Бесконечное лето: Город в заливе

Пуля, летящая с дозвуковой скоростью, например, выпущенная из автоматической винтовки, попав в воду, теряет большую часть своей убойной силы. Правда, для этого ей нужно продвинуться в этой среде не менее двух метров. Увидев перегнувшихся за фальшборт людей с автоматами, Реви среагировала мгновенно, ухватив Рока за шиворот и нырнув вместе с ним под днище судна. Это заняло всего пару секунд. Чтобы миновать расстояние от борта до водной поверхности, пулям понадобилось куда меньше времени — в воздушной среде у девушки шансов не было. Одна чиркнула Реви по руке, тут же отняв чувствительность, другая тупо ударила в правый бок, сразу под ребрами. Третья и четвертая беспомощно расплющились о баллоны с кислородом, не пробив их, а остальные прошли мимо или бесполезно затормозили о воду и разрушились. Девушка потеряла сознание практически мгновенно, но ей крупно повезло еще раз — наряду с тем, что из полутора десятков выпущенных пуль, на ее долю пришлось всего две. Рок, на которого свалилось бесчувственное тело Реви, не запаниковал и не рванул на поверхность, где его мгновенно пристрелили бы. Парень все же сильно вырос с тех пор, как стал членом экипажа «Черной Лагуны». Подхватив девушку и зажав, как мог, ранение в брюшине, он стал погружаться, и следующие несколько минут провел на глубине, ожидая, пока чужие катера уйдут. Благо, судя по всему, длительная охота на аквалангистов в их планы не входила. Кровь, вытекающая из ран и струящаяся в воде как густой дым, казалась темно-коричневой, и Рок не знал, что это означает. Он и сам был близок к потере сознания — в голове стучали молотки, желтовато-зеленая вода постепенно наливалась нездоровой краснотой, а почти невесомое несколько минут назад тело девушки казалось теперь высеченным из гранита. Интересно, далеко ли от здешних мест обитают чующие кровь в воде акулы? Он справился — из последних сил работая ластами, добрался до люка в днище катера и стукнул в него трясущейся рукой. Стук вышел слабый, но внутри услышали — створки начали расходиться, и в воду почти сразу упали тросы, связанные вместе и образующие своеобразную «люльку» для подъема раненого. Работая одной рукой, Року удалось в конце концов уложить тело девушки в условно-вертикальное, достаточное для подъема через люк положение. К счастью, принимавшие наверху догадались спустить эту люльку потом и для него самого — без нее Рок уже никуда бы не поднялся, сил не было совсем. Но их все же хватило, чтобы, оказавшись на борту, вытащить изо рта загубник самостоятельно и потерять сознание уже после этого. *** Не помню, говорил я или нет, но Датч — очень умный парень. Какой-нибудь дурак сейчас засыпал бы всех окружающих вопросами типа «как она?», «с ней все в порядке?», «она будет жить?» и прочими. Ну, или орал бы, багровея, в пространство — «какого хрена это случилось?» А он просто молча смотрел на меня, усталый и серый, в вечном своем промокшем насквозь и заляпанном кровью жилете. Наверное, это потому, что он отлично знал — как и почему это случилось с Реви. Она сама выбрала путь, в котором рано или поздно получаешь пулю в бок, и порой бывает так, что никто не может вытащить тебя, никто не может помочь. А что касается того, будет ли она жить… — Я попробую сделать, что смогу, — сообщил я. — Думаю, у меня, да и у нее тоже, неплохие шансы. Датч коротко выдохнул. — Парень, давай обойдемся без этого успокаивающего дерьма, хорошо? Я в курсе, что такое ранение в область почки, и чем оно обычно заканчивается. Особенно, если человек потерял литр крови и полчаса болтался при этом в воде. Особенно, если до ближайшей клиники двенадцать часов непрерывного хода. Это не царапина на руке, которую можно заштопать за пятнадцать минут и больше не вспоминать. Чудес не бывает. «Не бывает, вы говорите? Это верно. Но мы попробуем.» — Очень точно подмечено, — согласился я. — Это не царапина. Это как минимум трещина паренхимы с разрывом фиброзной капсулы и обширным кровотечением в перанефральную клетчатку, возможно, и с гематурией. Даже скорее всего с ней. И тем не менее, шансы есть — я же волшебник, не