Память имеет свойство стирать любую эмоцию, даже самую сильную. То, от чего, кажется, ты сейчас погибнешь, с течением месяцев и лет становиться всё менее и менее значительным. Сильный страх в прошлом уступает сиюминутному волнению в настоящем, жгучая любовь – мимолетной симпатии, полная апатия – недовольству собой.
Так же происходит и с людьми. Тот, с кем, казалось бы, ты никогда не расстанешься, отдаляется со временем, ты болезненно это переживаешь. Но память стирает, а гордость подгоняет жалящим хлыстом.
Так было со всеми, но не с тобой. Ты думаешь, я вдруг взглянул на тебя и влюбился? Ну неее-ет, так влюбляется кто угодно, но не я. Моя эмоция возрастала мерно, пробиваясь внутри души, как цветы через асфальт. Я пытался заглушить её чем угодно, я бил тебя, обижал, уезжал, насмехался над тобой, высекал побеги симпатии под корень.
Но они оказались сильнее. Ты думаешь, это было легко? Ежедневная боль. Потому что асфальту тоже больно, когда его разрывают побеги.
Оо, никто меня не занимал так, как ты. Обычно я переваривал и расставлял по полочкам людей за неделю-две того, как наблюдал за ними. Не обольщайся: ты не была загадкой, в тебе не было какого-то скрытого потенциала.
Поэтому, черт возьми, я до сих пор не могу понять: откуда же в тебе такая сила?
Ты и Тсунаеши были чуть ли не кандидатами в отбойник в этом мире, а в итоге вы имеете чудовищную мощь и крепчайшие стержни душ.
Это удивительно. Все твои качества просты и понятны, но они образуют гармоничный синтез.
Но я думал, что не должен любить – это было слабостью с моей стороны. Я никак не принимал это. Я боролся с собой. В мой идеальный мир вдруг вторглись цветы посреди асфальта. О-о, ты не представляешь, что я готов был с тобой сделать, лишь бы тебя не видеть. Я старался не пересекаться с тобой из-за этого. Я насмехался над тобой жестоко и жёстко, над твоим телом, характером, умом – всем.
Но у тебя не женский характер. Я не знаю, чей. Мальчишеский? Чёрт разберёт. У тебя характер молодого дерева: ты выстояла. Удивительно, но ты выстояла!
В моём мире ты была расценена как самая глупая, слабая и с ужасно банальной внешностью и характером.
Но это и было самое страшное. Дав такое огромное количество негативных характеристик, я заведомо выделил тебя.
Нравятся нам те, кто не нравится.
Если остальные лежат штабелями на стеклянных полках, разобранные или просто неинтересные, то ты сидела в тёмном углу моего мира, и я бросался в тебя гранатами.
Ты вызывала у меня напряжение, раздражение, а после же – чистое бешенство. Дальше добавилась примесь цианисто-синей боли, и я поутих. Я пытался справиться.
Симпатия к тебе не была роковой страстью, или нежной эмоцией скрытного мальчика, или даром небес… Это была просто эмоция, и я смог бы с ней справиться, если бы захотел. Но настал момент, когда я не захотел. Сначала – подсознательно, потом – вполне осознанно. Привыкал я к этой мысли, что в моём идеально устеленном асфальте пробились цветы, я где-то почти год. Ну, это как привыкнуть ходить с инородным чем-то в теле. А цветы разрастались.
Потом я стеснялся. Ты меня чуть этим не убила, ей Богу. Слабость для Кёи – не позволительно!
Я истязал себя за это бесчисленными тренировками, дрался до того, пока не становился весь залитый кровью. Я сражался один против десяти, пятнадцати человек. Инородная любовь болела и цвела пышно, размашисто, ярко. Рядом с ней произрастал чёрный, тёмно-фиолетовый и тёмно-синий космический страх. Ты боялась меня, потому что я дрался. Я боялся тебя просто так.
Но потом я привык. Когда мне все надоедали, или что-то не получалось, или я опять же боялся — тебя! – я уходил и зарывался в цветы симпатии к тебе же. И мне легчало. Хотя рядом, тут же, на тонких ножках покачивались пышные хризантемы страха.
Я привык. Но потом я не понимал, почему это не ответно. Почему в тебе нет таких же цветов? Я готов был загрызть любого парня, с которым ты хоть словом перекинулась. Ну. Чего греха таить – и такое бывало. Тех, кто тебя обидел или толкнул, я избивал.
Такая банальщина. Я удивлялся, как мой мир, изолированный от других, мог быть настолько банальным. Те пару месяцев я зверел, правда зверел. Мне страшно было показаться на улице, потому что я готов был перебить всех особей мужского пола на ней, чтоб не смотрели на тебя. Не то, чтобы пугало – тревожило.
Но цветы росли всё мощнее. И вскоре это стало приносить спокойствие. Когда я видел тебя, внутри точно что-то происходило, будто они распускались светлее, яснее и чище.
