Щенок

Сладковато-головокружительный дымок гашиша струился, лениво зависая сизыми прядями во влажности роскошного, поистине королевского будуара. Пол из белоснежного мрамора отражал своим полированным глянцем мерцание усталых свечей в витиеватых канделябрах. По затянутым в золотую парчу стенам вяло скользили серо-размазанные тени. Роскошная кровать призывно дразнила, прячась за муаровым балдахином. Весь антураж спальной комнаты, словно сошедшей с иллюстраций арабских сказок, венчала огромная ванна с гидромассажем, декорированная перламутровым ракушечником, как купель Клеопатры. Еще одна затяжка полных и таких желанных губ… У стоявшего в дверях молодого человека под ногами дрогнул пол. Всего миг, и его душа покинет почти ненавистное тело. Как-то странно прилип язык к небу и спазм до боли сдавил горло. Ему было наплевать на голос и судьбу «связок»: хуже не знать, куда деть такие длинные руки с музыкальными пальцами и ладонями теннисиста. Украдкой вбирая запретный аромат дурманящего каннабиса, он застенчиво переминался с ноги на ногу, устремив широко распахнутые глаза в центр комнаты. Темнокожий молодой человек жадно и неистово ласкал женское тело, нежащееся в перламутровой купели… но лишь взглядом огромных влажно-карих глаз. Его наваждение последних десяти лет бесстыдно лежало перед ним, окутанное в искрящуюся пену. Тонкие пальцы, унизанные массивными украшениями, небрежно держали сигарету. По совершенно блаженной улыбке на лице дивы он понял: вокруг этой женщины – другая реальность и он попал в параллельный мир случайно. «Милый, иди ко мне…» Топот ненавистных когтистых лапок по мраморному полу взорвал его мозг. В момент, когда все кругом начало рушиться и разлетаться к чертовой матери, парень услышал «Мой сладкий котенок, я так скучала без тебя…» Ему становилось плохо всегда, когда он слышал такое – крупные капли пота по позвоночнику, а губы сохли. Как часто он вздрагивал в надежде, что именно сейчас томные нотки в ее голосе с придыханием «…сладкий… малыш… милый…» адресованы ему. Но ожидания были слишком наивны и не сбывались, а единственное существо, которое радостно заключали в объятия и которое восторженно отвечало на ее поцелуи, оказывалось очаровательным щенком мальтеза. Пушистое облако… с влажными темно-карими глазами. Хотелось умереть от нового самообмана, исчезнуть, растаять. Но вместо этого он менялся внутренне, терял способность управлять собой, на короткий миг становясь марионеткой собственных чувств. Они сменяли друг друга волнами, накатывающими на прибрежный песок. Зрение… Он трогал, ласкал ее безупречное тело, похожее на гибкую лозу виноградников южной Калифорнии, но только взглядом. Слух… Тембр ее грудного, временами чуть резкого голоса завораживал: внутри все вибрировало, и сердце колотилось в горле. Он становился легавой: ощущал запах ее духов задолго до того, как она появлялась рядом. Ночами он закрывал глаза и уматывал себя до головокружения, едва представив ее волнующую улыбку. Взвывал почти в голос от тоски и безнадеги, вглядываясь в искрящиеся глаза на глянцевом цветном фото. И, робко перевернув портрет темнокожей дивы, раз за разом кончал, мысленно лаская себя ее руками. Она никогда не узнает… Это грех… А потом он торопил новый день, желая продлить ночные муки очередной встречей. - Майкл, что с тобой, малыш? Ты хорошо себя чувствуешь? Всплеск воды и тонущий в нем тихий волнующий смех. - Мой сладкий мальчик не принесет мне полотенце? Ее бесстыдную наготу лижет пламя свечей, а в его голове пульсирует оголенным нервом одна мысль: «Мне? Она точно говорит это мне?» У подножия ванны поскуливает забытый и печальный щенок. - Ми-и-илый… - ее смех чуть громче. Несколько шагов до сокровенного безумия… Нереальность влажной теплой кожи под его ищущими, настойчивыми руками. Грезы, воплощенные в теле самой желанной для него женщины на земле, обретают плоть и вкус, вкус томного терпкого поцелуя с оттенком дурманящей травы. А потом сон становится явью. Тонкие пальцы путаются в его вьющихся волосах, и горячий шепот гасит уставшие свечи: «Мой мальчик… не торопись… вот так, милый… какой ты горячий, малыш… Как ты вырос…» Он двигается, двигается, двигается… Сначала неумело и зажато, а потом словно раскрывается: разбивает границы условностей, круша стеснение и страх. Летит в бездну и взмывает ввысь, распадаясь на атомы и заново обозначая свое присутствие в мире живых. Ее голос – его уверенность в себе. Он миксует жар ее тела с прохладой шелковых простыней, умирая от эйфории и пробуя на вкус ее слова пересохшими губами. Рваный вдох сквозь стиснутые зубы, до боли в легких, до слез… Только бы продлить, задержать фееричный финал, попытаться хоть раз в жизни отодвинуть неизбежность. Сердце замерло. Шум в ушах. И он срывается в мерцающий Млечный путь, вплетаясь в стон любимой… Только не разрывать объятий. Минутная передышка, чтобы поверить в то, что все наяву. Короткий миг, чтобы вновь начать тосковать по ее бархатистой коже и прохладным ладоням. Легкая дрожь, как от ночного бриза: она сверху. Её волосы неудержимым водопадом – ему на грудь. Он кончал снова и снова. Он был неутомим, как сумасшедшее торнадо над Невадой. Как долго он ждал этого момента! Переживал его тысячи раз за мучительные десять лет… Безнадежная страсть, с годами становившаяся невыносимой и болезненной. Ненужный беспородный щенок с влажными грустными глазами. И вот его стон – ее имя. - Да-й-а-а-на… Он упивался, лаская ее тело. Забывая о новом вздохе, наслаждался ее сбивчивым дыханием в ответ на свою нежность. Снова и снова касался ее кожи, с трудом осознавая такую невозможную и долгожданную реальность. Старательно доказывал, что достоин разделить ее королевское ложе: стремился удивить ее, заставить поверить, что именно он – ее милый, сладкий малыш. Занимаясь любовью впервые в жизни, настаивал на своем: он, и больше никого. Никаких других мужчин, только он! Пушистое облако, тихонько свернувшись в кресле, давно потеряло надежду на ночь в теплой постели…