забыл? Только для нормального, качественного волшебства мне срочно понадобится чистый стол, отдельная каюта… и, наверное, Славя. Да, Славя нужна обязательно. На лице Датча не дрогнул ни один мускул. Только пота на лбу прибавилось. — Инструменты, медикаменты, что-то в этом роде нужно? — люблю, когда люди не тратят время на бесполезные препирания. — Ничего не надо, только давай быстрее организуем то, что я сказал. А, и бутылку воды еще — горло промочить. — Все будет. *** Крови было много, даже несмотря на спешно наложенный перевязочный пакет — это сразу бросалось в глаза, и это было плохо. Дураку понятно — даже я вот сообразил — что если крови много снаружи, то внутри ее осталось меньше. А люди без крови почему-то жить отказываются, это тоже давно подмечено. Дышала Реви нехорошо, прерывисто, с каким-то неправильным присвистом и вздрагивая всем телом. Такое, по-моему, в медицине называется поверхностным дыханием. В общем, некоторые основания пессимизм Датча под собой, наверное, имел. По большому счету, никакого понимания, что и как делать — останавливать кровотечение, делать ревизию почки, ушивать трещины или разрывы — у меня и в помине не было, благо от меня этого и не требовалось. Ключ я все-таки, или не ключ, умею я менять реальность или нет? Все мои желания должны исполняться, так или иначе — именно об этом думает сейчас мое бесчувственное тело, накачанное по самые ноздри кортексифаном и лежащее по-прежнему в спецлагере «Совенок». А в данный момент я желаю, чтобы эта язвительная темноволосая девчонка с острым языком и двумя пистолетами подмышками выжила и выздоровела. И не в каком-нибудь абстрактном будущем, а прямо сейчас. Значит, Вселенной придется из себя вывернуться, но обеспечить выполнение. Эх, жаль, девчонок рядом нет, с ними все бы пошло быстрее и легче. Но и одной Слави тоже должно хватить, не в количестве дело. Как там высказывался товарищ Морфеус? «Освободи свой разум». Это как раз несложно, было бы что освобождать. А чего еще полезного предки говорили на эту тему? А вот что: доброе слово важнее любых лекарств. Словом можно убить, а можно и вылечить. Сейчас мы и опробуем данную мудрую методику. Осталось найти эти самые добрые слова. — Так, — я лихорадочно соображал, с чего начать. Худое, израненное тело на столе в одних окровавленных трусиках выглядело жалко. Отставить дурацкие мысли, я сейчас врач, моя задача — исцелять, как не снилось ни Аллану Чумаку, ни даже Анатолию Кашпировскому. — Во-первых, по-моему совершенно очевидно, что рана у Реви неопасна. Да, пускай девушка чувствует себя неважно, и, возможно, мы упустили немало времени, но это не имеет особого значения. У Реви практически неисчерпаемые резервы организма, понимаешь, в чем дело? Славя вопросительно уставилась на меня. — Смешанная этническая принадлежность, тяжелая жизнь на улицах Нью-Йорка, раннее развитие и экстремальные ситуации — и в силу этого подстегнутый метаболизм и гормональный баланс, — уверенно пояснил я. — Посмотри на нее — разве похоже, что она спит по три часа в день, питается засохшей пиццей, да еще и курит как паровоз? — Совсем не похоже, — покачала головой Славя. Молодец, быстро встраивается. — Правильно, — подтвердил я. — Силы ее организма нельзя недооценивать. Прямо сейчас, например, он успешно останавливает кровотечение. Корпус катера едва слышно скрипнул. Я кашлянул, прочищая охрипшее горло. Тяжело, сволочь, одному тут распинаться, но и результат, как говорится, налицо — красной размазанной лужицы на загорелом животе Реви больше не было. Рядом, не дыша и вцепившись мне в плечо, стояла Славя. Я на ощупь нашел ее холодную ладошку и крепко сжал. Теперь можно и продолжать, пожалуй. — Во-вторых, — вспомнил я. — Пуля, которая в силу малой скорости под водой, не прошла навылет и застряла где-то внутри, тоже скоро покинет тело. Всем известно, как это бывает с загнанной под кожу занозой — организм рано или поздно просто выталкивает из себя инородный предмет. Почему же с пулей должно быть иначе? — Это всем известно, — согласилась Славя. По воздуху прошла какая-то странная вибрация, словно ему стало тесно в