Immortal

Небо затянуло грязью. И было непонятно: не то дождь польет, не то солнце засветит. В воздухе кружила пыль – она поднималась высоко-высоко за грани человеческого взора и резко опускалась обратно на густую землю, с которой спустилась. Яд отравлял легкие, впитывался в кожу, а дыхательные пути словно накрыло густой песочной оболочкой. Не вздохнуть, не выдохнуть. Главное, не показывать этого – не впервой уже. И так было непонятно: не то отравленный испарениями воздух не давал дышать, не то сердце заболело, зарождая тяжелый, плотный, колючий ком в горле. Больно, но уже не впервой. Он-то выживет. Пережил бы эту бурю кто-нибудь еще. - подумает человек. Белесый мутный дым, словно от зажжённой сигареты, накрывает пустыню сплошной плотной пеленой, скрывая от человеческого взора последствия урагана. Да вот только не природного катаклизма, а от жестоких, гнусных, тупоголовых, вонючих, чертовых… - у человека закончились прилагательные. Все оскорбления читались в глазах. Проклятье. Солдат ударил по гнилой окровавленной земле кулаком. Порой силы подводили его, и то ли усталость так сильно повлияла на его организм, то ли холод, то ли еще что-то, нечто, зарытое глубоко внутри, но одинокая размытая фигура человека задрожала. Лишь на мгновение, чтобы потом тяжело вздохнуть и свалить все на переутомление. Где-то вдалеке раздался гром сигнальной ракеты. Из-за мутного затянутого неба невозможно увидеть цвета, но воин быстро сосредоточился и опознал, что звук шел с востока. Осталось только подняться и найти… найти кого? Разве он может точно знать, кто еще остался жив. Командор ли его? Или сумасшедший бригадир? Или новички-счастливчики? Все равно. Никто еще никогда не возвращался из мира мертвых. - солдат скривился в гримасе и принял попытку встать с колен. А резкая боль в ноге заставила его глаза лихорадочно загореться и солдата прикусить губу, порывисто обхватывая переднюю мышцу. Открытая рана проходит глубокой бордовой линией вдоль ноги от самой ляжки до колена, а кровяные разводы на грязной ткани штанов становились шире и шире. Но этот человек плевать хотел на боль. От таких вещей разведчики не умирают. Снова раздался шум ракеты, но уже ближе. Воин никогда не жаловался на слух, и всегда с точностью охотника мог определять расстояние до источника звука. Внезапно земля загрохотала. Опять титаны? – можно было подумать. Но далекий, туманный, почти нереальный голос позвал: “Леви! Леви!”. Да неужели? - солдат дернул бровью. - Еще помнят? - он бы усмехнулся скептически, но на эти пустые движения сил у него не хватало. Надо только найти отряд. Грохот приближался. Казалось, человека окружили со всех сторон. Однако уже скоро он смог различить лошадиный топот по твердой земле. Размытые фигуры создались где-то из тумана, темные силуэты становились больше, пар рассеивался. - Капрал! – воскликнул разведчик, что самым первым выплыл из матовой оболочки, запыхавшийся и замерший с ужасом на лице, столкнувшись взглядом с солдатом. - Командор Ирвин! Командор! Он здесь, это капрал Леви! – выкрикнул второй всадник, также внезапно появившийся, как будто из другой реальности, как будто восстал из пыли. Леви на секунду облегченно прикрыл глаза и разве что чуть-чуть заметно выдохнул. Ну, хоть эти живы. Воин изо всех сил старался не упасть на колени снова, а стойко держаться на земле. Командор вот-вот прибудет, потерпеть можно. Главное - честь отдать, а потом и незаметно отдохнуть в седле. Если у кого-то осталась лишняя лошадь. - Л-леви? – одной большой размашистой точкой его начальник выплыл из пара, хотя дымовая пленка еще плотно окутывала фигуру командора. Или солдату просто так показалось. А голос дрогнул не то от удивления, не то от облегчения, что капрал выжил. Ну и слава богам. - Ирвин. – тихо и терпеливо произнес разведчик. Собрав всю свою волю, всю свою выдержку, всю свою жуткую боль в кулак, он, ненамеренно поморщившись, гордо выпрямился, как и подобает настоящему солдату, и выносливо, ответственно, но будто бы немного обреченно, отдал честь. Плотно сжатый и от этого немного дрожащий кулак с глухим стуком коснулся груди, а рука за спиной была судорожно