Все эти цветы – жестокие, с чёрными отметинами на концах листков. Они щурились на меня и насмехались над тем, как я слаб и беспомощен, те два месяца.
Но потом всё поменялось. Говорю же: когда я тебя видел, они наполнялись небесными, чистыми цветами, яркими, пышными, буйными цветами земли.
Это всё потому, что один очень хороший, уникальный человек (я единственному ему рассказал эту тайну) сказал, что ты будешь ненавидеть меня, если узнаешь, что из-за тебя страдали люди. И ещё он мне сказал, что секрет тебя и Тсунаёши в вашей доброте.
И я понял: да. У вас доброта не беспомощная такая, не показушная, она вшита в вас и адаптирована под вас. Но учитель говорил, что истинная доброта вся такая, и что мне надо ближе присмотреться к людям. На самом деле в каждом из вас оказался стальной стержень. Но можешь не расслабляться: слабость я тебе не спущу с рук.
И сейчас я готов сказать, что буду любить тебя теперь всегда. Мне всё равно, ответишь ты, или нет – я своего добьюсь. Нет, понимаешь, мне правда всё равно: даже если и не добьюсь, я буду любить тебя. Это приносит истинное успокоение, хоть я понять не могу, почему.
Как ни удивительно, я уже симпатизировал на своём веку девушке, и не одной. Плюс с возрастом мне пришлось стать увереннее в этом плане, и ты ещё посмотришь, какой я буду, когда стану старше.
Прямо-таки Казанова, чёрт возьми. Но эту одну эмоцию перебить не могло ничто. Вот ничто, ей Богу. Я не использую и не люблю слова типа «дружба \любовь навсегда», и меня раздражают подобные признания, надписи и прочее. Только деревья и асфальт портят, потому что я проверял. Потому что 19 из 20 таких пар расстаётся максимум через год.
Но, ты знаешь, я из десятилетнего будущего, в котором мы были относительно недавно, написал себе прошлому письмо.
Там было написано много и о всяком, но в частности:
«Те цветы, что ты пытался уничтожить когда-то, мой милый друг из десятилетнего прошлого, не погибли. Знаешь ли, деревья растут долго. Так вот, эти ростки слились вместе, выгнали и превратились в высокое сильное молодое цветущее дерево. Я никогда не гарантировал себе, что оно не засохнет. Но, знаешь, деревья и умирают долго: на это понадобится ещё 10 лет, если не 20. В общем, это всё, что я хотел тебе сказать.
И, да. Можешь расслабиться. Нынешний я жутко уверенный самодовольный сноб.
В общем, то, что ты и хотел.
Искренне твой,
Кёя десять лет спустя
»
Это трудно объяснить. Я перелопатил тонны книжек про любовь, но не нашёл нужного слова. Эта простая истина понятная мне, но объяснить трудно. Эмоция – точнее, чувство уже — к тебе так необычно, поэтому так сильно. Я никогда не любил тебя как брошенный и несчастный, никогда не любил тебя, думая о том, что у меня в голове небо, никогда не жалел о том, что был с какой-то другой девушкой, никогда при ней не упоминал тебя и не рассказывал, какая же ты замечательная, и какой же я идиот, никогда не говорил, резко остановившись, своему заместителю: «Черт, а я всё-таки люблю её».
Любовь к тебе не была похожа ни на что другое. Ты была обычная, но с чем-то внутри, не знаю уж, данным от природы, выработанным тобой, что можно было прощупать пальцами, и оно было великолепно. Это не было предназначение или что. Это ты сама так захотела. Это твой выбор был, что ли.
И любовь к тебе нельзя было описать никаким из великолепных красивых трагичных эпитетов, но она была одним из мощнейших ощущений, что я когда-либо испытывал. А, поверь, чем более скрытен и чёрств человек, тем сильнее его привязанности.
Я не могу сказать, что буду любить тебя всегда, но я любил тебя на протяжении тех десяти лет, и вот, когда мы вернулись, люблю ещё 3 года.
Сейчас у меня стадия «ревность или успокоение», как повезёт.
Раньше я наговорил тебе ужасно много гадостей. Знай: это неправда. Может, ты не была уникальной, но ты ей стала. Это удивительно – столько времени сидеть в тёмном углу моего мира, избитой, оплеванной, и выйти, держа свет в руках.
Но не расслабляйся, нет. Прочитав это, выбрось из головы, сожги или порви.
Хотя, я не уверен, что это будет иметь вообще какое-то значение для тебя, кроме оттенка мести и самодовольства: ты меня терпеть не можешь, и вполне ясно, почему.
Может, это банально, но меня это не волнует: я буду рад, если даже подобные эмоции доставят тебе радость. Сегодня у меня такое настроение, так что я буду рад. Можешь гордиться: ты даже немного укротила меня, что ли. И на данный момент мне стыдно это признать, но я в 25 лет жил с этим осознанием, и это никак не умаляло моей силы. Не знаю, как умудрялся. Сейчас это раздражает, правда. Но это никоим образом не выпад в твою сторону.
Искренне твой,
Хибари Кёя