напряженном, сжатом до предела пространстве рубки. Из рваного, неправильной формы пулевого отверстия показался черный деформированный кусочек металла. Я осторожно вынул его и положил на край стола. Реви, кажется, задышала чуть ровнее и глубже. — Ничего нет хуже, чем не доверять собственным жизненным силам, которые сидят внутри твоего тела, — сообщил я задумчиво. — Готов поспорить, например, что прямо сейчас в брюшной полости Реви заживляются и исчезают все анатомические дефекты и функциональные расстройства в окружающих тканях. Кто-то скажет, что такая скорость регенерации невозможна, но что мы ответим этим злопыхателям, как считаешь? — Я сделал Славе приглашающий жест. — Все это происходит прямо у нас на глазах, — решительно сказала девушка. — Кровяное давление уже выравнивается, последствия шока минимальны… и эта дырка, которую проделала пуля… — Раневой канал, — подсказал я. — Вот-вот, раневой канал постепенно затягивается, и можно с уверенностью сказать, что через некоторое время там не будет не то, что рубца, а даже шрама, — кивнула Славя. — Ни на животе, ни на руке — там вообще все заживет буквально за день. Протяжно заскрипела стальная балка под потолком, со звоном лопнула стенная лампа в металлической оплетке, непонятно откуда потянуло холодным воздухом, в воздухе заплясали какие-то резвые сверкающие искорки. Запахло озоном, в ушах мерно пульсировал низкий механический гул. Реви застонала и пошевелилась, ноги ее конвульсивно дернулись. Я с усилием отлип от бутылки с водой — горло драло просто нестерпимо, словно я шесть часов подряд орал популярные песни. — И, конечно, об инфекции, бактериальном загрязнении и некрозе тканей вообще в таких условиях смешно говорить, — твердым голосом закончил я. — Нет никаких оснований подозревать в поврежденных тканях предпосылки к сепсису или наличие патогенных анаэробов, все немногочисленные омертвевшие микрофрагменты успешно и безболезненно выведутся через мочеточник. В данный конкретный момент организм активно занимается восполнением объема циркулирующей крови, чем и будет занят ближайшие дни. Пациенту рекомендован полный покой. Славя восхищенно внимала. — В заключение хотел бы поблагодарить уважаемую аудиторию за отзывчивость, — сказал я сипло. — И еще раз напомнить, что силы нашего организма поистине неистощимы, и в будущем, уверен, помогут нам добиться еще больших свершений. Но об этом, дорогие зрители, мы поговорим уже в следующих выпусках нашей программы. *** За дверью, как выяснилось, бессменно дежурил Датч. Сидел он совершенно неподвижно, как языческий африканский истукан, и только сжимающиеся и разжимающиеся кулаки размером с мою голову каждый показывали, что здоровенный капитан не на шутку нервничал. На меня, во всяком случае, он уставился, как на воплощение Духа Божьего на Земле. — Все неплохо, — сказал я. Пот лил, будто я в душном помещении штангу поднимал три часа. Некоторым кажется, что складывать буковки в слова — это дело для каждого, так вот зря им так кажется. — Жить будет, и может, даже хорошо. Пуля успешно извлечена, рана продезинфицирована, обошлось без этой… как ее… удаления почки, в общем. Нефрэктомии, вот. Сейчас Реви нужно перевязать, вкатить какого-нибудь сильного обезболивающего и оставить в покое на пару дней. Можно кормить горьким шоколадом и печеночным паштетом — ей понадобится восстановить много крови. Ну да, ни словом не соврал — просто не стал уточнять, как именно прошло извлечение и обеззараживание. Врачебная тайна, а вы как думали. Датч продолжал молча смотреть на меня. Потом поднялся и положил свои здоровенные руки мне на плечи. Я чуть было не присел от тяжести — могуч он, ох могуч. — Спасибо, — коротко сказал он. — И от меня, и от Ребекки — думаю, она подтвердит, как только придет в себя. У меня были… сомнения в исходе дела. Так что — просто спасибо тебе. Я твой должник… надолго. В дверь тихонько вышла Славя. — Там… хм… у Реви… — Что-то не так? — снова напрягся Датч. — Да нет, все нормально, просто… ей еще срочно нужна утка. *** Почему так долго? Алиса тревожно оглянулась на солнце — скоро полдень. Аквалангисты уже давно