Часть 1
12 января 2015 г. в 02:43
Летний дождь все равно холодный. А может, мне так кажется, потому что я уже достаточно давно сижу прямо под дождем в поле в двух шагах от деревни. Шорты и светло-голубая майка на мне уже насквозь мокрые, как и распущенные волосы. На ресницах застыли капли — не поймешь, то ли дождевые, то ли вода лилась из глаз.
Налетает свежий ветер, приносит с собой холодное дыхание дождя. Кожа покрывается мурашками, я дрожу, но не хочу идти домой. В голове мелькает ленивая мысль о том, что, чем дольше меня не будет, тем сильнее потом будет ругаться мать. Она не понимает, что порой я нуждаюсь в глотке свободы от всего и всех, даже если эта свобода продлится всего один дождь. Никто не гуляет под дождем, тем более без зонта, и бесполезно доказывать, что мне так нравится. Для мамы правила есть правила, а я никогда их не любила. Пусть орет, пусть ругается. Не привыкать.
Плюхаюсь на мокрую траву, смотрю в высокое, затянутое хмурыми тучами небо. Капли покрывают лицо. Я закрываю глаза и под успокаивающий нервы шум дождя в который раз предаюсь мыслям о нем. Я люблю фантазировать о том, чем он мог бы заниматься прямо сейчас. Наверное, он сейчас у себя дома в Москве, курит на балконе, смотрит куда-то сквозь пелену дождя и видит что-то, доступное ему одному. А может, пьет чай на кухне, болтает ни о чем с домашними. Или в студии записывает новую песню. Или едет куда-то в машине. Где бы он ни был, все равно он бесконечно далек от меня. И так будет всегда.
— Эй, у тебя все в порядке? — услышав над головой мужской голос, который почему-то кажется мне знакомым, я подскакиваю, резко сажусь и открываю глаза. Сердце останавливается и пропускает несколько ударов, когда я узнаю стоящего передо мной человека.
«Не может этого быть! Так не бывает!» — вихрем проносится в голове, но все вокруг слишком реально, чтобы оказаться просто сном. И все же я смотрю, смотрю и не верю своим глазам.
Передо мной стоит мужчина в свободных вытертых джинсах и черной футболке. В одной руке у него обычный полиэтиленовый пакет, судя по всему, с продуктами, в другой — зонтик. Лицо его прорезано глубокими морщинами, впрочем, ничуть его не портящими. На вид мужчине лет пятьдесят. Волосы серебристо-седые, а в глазах орехового цвета видны спокойствие и мудрость. Его лицо знакомо мне до боли.
— Вижу, вижу, узнала. По глазам вижу, — усмехнулся Константин Кинчев. — Ты почему тут одна? В такую погоду надо сидеть дома.
— Я… я просто гуляю, — пролепетала я.
— Под дождем? Без зонта? Лежа на земле? — удивленно приподнял брови музыкант.
— Да.
Он помолчал.
— Твои родители знают, что ты здесь?
— Догадываются, — уклончиво ответила я и махнула рукой в сторону деревни: — Я живу тут неподалеку. А Вы…
— У меня тут дача около речки. Я сейчас на отдыхе. Пойдем ко мне, простудишься, — Кинчев протягивает мне руку, помогая подняться. Ладонь у него сухая и теплая. Я встаю и, не отрываясь, смотрю на своего любимого, все еще не в силах поверить. Не бывает таких совпадений. Может, я ударилась головой об камень, и он — лишь галлюцинация? Даже если так, это лучше, чем реальность.
Он оглядывает меня с головы до ног (становится нестерпимо стыдно. Ну и вид у меня, должно быть…) и спрашивает:
— Как тебя зовут?
Я мысленно обругиваю себя за то, что забыла о хороших манерах, и представляюсь.
— Думаю, мне нет нужды представляться, — улыбается он, и я робко улыбаюсь в ответ. Мы идем по раскисшей от дождя дороге до самой речки, где на всхолмье стоит красивый бревенчатый дом с красной черепичной крышей. Сад у Кинчева большой, тут и там разбиты цветочные клумбы, среди кустов спряталась белая деревянная скамейка. Он приглашает меня в дом. Там очень уютно: в гостиной — мягкий темный ковер, пейзажи на стенах и камин, просторная терраса с креслом-качалкой и круглым кофейным столиком, на кухне большие окна со светлыми занавесками. Подумать только, я в гостях у Константина Кинчева! Сейчас бы сотни алисаманов обзавидовались…
Я застываю на пороге кухни, оглядываюсь по сторонам. В этом доме мне интересна каждая деталь. Костя ставит чайник, выкладывает продукты из пакета в холодильник, дружелюбно кивает мне:
— Проходи в ванную, примешь душ, согреешься. На стиральной машине полотенце и моя одежда. Надень пока ее, а свою оставь за дверью, я повешу сушиться.
— Спасибо, Вы так добры, — я захлебываюсь благодарностью так, что не могу выдавить из себя больше ни слова. Костя лишь машет на меня рукой и улыбается. Я иду в душ и согреваюсь под теплыми струями.
«С ума сойти, — думаю я. — Я в гостях у Константина Кинчева! Боже, какой он добрый, пустил к себе в дом, даже одежду свою дал… Надеюсь, он не подумал, что я бездомная… Нет, таких совпадений не бывает. Это знак свыше, поэтому я должна сказать ему все. Другой возможности не будет. Если я ему не признаюсь, то всю оставшуюся жизнь буду жалеть».
Приняв решение, я вылезаю из душа и насухо вытираюсь. Хорошо хоть, что мое белье осталось сухим. Синие шорты и белая футболка Кинчева висели на мне мешком, но я с наслаждением закуталась в них, надеясь почувствовать его запах. Я была одета в вещи, которые прилегали к его телу, и из-за этого в груди возникало какое-то особенное теплое чувство. Отбросив влажные волосы за спину, я вышла из ванной с сильно колотящимся сердцем.
