Пять минут для Клары Освальд

Клара тоскует по Дэнни каждый день, ровно пять минут, как и обещала. Закрывает глаза, вспоминая рассказанные шутки; хмурится, думая об утаённых секретах; улыбается, почти ощущая тяжесть его руки на своём плече. Иногда даже плачет по нему, строго соблюдая временной лимит - машина времени лучше всего на свете учит экономить время, относясь к нему с особенной бережностью, распределяя его в должной мере между обязательствами, болью и жизнью. Пять минут, отложенные для Дэнни - единственные пять минут в день, которые Клара непременно проводит в одиночестве. Всё остальное её время безраздельно достаётся Доктору и, конечно же, спасению миров, путешествиям через пространство, погоням за зайгонами, побегам от далеков, сражениям на Джаху, отдыху на Сто и танцам на Флоране - и каким танцам! Доктор, закатывающий глаза и прячущийся от Клары по углам, не в силах был от неё скрыться. Даже стоя недвижимым среди круглого зала, даже хмуря свои патрицианские брови и глядя на неё свысока, Доктор танцевал с ней - или просто позволял Кларе танцевать вокруг него, лишь иногда касаясь пальцами его плеча. Ей хватало. Всегда хватало каких-нибудь пяти минут. Для себя, для Клары Освальд. Пять минут, в которые она не будет одна. Когда они отправились на премьеру восьмой части "Аватара", на них напали сонтаранцы, посчитавшие фильм сугубо пропагандистским. Попытка договориться миром не увенчалась успехом, подкуп воздушной кукурузой не прошёл. Не найдя иного выхода, Доктор с помощью звуковой отвертки, пластыря и английской булавки попытался превратить кинозал в огромный одноразовый телепортатор, а Клара, несущаяся за Доктором следом, сломала каблук, немедленно приспособленный к панели управления. - Придётся тебе нести меня в ТАРДИС, - сообщила Клара, уныло глядя на усыпанный железными стружками пол. И Доктор хотел было возразить, но Клара добавила, что пути здесь - всего пять минут, и он, прикусив язык, послушно поднял её на руки, старательно не прижимая к себе больше необходимого, и ухватив двумя пальцами её бесполезные уже, по сути, туфли, и Клара, устроив голову поудобнее на его плече, позволяла себе тихонько посмеиваться, незаметно дуя ему на шею, а Доктор дёргался и жмурился, словно попавший под ледяной дождик дворовый кот. А потом они попали на Майру и прятались в Королевском дворце от Девятиногого Рогача, всюду рыскающего за ними следом. И оказались заперты в просторах атеберийской гардеробной, в тусклом свете синего солнца, едва просачивающегося сквозь витражные стёкла окна. Запутавшись среди развешенных на плечиках одеяний и заплутав между статуями, закутанными в шёлка, Доктор и Клара ждали полуночи, зная, что в это время на Майре засыпает любая жизнь. - Не так уж долго осталось, - сказала Клара, рассматривая стрелки на наручных часах. Она дышала неглубоко и неровно - верно, слишком долго они бежали, слишком тяжело закрывались за ними массивные двери, - у нас есть свободные пять минут. Доктор молчал, не разнимая скрещенных на груди рук. Не знал, что ответить, постигая сущность неизбежности. Время, с детства знакомая ему величина, сжималось, предательски вступая в сговор с сужающимся пространством, толкало их с Кларой навстречу друг другу, подпирало спину намертво заколоченной дверью. Время - дающее возможность и право, ведущее за собой и взметывающееся волною, россыпью брызг разбивающее настоящее на осколки былого и будущего; время захватило в ловушку, затянуло круговоротом; напомнило, что оно бесполезно, если разделять его с одиночеством. "Пять минут, - думает Доктор, вспоминая века, проведённые им на Трензалоре, - пять минут для Клары Освальд. Разве этого так много?" Она отдаёт ему гораздо больше, забирая себе лишь пять минут одиночества для Дэнни - а всё остальное отдаёт ему, все остальные сутки, чтобы уже ему самому не приходилось проживать их в одиночестве. Разве это так много - разделить пять минут с той, кто делит с ним целую жизнь? Клара касается его спокойно, давая привыкнуть к обжигающему прикосновению ласковых пальцев. Доктор стоит каменной статуей, неподвижностью готовый поспорить с окружающими их манекенами, но её это не заботит. Она занята, осторожно раскрывая ворох его одежды, расстёгивая пуговицы пиджака; забираясь ладонью, сжимает толстовку в кулак. - Клара, моя Клара... - шепчет Доктор в последней попытке образумить её, но Клара поднимает на него глаза, смотрит в упор, не моргая, выдавливая взглядом весь воздух из лёгких, спрашивает: - Мои пять минут, Доктор? - впервые озвучивая давно установленный между ними факт, и остатки решимости рушатся, сминая здравомыслие и пустые надежды. "Всего пять минут", - напоминает себе Доктор. И медленно втянув в себя воздух, осторожно кладёт ладонь на её плечо. Он не знает, правильно ли всё делает, но Клара, кажется, довольна - улыбается. Забирается руками под толстовку, гладит кожу теплыми пальцами, опускает ладонь ниже, нащупывая ремень. Щелкает застёжкой. Доктор протягивает руку, гладит Клару по щеке костяшками пальцев. Она чутко отзывается на скупую ласку - закрыв глаза, прижимается лицом к его сжатой ладони, на секунду замирает под его рукой, даря мгновение передышки, но затем, подавшись вперед, неумолимо прижимается губами к его шее, обнажённой в разрезе толстовки. Целует, с силой проводя