должны были вернуться, и «Черной Лагуне», по всем признакам, уже полагалось повиснуть на хвосте у пиратских катеров. Как раз в этот момент, по разработанному плану, девушки должны были перехватить управление на командирском судне и приступить к нейтрализации остальных, пока Саша и остальные будут отвлекать внимание. Этот план Алиса придумала сама, и он ей очень нравился. Но ожидание почему-то затягивалось. Это было плохим признаком, план, разработанный в расчете на одни условия, обычно оказывается не слишком применим к другим — не такая уж сложная мысль. В текущей ситуации это значило, что нужно было либо начинать действовать сейчас, без Саши и поддержки «Черной Лагуны», либо начинать придумывать новый план, учитывающий все изменения. Что радовало, так это то, что сами пираты своих намерений ни от кого не скрывали — им, похоже, и в голову не приходило, что милые девчушки, сидящие в рубке на рундуке тесным испуганным выводком, могут что-то такое думать и просчитывать. — На базу, или сразу к заказчику, Билл? — поинтересовался тот, что вел переговоры с Датчем. Заросший тип в защитного цвета штанах и резиновых шлепанцах — удивительное сочетание! — задумался. — Нам, по правде говоря, не помешало бы заправиться — до Роанапура по меньшей мере восемь часов ходу, — ответил, наконец, он. — С другой стороны, мисс Эда требовала все сделать как можно быстрее. Я сейчас переговорю и доложусь, а потом отвезем девушек, куда она скажет. — Девчонки — блеск! — высказал свое мнение еще один член отряда, крупный кучерявый блондин. — Жаль, что их всего трое! — Придержи коней, Сигурд, — отрезал человек по имени Билл. — Пока я тут командир, никто пальцем их не тронет. Договор есть договор. На некоторое время палуба погрузилась в молчание. — Странный случай со мной был, пока ходил по их катеру, — снова нарушил тишину Сигурд. Парень, похоже, просто не умел сидеть с закрытым ртом. — Прохожу мимо рубки — показалось, там кто-то есть. Силуэт какой-то вроде бы мелькнул, или еще что-то. Захожу внутрь — пусто. Говорю: есть тут кто? И сам себе отвечаю — никого нет, отправляйся-ка в трюм, наверняка все там. Ну, и отправился, да. Никогда такого не было, чтобы сам с собой разговаривал — а тут вдруг начал. Смешно. Командир Билл пожал плечами. — Пить надо меньше, вот и не будет всякое чудиться. Или ты, по своему обыкновению, мухоморов нажрался, раз на них запрета не было, северный викинг? — Никак нет, командир, — отказался Сигурд. — От грибов меня в пляс тянет обыкновенно, а здесь ничего такого не было, разве что сигаретка с «Мэри Уорнер» голландского забоя, но кто ж их считал, сигаретки? Говорю же — как подтолкнул кто. Такой четкий голос в голове, просто удивительно. Алиса нахмурилась — почему, интересно, эта идея не пришла в голову никому, кроме Слави? И почему она не поделилась ей с остальными? *** По какой-то причине мне казалось, что снаружи, к тому времени, как я выйду на палубу, будет уже мягкий синий вечер — сколько мы оперировали, часов же восемь, никак не меньше! — и жестоко промахнулся. Судя по положению солнца, время не дотягивало еще и до полудня. Какой длинный день — а ведь дел осталось еще невпроворот. Нагнать злобных пиратов, освободить девчонок, да и с обнаруженным все-таки, судя по сбивчивым пояснениям Рока, затонувшим кораблем разобраться стоило — заказа никто не отменял. А с людьми, тем временем, наблюдалась некоторая напряженка — в строю нас оставалось ровно четверо, Рок к активным действиям был пока явно непригоден. С другой стороны, были и хорошие новости — пока мы со Славей куковали в импровизированной операционной, Датч плюнул на конспирацию и приказал Бенни срочно «починиться» и самым полным ходом идти в направлении Роанапура. Туда же, кстати, куда скрылась неистовая четверка вражьих катеров. Найти негодяев в этих водах будет даже не сложно, а, мягко говоря, затруднительно — здесь, между островами Кут и Мак лежат десятки островков поменьше, и на каждом можно оборудовать убежище, которое не найдешь без микроскопа. А ведь пираты могут тут и не задерживаться, и рвануть сразу в Роанапур — чертовски удобное место, и