прижата к пояснице. Зияющая рана на ноге словно разрывалась и змеей продолжала скользить вниз. Если разведчики перешли границу тумана, то четко могли видеть окрашенную в бордовый ногу солдата. - Довольно, Леви. На сегодня ты отслужил. – командор Ирвин навсегда останется командором Ирвином. Прямым и чистым голосом разведчик вечно будет и объявлять от смерти товарищей, и хвалить своих подчиненных, и выдавать приказы. Ни нотки волнения не промелькнет в его тоне, ни злости, ни разочарования. Потому что командор Ирвин Смит – единственная надежда легиона на выживание. Выживания среди мира людей. Раненый разведчик, уже будучи окруженным размытыми солдатами верхом на благородных лошадях, постарался как можно незаметнее расслабиться и ссутулиться, чтобы было легче терпеть режущую боль в ноге. Однако разведчики могут видеть все. Нельзя давать слабину. Нельзя выпускать чувства наружу. Чертовски глупо вышло. А болит, сволочь, словно пожеванным из пасти титана вышел. - Дайте капралу Леви лошадь! – крикнул командор, кружа верхом вокруг солдата. Разведчик вдыхал отравленный воздух, стараясь не напрягаться и не вздымать высоко грудью. Отчего-то было трудно удерживать себя на ногах, рана не мешала стоять, но мешала чувствовать. Ирвин по-прежнему казался солдату одним размашистым размытым пятном. Зрением управляла боль. Нет-нет-нет, так дело не пойдет. Когда бы это самый великий воин человечества отдал бы себя во владения какой-то агонии от какого-то глубоко разреза? Солдат поморщился – на свои мысли, на осознание того, что тело дает слабину. Командор разведотряда спрашивал, нормально ли чувствует себя капрал, на что тот бросал непроницаемые морозящие взгляды из-под прикрытых век. Ой, издеваешься, да? Вскоре к разведчику подвели лошадь. Никто не собирался предлагать ему помощь, будучи совершенно уверенными, что капрал справиться сам. Только лишь жалостливо косились на его левую штанину, почти полностью выкрашенную в насыщенный цвет вина. Испарения от трупов падших титанов не намеривались рассеиваться. Небольшая группа разведчиков пробиралась сквозь туман. Дымчатая пелена окутывала лица и проходила сквозь плащи выживших. Крылья свободы вольно и плавно, но как-то виновато и будто бы стыдливо развевались сзади под ненавязчивым дуновением дикого ветра. Среди отряда не было сказано ни слова. Лишь тяжелое дыхание – одно на всех – просекало сквозь тишину. Молчание мертвых людей в живой оболочке. Ссутулив спины, слабо держась за поводья, бесцветно смотря перед собой, солдаты проезжали по грязной вязкой земле, испачканной кровью и провонявшей разложением. Туман скрывал черные отчего-то продолговатые кочки, вразнобой разбросанные по всей местности. Сломанные лезвия, пристроившиеся рядом с ними, слабо блестели, словно сигналили проезжающим посмотреть в их сторону – мол, вон там воин лежит, не похоронишь тело, не сохранишь память, а, солдат? Призраки, невидяще блуждающие среди изуродованных тел и груды мяса, только осуждающе качали головами - не дело это, товарищи, своих бросать. Кости звонко гремели под копытами мирно шагающих коней. Кажется, поля боя миновало. Огромные скелеты уже реже возвышались, словно памятники в честь проигранной кровопролитной битвы, а испарения становились прозрачнее. Вскоре под копытами зашумела рыхлая земля, – как раз по этой дороге отряд ехал на сражение, а перед глазами неожиданно стало светло. Ах, нет, это всего лишь туман исчез, и над головами распростерлось серое мертвое небо, будто бы никогда не имевшее и намека на солнечный луч. Безымянные воины гусеницей плелись верхом среди лужаек и нередких рощ где-то вдали. Никто не вез тележки с запасами или завернутыми в простыни тела погибших. К медленно плетущемуся на черном коне капралу подъехал какой-то парень. - Эй, капрал Леви? – подал голос разведчик. Солдат угрюмо покосился на него. Потрепанный, как и все, и такой же несчастный, как и все. Красные потерянные глаза, словно тот рыдал на протяжении часов. Неужто нашел время оплакивать съеденного товарища? Как этого чудилу зовут-то? Моблит, кажется? Тот, что вечно с той сумасшедшей крутился? - у него не было должного настроения