Путешественник

Молотящее эхо избитых рельс До сих пор стучит в голове. Резкий скрип тормозов снова в мысли влез, Ослепил ярко-белый свет. Моя псина, скуля, прижалась к ноге, Опасаясь пропасть в толпе. Я скомкал ненужный билет в кулаке... Передумал. Уеду. Бе. Эти линии* манят по ним пройтись, Но я так себе балансёр. Задушив желание спрыгнуть вниз, Я объятья свои простёр. Пес, от счастья не веря своим глазам, На руках очутился вмиг. От души топчась по чужим ногам, Я украдкой в вагон проник. ...Скорость мажет красками по стеклу – Буроватое полотно. Я собаку к поручню пристегнул И уставился за окно. Триста раз я клялся не уезжать... И три сотни раз уезжал. «Если хочешь здесь меня удержать, то ищи гипс или металл. Цементируй мне ноги, томи в цепях, все равно я опять сбегу». Даже чай остывает в моих руках, Я тебя не уберегу. От ударов колес меня клонит в сон, Псина дрыхнет уже давно. Непристойно громко гудит вагон, Дробно щелкает домино, Экспрессивная ругать – под потолок Вместе с дымом от папирос. Что за несправедливость – один умолк, Тут же рядом пошли вразнос. Неуютно. Агрессия, водка, храп, Весь плацкартный диапазон. Жёстко спать. Слева – плач деревенских баб, Справа – смутный какой-то фон. Пес мусолит кожаный поводок, Сверху тихо сопит сосед... Как могу, сворачиваюсь в клубок, Безответственно смяв билет... Риффы песен настойчиво лезут в мозг, Лучше б очередь из овец. Но настойчивый рокот тугих колес Выбил музыку наконец... Искажение мысли есть свойство сна, Перемены приснились мне. Будто я по прежнему у окна, Но внезапно – в своей стране. В своем городе, в своем доме, и Со своим сыном на руках. Этот сон меня выбил из колеи, До мурашек на позвонках. Но – ядреный мат, крики, стоны, плач, Оседающий в горле дым. Вереница жизненных неудач – Это все стало мне родным. Это все влияние поездов, Некий быдло-плацкартный транс. Стук колес роднее, чем звук шагов. Больше. Не говори. О нас.