потеряться там еще удобнее, чем посреди моря. А могут сделать круг по воде и повернуть в сторону Камбоджи… нет, туда вряд ли, слишком далеко, но все равно — не очень радостная ситуация. Я стоял на носу «Черной Лагуны», держась за леера, и настолько глубоко, наверное, погрузился в размышления, что даже не расслышал, как позади прошелестели легкие шаги. А когда обернулся, чтобы пройтись для увеличения притока крови к мозгу — есть у меня такая привычка — то тут же и встал в остолбенении. — Реви? — она была точно так же, как и всегда, черная майка, синие шорты, зеленые ботинки с развязанными шнурками, две кобуры. Темные волосы, завязанные в хвостик, развевались на ветру. И — никаких следов ранения, ни крови, ни рубца, ни даже белого, выделяющегося за загорелой обветренной коже, шрама. Все точно, как и обещала Славя. — Не похожа? — Реви прищурилась. Выглядела она расслабленной, ироничной, совсем не похожей на себя вчерашнюю, быстро и сухо, как майор в штабе, рассказывающую мне сегодняшнюю диспозицию. Может, это смертельное ранение так на человека влияет? — Но ты же… тебе нужно лежать и поправляться… — Не будем о ерунде, — отмахнулась Реви. Глубоко и с удовольствием вздохнула, окинув взглядом безоблачный горизонт. — Ты чем тут занимаешься? — «На берегу пустынных волн стоял он, дум великих полн, и вдаль глядел», — по привычке легко отшутился я. — Куда «Титаник» плывет — об этом размышляю, главным образом. — Нет, — покачала головой Реви. — Ты зачем здесь? — В каком смысле? Сопровождаю вашу посудину, обеспечиваю безопасность по мере сил, ты же сама Датча убедила тогда, что мне и девчонкам… — Ты что-то совсем ничего не понимаешь — с умственной деятельностью, видимо, все совсем плохо, — заключила Реви. — И что она в тебе нашла? — Не понял… — Ты здесь не просто так, — разделяя слова паузами, четко проговорила Реви. — А с какой целью, и что тебе делать дальше — подумай и реши. Только быстро. Времени осталось не так много. В этот момент катер как-то особенно сильно качнуло, я потерял равновесие, зацепился за мокрый и скользкий комингс, упал и довольно чувствительно приложился головой об ограждение. А когда снова поднялся на ноги, на палубе уже никого не было, с севера начинал дуть какой-то серый шершавый ветер, и море на глазах приобретало неприятный лиловый, с желтыми барашками пены, оттенок. Тогда я подумал как следует, и упал снова. *** Фантомные боли — это не очень весело. Одно дело, когда ты валяешься без движения потому, что тебе прострелили руку, скажем. Или ногу. Или пробили легкое, и из груди через рот вылилось пол-литра крови. Это уже не говоря о более мирных повреждениях — ушибах там, вывихах и прочих мелких неприятностях. Совсем иное — когда у тебя болит то, что болеть не может в принципе. Сто лет назад вырванный зуб, давно зажившая рана — или душа, скажем. — Как ты, Саш? — оказывается, я лежал на кровати… стоп, на «Черной лагуне» есть всего одна относительно пристойная кровать, и она принадлежит… Да, это была каюта Датча, а надо мной со стаканом воды стояла обеспокоенная Славя. — Мне приснилось, что меня съели волки на Коннектикутской платной автостраде, — прохрипел я. Надо к любому событию подходить творчески, я так считаю. — У тебя был приступ, — мягко сказала Славя. Я от неожиданности стукнул дрожащим стаканом о зубы. — Датч перенес тебя сюда. — В свою каюту? — поразился я. — А сам уступил? — Почему бы и не уступить? — Славя улыбнулась. — Если я прошу. Я вспомнил про аномально доверчивых пиратов несколько часов назад и не стал развивать эту тему. — А где… Реви? Я видел… Во взгляде девушки снова появилась озабоченность. — Реви лежит в отключке, обколотая морфием, и после нашей с тобой операции даже не пошевелилась. Она меня сейчас беспокоит меньше всего. Как ты себя чувствуешь? Голова болит? — Голова — нет, — честно ответил я. — Нога очень тянет зато, правая. Там у меня старые шрамы — бандитская пуля родом из лихих девяностых. Соврал, конечно. И пуля, и девяностые тут были совершенно не при чем, да и в этом теле у меня ничего подобного быть не могло. Но было поздно: с языка одна за другой срывались