не лишай меня жизни. Не заставляй всю вечность расплачиваться за одно неосторожное движение. Я люблю только тебя. Его голос то и дело срывается, то чересчур подскакивая, то опускаясь до шепота. Впервые за все это время он отвлекается. Замирает на несколько мгновений, словно что-то внутри, наконец, дрогнуло, но спустя несколько мгновений, точно отсчитанных секундной стрелкой, он возвращается к работе. На этот раз голос затихает надолго. Из-за двери не раздается ни звука, лишь изредка тихий шелест поправляемых волос или чересчур хриплый выдох. Небо за окном начинает светлеть. - Знаешь, Эрик и Алан решили жить вместе. На днях Слингби уже будет перевозить вещи. Мне кажется, они подходят друг другу. Они выдержат все. Они пройдут через то, на чем мы споткнулись. Я верю в это, хотя, наверное, глупо сейчас говорить о таком. Голос хриплый, тихий, бесчувственный. Вновь громкий шорох, спустя несколько секунд – глухой стук, а через несколько мгновений ещё один. Звук скользящей по ткани ладони. - Выйди, прошу. Не ради меня, но ради них. Мы все тебя ждем, каким бы садистским начальником ты ни был. Они всегда прощаются с тобой, когда уходят по домам – думаю, ты слышишь. И молчишь. Словно умер там, в своих четырех стенах. Пауза. - Я жду тебя, Уилл. Каждую секунду жду. Каждый вечер готовлю ужин, хотя кроме кофе я уже ничего не могу есть. Для тебя. Завариваю чай, зеленый, как ты любишь. Я все сделаю, только прошу, вернись. Я люблю тебя, Уильям. Пару мгновений тишины и тихий скрежет, словно кто-то провел ногтями по двери. Облака на горизонте уже горят, словно край неба подожгли. Такой восхитительно алый цвет. Но он его не видит, повернутый спиной к огромному окну – лишь отблески рассвета касаются его кабинета. С недавних пор он ненавидит красный. Стук раздается вновь, но на этот раз не одиночный. Цокот высоких каблуков стихает в конце коридора. Его лицо все так же беспристрастно, уверенный взгляд скользит по бумагам – он взялся за проверку отчетов всех предыдущих лет – под яркими зелеными глазами залегли тени. Внезапно он поворачивает голову, чуть рассеянный взгляд скользит по столу. Он усиленно пытается вспомнить, почему решил отвлечься от бумаг, и на глаза попадается чашка. Остывший кофе. Он откидывается на спинку кресла, несколько раз моргает, приводит мысли в порядок. Берет в руки чашку, встает и направляется к автомату, стоящему тут же в кабинете. Пока греется вода, он ополаскивает чашку в небольшой раковине в углу. На мгновение его взгляд касается пейзажа за окном. Взгляд становится напряженным, он отворачивается. Едва чашка наполняется горячим, ароматным кофе, он идет к столу. Несколько секунд стоит – в последнее время стоячее положение становится для него роскошью. Окинув взглядом стол, он разворачивается к шкафу. Достает новые папки и, быстро просмотрев их, кладет рядом с уже проверенными бумагами. В это время из здания выходит ещё один сотрудник. Алое, легкое пальто не спасает от утренней изморози, и он ёжится. Крепче прижимает к груди руки, надеясь, что это остановит неконтролируемую дрожь, сотрясающую все его тело. Длинные, красные волосы, которые всегда были его достоинством и радостью, сейчас лезут в лицо, обвивают стройное тело, не противясь назойливому ветру. - Могу я предложить вам куртку? – сзади подходит охранник, которому сотрудник несколько минут назад сдал смену. Диспетчер поправляет очки и оборачивается. На его лице уже играет широкая, игривая улыбка. - Ну, что вы, не стоит. Я ненадолго, туда и обратно, даже замерзнуть не успею. Он произносит это кокетливым, фальшивым голосом. Охранник неуверенно кивает, в то время как диспетчер отворачивается. Уголки его губ опускаются, он хмурится, еще сильнее закутываясь в пальто, и уверенным шагом направляется дальше по улице. Лучи солнца падают на деревья. До начала рабочего дня час, он ещё успеет выпить кофе и приготовить чашку зеленого чая.