Ни в гостиной, ни на кухне Кости не было. Прохладные деревянные половицы поскрипывают под моими ногами. Видимо, музыкант услышал этот звук, потому что он с терассы доносится его голос: «Я здесь!».
Когда мой любимый позвал меня по имени, по телу словно пробежали электрические искры. Он сидел на широких ступеньках крыльца под крышей и прихлебывал чай из чашки. Рядом прямо на ступеньках стояли еще одна чашка и ваза с фруктами и печеньем. Услышав мои шаги, Кинчев, не оборачиваясь, хлопнул по ступеням рядом с собой:
— Садись, пей чай, а то остынет.
А я как будто не могла сдвинуться с места, все смотрела на его широкую спину, на мягкие седые волосы, и мне до смерти хотелось обнять моего любимого Костика, моего рок-н-ролльщика, моего желанного. Сколько раз я рыдала ночами, задыхаясь от боли, звала его, просматривала фотографии, наизусть заучивала тексты песен, мечтала… Он стал моим светом, моей верой во все хорошее и доброе, что только осталось в этом проклятом мире. Я бы отдала все, что у меня есть, ради того, чтобы он всегда был здоров и счастлив. Правда, мне нечего отдавать — разве что жизнь… Все равно она мне не нужна.
Я заморгала, чтобы не расплакаться. Вот он, мой и не мой Костя, такой родной, близкий и одновременно такой далекий… Не говоря ни слова и кусая губы, я села на ступеньку рядом с ним. Отпила чаю и еще раз от всей души поблагодарила его:
— Константин Евгеньевич, спасибо за все. Вы так ко мне добры, правда. Любой бы на Вашем месте подумал, что я пьяная какая-нибудь или обколотая и только мимо бы прошел, а Вы… Я даже не знаю, что сказать…
— Да прекрати, — отмахнулся Кинчев. Мы снова сделали по глотку. Над нашими головами на бельевой веревке болталась моя одежда. Воздух был совсем прозрачным, чуть ли не кристальным, и очень свежим. Сильно пахло разными цветами и озоном.
— Вы тут один живете? — решилась спросить я.
— Сейчас — один, а вообще с семьей иногда бываю здесь. Тут хорошо, спокойно, отдыхается замечательно, — охотно отвечал музыкант. — Завтра в Москву возвращаюсь по делам.
«Завтра?» — тут же подумала я. А на что я, спрашивается, рассчитывала?
Так мы сидели еще около часа, разговаривали ни о чем. Он расспрашивал о моей жизни (не ожидала, что ему будет интересно!), рассказывал многие смешные случаи, произошедшие с ним на гастролях. Закусывая фруктами, беседовали о Боге, о том, что творится в России, о людях, о добре и зле… Скоро я перестала робеть и с удовольствием спорила с Костей, приводила какие-то аргументы, высказывала свое мнение… Мало кто так интересовался, что я думаю по тому или иному поводу. Рядом с ним было удивительно спокойно и светло, я запоминала каждое сказанное им слово, каждый жест, взгляд, улыбку… А все внутри меня прямо-таки корчилось и орало от боли, от осознания того, что для него наша встреча ничего не значит, что завтра же он забудет мое имя и мы больше никогда не встретимся… Мне до судорог, до дрожи хотелось упасть ему на грудь, обнять, разрыдаться и заорать во все горло: «Я люблю тебя! Я люблю тебя!». Я покрепче стиснула зубы, чтобы не заплакать.
Словно почувствовав перемену в моем настроении, Кинчев спросил:
— А что кроме «Алисы» слушаешь?
— Долго перечислять, — через силу улыбнулась я. — Преимущественно русский рок. Но Ваша музыка, особенно тексты, сильнее всего запала в душу. Многие взгляды, суждения совпадают, я вижу себя в Ваших словах… И понимаю, что такие вещи может писать только такой необыкновенный, удивительный человек, как Вы.
Костя зажег сигарету, затянулся. Выдохнул дым, облаком поплывший перед лицом. Не в силах больше сдерживаться, я прислонилась лбом к его плечу и закрыла глаза от наслаждения. От него пахло табаком и чем-то непонятно-притягательным. Я почувствовала, как под веками вскипели слезы. Я больше не могла молчать. Будь что будет.
— Я люблю Вас, — тихо сказала я, подняла голову и взглянула на него. Кинчев молчал и только внимательно смотрел на меня. В его глазах не было отторжения и неприязни, но понять, о чем он думал, было решительно невозможно. Мы сидели совсем рядом и смотрели друг другу в глаза. А потом я подалась к музыканту поближе и сделала, наверное, самую большую глупость в своей жизни. И нисколько об этом не жалела.
Когда дождь наконец закончился и выглянуло солнце, я в совершенно радужном настроении покидала дом Кости. Жалко, конечно, но что-то мне подсказывало, что я сюда еще вернусь. Все предвещало именно это.
Он сказал, что вернется через две недели. А я тихо, чтобы он не услышал, пообещала, что буду ждать.
Я машинально нащупала в кармане чуть влажных шорт заветный клочок бумаги с мобильным номером Кости. Ни за что не потеряю его хотя бы потому, что он будет доказательством реальности сегодняшней встречи.
Выйдя на улицу и закрыв калитку, я заметила Кинчева, наблюдающего за мной из окна второго этажа. Когда наши взгляды пересеклись, я помахала ему рукой. Он улыбнулся и тоже помахал. А потом я развернулась и пошла домой, где меня ждал скандал от матери. Но какое значение имеют мелкие неприятности, когда происходят чудеса?..