легкие, простые фразы, и медленный мозг просто не успевал уследить за всеми. — Нога? — Славя нахмурилась. — Это тоже не очень хорошо. Я посмотрю сейчас, ладно? Тут меня осенило: Реви-то на палубе была ненастоящая! То-то она и несла всякую ахинею, и выглядела здоровой как лошадь. Галлюцинации, дорогой товарищ — именно так они и начинаются. У одних от чрезмерного количества выпитой водки, у других — от чрезмерного количества очаровательных девушек вокруг. Каждый сходит с ума как умеет. Но и это еще не все! Ненастоящая Реви вполне могла означать, что и эта Славя сейчас тоже… — Извольте, сударыня, — галантно дрыгнул я коленкой. Странное это ощущение — когда реальность плывет. Сквозь каюту будто проходили медленные волны солнечного спектра, словно неторопливые разноцветные облака, движущиеся с разной скоростью, соприкасающиеся и сталкивающиеся с гулким колокольным звуком, отзывающимся где-то в глубинах черепа. И ничего не хочется, только плыть себе по течению, плыть и погружаться в этот уютный теплый мир… — Вроде бы все нормально у тебя, — заключила Славя, медленно нажимая и осматривая. — Повреждений и ушибов я никаких не вижу. — Ее ладошка поползла по ноге вверх. — И не чувствую. Я смотрел на нее. Она смотрела на меня. — Это массаж? — поинтересовался я. Каюта плыла, колыхаясь, на плывущем по морю катере — романтика внутри романтики… — Конечно, — донесся до меня голос девушки. Видеть я уже толком ничего не видел — серебристая мгла стала материальной и перекрывала все поле зрения, только со стеклянным перезвоном медленно лопались хрусталики глаз. — Расслабляющий, как я и обещала. Играла музыка. «Хочу любить тебя, но не касаясь, хочу обнять, но внутренний голос говорит „постой“. Хочу поцеловать, но слишком уж сильно, хочу попробовать тебя на вкус, вот только губы твои — смертельный яд. Ты и есть тот яд, что бежит по моим венам.» Элис Купер, старый ты психопат — зачем опять сыплешь мне соль на рану? — Черт, мне так давно этого не хватало… — пробормотал я. Тонкие пальчики сжимали, гладили, ласкали, и конечно, никакой это был не расслабляющий массаж, а совсем даже наоборот, но какая разница, черт возьми, какая разница, и ни о чем не хочется думать, когда так хорошо, боже мой, как же хорошо… Славя отвлеклась от того, что она делала там, внизу. Ее губы как-то случайно оказались у моего уха. — Меня? — от нее пахло травами, лесной хвоей и синим холодным небом. «Я в сосновом лесу пил ромашковый сок…» Мысли сталкивались в голове, им там было слишком тесно. — Тебя, — признался я. Не кривя душой, пожалуй. Одним нравятся девушки-приключения, но женятся все равно на тихонях, другие носятся сломя голову, но в душе навсегда прикипают к давным-давно забытым идеалам. Славя как раз и была ею — идеальной девушкой. А идеалом, пусть и посреди иллюзии, всегда хочется обладать. А почему бы и нет? Черт, почему нет? На меня накатывало какое-то звериное желание. Реальности, значит? Иллюзии неиллюзорны? Ладушки, давайте тогда проверим эту действительность на излом. — Сядь сверху, будет гораздо удобнее, — хрипло скомандовал я. Вот он, момент истины. Если сейчас все рассеется и прекратится, значит, на меня просто опять накатило, в этот раз посерьезнее, чем раньше. А если нет — ну, что ж, значит нет, значит, такая у нас судьба, здесь и сейчас… Славя вскинула на меня свои огромные синие глаза. По-моему, я увидел в них самого себя — и то, как я выглядел, мне очень не понравилось. Наверное, ей стоило уйти, тихо прикрыть дверь и оставить меня тихо смеяться своим собственным смешным шуткам. Наверное, нужно было промолчать, сделать паузу, разогнать это наваждение — это было плохо и неправильно, но только сам бы я ни за что не справился с таким сильным изменением реальности, значит, это она, значит, и она тоже… Это было абсолютно правильно, никак иначе и быть не могло. — Хорошо, — сказала Славя. Без улыбки, но совершенно уверенно, как будто она ждала моих слов. И что-то плескалось в самой глубине ее глаз, живое как обитатели тихого омута, и подвижное, как темное текучее серебро, как гладкая полированная сталь. — Лежи, я сделаю все сама. ***