Один раз - случайность
Он помнит их первый поцелуй, словно это было пару мгновений назад. Ее теплые губы, подрагивающие ладони на своих щеках и неожиданный аромат зеленых яблок и меда, дурманящий и освежающий одновременно. Он помнит их странный, ломанный от смущения диалог после, ее блуждающий взгляд, рыжие пряди, выпавшие из идеальной прически и полушепот: "Да, ты сделал это". Помнит и одновременно хочет забыть. Поэтому что это неправильно вспоминать ее расширенные зрачки и припухшие губы, пока его валит на кровать другая, резкая и прямая, как гитарная струна. Нельзя, обнимая со спины ту, другую, засматриваться на блики в рыжих волосах и тонкие пальцы, сжимающие яркую губную помаду. Нельзя, но по иному не получается совершенно. И пока Малия спрашивает о его самочувствии, он нервно отводит глаза, бормочет что-то о головной боли и скорее убегает к Дитону, который помогает ему освоиться в сверхъестественном мире и по обоюдной договоренности передает ему собственные знания и умения. Скотт в шутку называет Стайлза друидом своей стаи и советует больше времени уделять Малии Тейт, а не склянками и травами. Тот почти соглашается на уговоры, но однажды у Дитона появляется еще одна гостья. Она иногда воротит нос от животных, все реже красит губы в алый цвет и, пока друзья не видят, почти умоляет друида-ветеринара помочь освоить дар банши. Стайлз понимает, что будет снова и снова говорить Малии о головной боли и занятиях у Дитона.***
Два - совпадение
Она не может забыть их второй поцелуй, потому что не хочет. Поездка всей стаи в Миннесоту за информацией о пустынной волчице, матери Малии; толпа наемников и северный клан охотников; холодная камера заключения для нее и Стайлза, пока глава семейства под пытками изучает истинного альфу, койота и кицуне; его нервные шаги и ее легкое платье, не спасающее от минусовой температуры. Она никогда не забудет, как отключилась на мгновенье от холода и пришла в себя уже в его объятьях. Его расширенные от ужаса зрачки и облегченный полу-хрип, полу-стон, когда она открыла глаза. Ее невменяемый лепет и их тихий смех, когда Стайлз отвесил ей шутливый комплимент о том, что «такого бреда даже он бы не сказал и не придумал». Лидия не хочет забывать его теплые крепкие руки, сжимающие и растирающие ее дрожащие ладони; его толстовку, которую он, не слушая вялые возражения Мартин, сам натянул поверх ее платья, оставшись в одной футболке; его аромат одеколона, который она еще неделю искала на своих вещах. Она помнит, как плескалась в глазах Стайлза стеснительность напополам с решимостью, когда он пробормотал нечто вроде: «Так будет теплее», и усадил ее на свои колени, обняв еще крепче. Она помнит узор родинок над его ключицами, которого она нечаянно коснулась губами, когда пыталась сильнее прижаться к дрожащему парню. Спустя сутки, Лидия Мартин находит силы признать себе самой, что тот поцелуй был самым правильным из всех ее поцелуев. Потому что тогда она просто подняла голову и, встретившись взглядом с его глазами цвета топленого шоколада, прикрыла веки. Лидия просто почувствовала, как его неровное дыхание обожгло её посиневшие губы, и потянулась за этим огнем, на выдохе произнося его имя. Она никогда точно не скажет, сколько же они целовались. Как долго он то ласкал ее губы, неторопливо и мягко, то терзал их, жадно и пьяно. Она отвечала, подстраивалась под него, горела с ним в том странном огне, который внезапно вспыхнул этом ничтожном пространстве, которое еще разделяло их тела. Лидия не хочет забывать, как её сердце затопила болезная нежность, когда он оторвался от ее губ, обезоруживающе глядя на нее широко распахнутыми глазами, повернул голову, ласково коснулся еще горящими губами ее запястья там, где дрожал пульс, и зажмурился. Это было слишком правильно, слишком хорошо. Но, когда по ту сторону камеры зарычал Скотт, они уже стояли по разные стороны от дивана. Стайлз снова был в своей толстовке, а она уже стерла остатки помады старым завалявшимся в кармане платья платком. - Я читал, что при продолжительном поцелуе учащается сердцебиение, температура тела повышается, и человек может согреться, - тихо сказал Стайлз, решившись взглянуть ей в глаза. - Ты очень умный, - еще тише ответила Лидия, но ее фраза потонула в грохоте падающей дверь, которую снес Скотт. Ворвавшийся в камеру Маккол не произнес ни слова по поводу странного бешеного сердцебиения Лидии и ее же запаха на толстовке Стайлза.***