по тонкой коже языком и Доктор откидывает голову назад, открывая кадык. Вслед за ней закрывая глаза. Его руки скользят по её плечам, ниже, пересчитывая ладонью рёбра, ложатся на талию, сминая унылую синтетику нарочито-строгой юбки. Клара подаётся навстречу, близко, тесно, обвивает его ногами, заставляя Доктора подхватить её под бёдра, удерживая от падения; тянет вниз. "Пять минут..." - слова кажутся мантрой, заклятием, несбывшейся молитвой, а Клара в руках - мягкая, почти невесомая, но Доктор всё равно почему-то медленно опускается на пол, прямо на россыпь шёлковых платьев и стёганных покрывал, позволяя девушке распластаться на нём, прижимаясь всем телом. Доктор не помнит как снимает пиджак. Толстовку с него стягивает Клара. Их пальцы переплетаются сами собой, когда Доктор тянется к ней навстречу, помогая разделаться с крохотными пуговицами на блузке. Они проходят этот путь вместе, петлю за петлей и, когда невесомая ткань раскрывается, обнажая округлые плечи, Доктора уже не нужно направлять. Его губы накрывают едва заметную родинку на её скуле, касаются шеи, щекочут дыханием кожу за мочкой уха, скользят дальше, вниз, пробуя, лаская, наконец замирают в нескольких сантиметрах от соска, прижимаясь горячим поцелуем, и Клару начинает чуть заметно потряхивать, когда она, сжавшись, издаёт тихий звук: нечто среднее между стоном и всхлипом. У Доктора мягкие волосы. "Как странно, - думает Клара, запуская пальцы в седые пряди, - как странно..." - Ш-шш... - шепчет Доктор, почти баюкая её в объятиях. Приятное тепло, разливаясь по телу, успокаивает, распаляет, заставляет желать большего. Она сжимает его руки, обхватывая пальцами тонкие запястья - сильные, знакомые, такие нужные ей руки. Разводит в стороны, прижимая к полу, словно приковывая невидимыми кандалами, смотрит в глаза. И Доктор сдаётся, вцепившись в разбросанный кругом шёлк. Клара проводит языком по его ключицам. Рисует длинную дорожку вниз, словно ножом по обнажённым нервам прочерчивает путь через грудь, к животу, ниже. Доктору до безумия хочется оторвать руки от пола, в голове его вертятся странные цифры и кажется, тикают где-то часы, но он не смеет шелохнуться, не зная, что именно сделает, обретя вдруг свободу; почти видя, как наматывает волосы Клары на свою ладонь. Они не помнят, как избавились от остатков одежды. Они просто понимают это одновременно, когда Клара, добравшись до своей цели, на мгновение замирает, прежде чем взять член Доктора в рот. Доктору кажется, что он умирает. Приходит глупая мысль о регенерации, но он отбрасывает её, пытаясь сосредоточиться на необходимости дышать и не думать, никогда больше, ни о чём, когда Клара осторожно проводит языком по его головке. Ей до смерти страшно. Она не боялась так никогда в жизни, даже падая в его временной поток, даже стоя перед безумным дроидом в викторианской Англии - слишком близко, слишком открыто, слишком честно для двух лжецов, слишком привыкших прятать лица за маской уверенности и самоконтроля. Слишком, слишком дорого, так, что даже больно. С Дэнни никогда не было так и Клара гонит неуместные о нём мысли. И никогда не хотелось так. Она проводит языком по его члену, снизу вверх, запоминая вкус. Обхватывает руками его бёдра и, зажмурившись, берёт в рот, стараясь заглотнуть целиком или как можно больше, до искр из глаз, и почти урчит, изгибаясь всем телом, почувствовав руки Доктора на своей голове, пальцы, зарывающиеся в её волосы. Он всё ещё держался, сохраняя крупицы контроля. Тихо рассмеявшись, Клара выпускает его и подается наверх, целуя худой живот, прижимаясь щекой к бледной коже. Она даже не сразу замечает, как оказывается на спине, и вот, Доктор уже нависает над ней, и она не может отвести взгляд от его сурового лица - вскидывает руку, касается кончиками пальцев. Доктор, наклоняясь, целует её в губы. Её рот раскрывается сам собой, послушно впуская его язык - это капитуляция, безоговорочная и полная. Ладони Доктора обхватывают её лицо, его большие пальцы ласкают кожу. Клара разводит ноги, открываясь ему до конца. Когда Доктор входит в неё, она невольно вздрагивает, заметавшись по полу, но он, успокаивая, привычно берёт её за руку, крепко сжимая ладонь. И она расслабляется, с головой проваливаясь в новый поцелуй. Освобождение накрывает их одновременно. Клара, вскрикнув, вжимается лицом в его грудь, царапая ногтями спину, но Доктор, не замечая, успевает подхватить её - прежде чем ослабленные руки сами собой падают с его плеч, и Клара, обессилев, откидывается на шёлковые покрывала. У неё неровное дыхание, кажется, что у Клары не осталось сил даже просто открыть глаза, чтобы взглянуть на него, и Доктор осторожно ложится рядом, стараясь лишний раз её не тревожить. Кларе всё равно - она устраивает голову на его груди, отметая обилие шёлковых покрывал и подобия подушек. Несмотря на слабость, держит крепко, обвив талию рукой. Доктор и не думает бежать - слишком поздно и без толку. Он медленно приходит в себя, прорываясь к отсветам разума через туман наслаждения и какого-то отчаянного счастья. Он смотрит на Клару, неумолимо засыпающую в его руках,и снова начинает ощущать течение времени, омывающего их своим неудержимым потоком. Доктор думает, что пять минут Клары на сегодня уже истекли. Но на начало шестой ни он, ни Клара, внимания уже не обращают.