даже закатывать глаза. - Чего тебе? – безразлично спросил воин. Разговаривать с кем-либо было точно не к месту сейчас. - Вы как? Что у вас с ногой? – юноша всхлипнул. И скривил грязное лицо в гримасе, словно собирался чихнуть, но отчего-то не пошло. Притворяется. Просто тоже не хочет показывать себя со слабой стороны перед старшим. - Да дерьмо полное. Думал рассечь очередному гиганту черепушку, да этот аномальным оказался, а к тому же еще и плотным, так я кружил вокруг него, а там еще какой-то парень – поехавший совсем, видимо – пролетает мимо, и титан руками замахнется, припечатает меня и кадета Кирштайна к дереву, сам я не выдержал на тросе, потерял равновесие и как рубанул сам себя лезвием по ноге. Сам черт над такой глупостью посмеялся бы. – монотонно объяснил капрал, смотря прямо перед собой. Он лишь мельком взглянул на раненую ногу и чуть было не изобразил отвращение на лице, но усилий не хватило. Моблит понурил голову и как-то жалостливо вздохнул. Сплошная жалость читается во взглядах разведчиков, стоит им посмотреть на бледного солдата. - А… а где ваш прибор пространственного маневрирования? – неожиданно задал капралу вопрос едущий рядом разведчик. - Э? – тот будто бы с презрением снова покосился на парня. – А, это. Понятия не имею, потерял, наверное. Я ж рубанул по самые ремни, те точно бы порвались. Моблит опять всхлипнул. И тут же утер нос. - Что-то я раскис совсем, - без тени ухмылки сообщил Бернер. На взгляд капрала, чем-то отдаленно напоминающий сталь – только расплавленную – парень, поколебавшись, тихо выговорил, - бригадир Ханджи, сэр… она мужественно погибла в бою. – потом расправился и снова утер нос, - Бригадир храбро сражалась, защищая честь разведотряда, - Заткнись. - думаю, она была невероятно полезна для всего человечества, и благодаря ей мы можем прогресси… - Заткнись, черт подери. Заткнись. Закрой свой рот. - …и отдать честь в память падшего бригадира… Капрал шенкелем подогнал коня и вырвался вперед на несколько метров, подальше от пустой болтовни Моблита. И так много погибло. Даже слишком. Сколько их осталось? Командор Ирвин проинформировал капрала, когда тот залезал на лошадь, что они потеряли больше половины своих воинов. Однако незачем добавил, что они истребили и огромное количество титанов, и что жертвы того стоили. Сколько разведчиков сейчас шагают верхом по дороге домой, за безопасные стены? Никакие жертвы нельзя оправдать. Погибли полные жизни новички: глуповатый Спрингер хотел уберечь товарищей и самостоятельно перерезать шею титану, но был слишком самоуверен и недостаточно быстр; головастый Арлерт успел придумать план и спас целую свою группу, притом пожертвовав собой; этот придурок Йегер, как всегда, наверное, слишком понадеялся на свои силы и не выдержал – был съеден титанами; вспыльчивый Кирштайн рвался защитить капрала и оказался одним бордовым пятном на гигантском дереве. Сколько еще людей должно погибнуть в знак наказания капралу? Весь его особый отряд… Гюнтер, Эрд, Ауруо, Петра – эти потери нельзя оправдать. Это пытка, самая настоящая пытка, придуманная богами специально для безымянного солдата. Ханджи, чокнутая женщина, - зачем жнецам нужна душа единственного человека, кто мог улыбаться так искренне и радоваться так безумно даже за стеной, даже на грани смерти? А та девчонка Аккерман? Погибнуть, попросту послушав приказы начальника. На плечи словно погрузили тонны вины, что беспощадно гнула крепкие плечи мужчины. А что Фарлан и Изабелль? Когда-то старые друзья, преданные и веселые, никогда не унывавшие, были безжалостно раздавлены титаном. А все почему? По моей вине. По моей вине, черт тебя дери! Раз за разом он наблюдал, как гибнут люди. Он, он во всем виноват. Виноват, что выживает. Всегда выживает. Какие бы ни были условия, он, проклятье богов, будет жить, прокладывая себе дорогу дальше по головам погибших. Неспособный умереть в желудке титана, он уже сгнил от тяжести долга, что несет на плечах, от рук призраков, что сжимают его каменное, уже неживое сердце. Он бессмертен, и это нежеланный дар, за который нужно платить. Платить жизнями тех, кто никогда не дошел бы до стены.