Три - закономерность
Они никак не ожидали, что их третий поцелуй случится именно так. Сразу после поездки в Миннесоту Стайлз уломал Дитона на поездку к другим друидам и своеобразный обмен опытом. Прошла уже неделя их автотура по штатам, и Дитон привык, что Стилински как по расписанию раз в день должен набирать отца, Скотта и Малию, чтобы они за него не волновались. Друид невольно замечал, что после регулярных трех телефонных разговоров парень находит еще один контакт в своем телефоне и долго смотрит на заветное имя. За неделю он так и не позвонил этому абоненту. Лидия больше не вышагивала с былой гордостью и величием по коридорам школы. Она каждое утро неслась со скоростью реактивного самолета к шкафчику Скотта, который без лишних вопросов ставил телефонные звонки Стайлза на громкую связь и спокойно болтал с ним, посматривая на замершую истуканом возле него банши. После этого Мартин благодарно кивала и уже спокойным шагом направлялась в класс. Она твердо убеждала себя, что этого ей хватает, что она не имеет права звонить Стайлзу или тем более заявлять на него какие либо права. У него есть Малия. Мартин как можно нейтральнее провожала взглядом девушку-койота, также скидывала ей свои конспекты на электронный адрес и помогала с поисками ее матери. Потому что так надо, чтобы окончательно не чокнуться из-за этой странной необходимости в Стилински. Стайлз и Дитон задержались в своих разъездах на целый месяц. Скотт искренне радовался за друга, но советовал возвращаться поскорее, потому что все соскучились. Малия, не объяснив толком причины, стала брать трубку через раз и в те моменты, когда она все-таки отвечала Стайлзу, ему чудилось рычание на том конце провода. Шериф ругался в трубку на своего сына, не зная, какими пряниками заманить домой увлекшегося сверхъестественными примочками подростка. - Стайлз, у тебя долги почти по всем предметам, Финсток чуть ли не ядом плюётся на меня и Скотта, - доносилось до Стайлза из динамика телефона, пока Дитон подвозил его к участку шерифа. Он решил устроить отцу сюрприз и приехать без предупреждения, потому что тоже сильно соскучился за этот месяц. - Я все разгребу, пап, правда, - ответил младший Стилински, прощально махнул рукой друиду, который высадил его на углу полицейского участка, - я надеюсь, ты не гробил свой желудок, пока я уезжал? - Не волнуйся, - усмехнулся Джон, - Лидия любезно приносит мне каждый день обед в участок. Её тут уже принимают как родную, а недавно… Стайлз недослушал отца и безвольно опустил руку с телефоном. Она стояла в пяти - шести метрах от него, в легком ситцевом платье до колена, без каблуков и яркого макияжа, с растрепанными янтарными волосами и упакованным ланчем для его отца в руках. Она резко обернулась и замерла, как вкопанная, когда услышала этот слишком знакомый голос за своей спиной. Он отрастил волосы и легкую щетину, из карманов той самой толстовки торчали исписанные бумажки и травинки.Стайлзу показалось, что ее зеленые глаза странно заблестели в солнечном свете, Лидии почудилось, что его дыхание сбилось с ровного ритма, Когда они сорвались с места навстречу друг к другу.
Ланч шерифа валялся в траве у стен участка. Мартин зарывалась пальцами в отросшую гриву черных волос и, жмурясь, терлась своей соленой щекой об его колючий подбородок. Стайлз сжимал ее в объятиях, словно хотел слиться с ней в одно существо, и выцеловывал линию от виска к трепещущим губам. - Я нашел… о банши… - Ты не звонил. - Не решался. - Я подслушивала твои разговоры со Скоттом. - Умно, Лидия. - Как и ты, Стайлз. Колокольчик, незабудки и белая сирень, серьезно? - Я знал, что ты расшифруешь верно. - Пришлось увлечься флюрографикой. Они потянулись друг к другу одновременно и нетерпеливо. Она таяла в его руках и думала, какого черта она раньше не решилась поцеловать его. Он упивался вкусом ее губ и каждым движением ладоней по разгоряченной коже клялся, что никогда ее не отпустит.Потому что это правильно