Я посажу дерево. И назову его именем Саске. Оно вырастет, и тогда Саске вернётся. Саске... вернётся.
Свет, пойманный в раскрытые ладони, переливался на коже жёлтыми всплесками, и вместе с ним перекатывалось в пригоршне маленькое семечко. Наруто нашёл его на берегу ручья, вдали от каких-либо деревьев, и там же его озарила идея. И теперь он нёс его домой, с небывалой для себя аккуратностью перебираясь через бурелом и завалы – чтобы не выронить. Не потерять. «Я посажу дерево. И назову его именем Саске», – думал он, сажая семя в землю. «Когда-нибудь, когда оно вырастет, Саске вернётся. И тогда я встречу его и покажу ему дерево, чтобы оно стало его по-настоящему», – ставя горшочек поближе к свету, на подоконник, мечтал Узумаки. Неважно, когда именно. Неважно, что будет потом. Но Саске придёт обязательно. Если уж не получилось им вернуться вдвоём, а ему – объяснить, в чём Учиха неправ, значит, Наруто просто нужно ждать. Неважно, сколько. Может быть, к тому времени он даже станет Хокаге... Шло время, распускались и увядали листья, росточек прибавлял в высоту, а Саске всё не возвращался. Сначала Наруто волновался – вдруг сделал что-то не так, вдруг мало полил, или, может, света не хватило? Переставил на солнце, полил в жару – листочки по краям скрутились сухим, коричневым. Наруто испугался, побежал к Ино – узнавать, что и как. Увидев у своего дома взъерошенного и явно испуганного Узумаки, Яманака сперва тоже встревожилась, а затем, узнав причину, рассмеялась и объяснила, что надо вернуть "питомца" на место, и что свет ему нужен рассеянный. Наруто послушался, переставил обратно – и сеянец выпустил новые, яркие клейкие листочки. Наруто счастлив. Он по-прежнему ходит на миссии, шутит, смеётся и устраивает цирк на ровном месте; он по-прежнему влюблён в Сакуру и всё так же получает от неё подзатыльники. А по ночам видит во сне иссиня-чёрные волосы и антрацитовые глаза. Наруто приходит домой, садится подле горшка, поливает землю и долго-долго смотрит на тянущиеся к свету листья. Росточек растёт. Сейчас в нём чуть меньше полуметра в высоту. Значит, скоро можно будет высаживать на улицу. От этого сердце Наруто сжимает непрошенное двоякое чувство: хоть он и хочет, чтобы он жил в большом, необъятном мире, но расставаться с ним жалко. Наруто не замечает, но Какаши видит, как рана, оставшаяся после ухода Учихи, начала потихоньку закрываться. Потому что в его жизни впервые появилась надежда, и с каждым днём она становится только больше – так же, как и набирающий силу сеянец. Глядя на него, на набухающие почки, на ветвящийся древеснеющий стебель, Наруто в душе радуется, и вместе с ним зацветает и сама атмосфера вокруг. Сила «силы молодости в действии», как сказал бы Гай-сенсей. Наруто вообще не замечает многого из того, что очевидно окружающим, но Какаши видит не только то, что снаружи, но и то, что внутри. Видит, как то глубокое, горькое и красное наконец переплелось с зелёным и свежим. Ярким. Живым. Когда у Наруто спрашивают, что это за растение и почему Узумаки так с ним носится, он лишь пожимает плечами и отвечает – «Это дерево Саске». Понимают немногие. Какаши помнит, как когда-то спросил тоже самое, на что получил исчерпывающее: – Когда оно вырастет, Саске придёт в Коноху. – Ты в этом... уверен? – Конечно! Просто, – тут он привстал на цыпочки, и джуунин наклонился, чтобы услышать шёпот в ухо: – Просто я знаю, что когда-нибудь Саске обязательно вернётся! «Он не может не прийти». И улыбнулся. Уверенно и искренне, как умеет улыбаться только Наруто. Мужчина хмыкнул, представив возможную реакцию Учихи. Ну и ну. «Дерево Саске, значит? Хммм...» Какаши знает, что для его подопечного даже одно это словосочетание – как целый мирок. И больше не тревожит его расспросами. Дерево Саске... Пусть оно будет высоким и стройным, как кипарис, цепким и крепким, как сосна, и сильным, как дуб. И пусть пахнет хвоей с привкусом моря, но с листьями и без игл. Пусть оно растёт обособленно – я дам ему столько места, сколько нужно, и столько свободы, сколько захочется. Пусть не сломят его сушь или ветер, да не зальют водой холодные осенние дожди. А если рядом с ним вырастет другое, я не дам его срубить, пусть живёт. Мне не жалко земли, и пусть и природе тоже будет не жаль тепла и солнца. Кажется, Ино ещё говорила, что деревья могут врастать друг в друга корнями и ветками, становясь целым. Правда, если одно из них срезать, то оба не перенесут этой раны и погибнут. Поэтому я буду следить, чтобы никто, кроме моих друзей, про него не узнал. Это будет только наша с ними тайна. И ещё – моя и Саске. Время пролетело мигом, и Наруто и оглянуться не успел, как его "питомец" вымахал аж до полутора метров, лишь немного не догнав в росте его самого. Ствол у деревца был ровным, с гладкой светло-серой корой, а листья - необычной, раздвоенной не до конца формы. Он бы так и терялся в догадках, что же вырастил, пока однажды встреченный на улице Сай не поинтересовался, как у него там гинкго поживает. Как выяснилось позже, о том, что это за деревце растёт у Узумаки, знали почти все. Ну, кроме него самого, разумеется. – ...Известно, что у некоторых народов гинкго считается символом бессмертия, а у нас – преданности... – меж тем продекламировал ему Сай. – А что, раньше никто из вас мне об этом сказать не мог? – пробурчал Наруто, не особо, впрочем, задумываясь о смысле сказанного, из которого он уловил только название растения. – Ты не спрашивал, – просто ответил Сай. Место «для новой жизни» саженца он выбрал сам, руководствуясь узнанными от семьи Ино подробностями – не сильно затенённое другими деревьями, с достаточным количеством света и воды. На «церемонии» посадки присутствовали все друзья, мало кто из них упустил возможность подколоть Узумаки по поводу его возни с «питомцем». Наруто смущался, однако продолжал исправно копать посадочную яму. Когда котлован, наконец, был готов, Сакура насыпала туда удобрений и свежей земли, а Шино посадил каких-то жуков, которые оберегали бы гинкго от вредителей. Какаши-сенсей с Ирукой подставили распорки, Наруто приладил к стволику табличку с именем дерева, а затем с помощью призванного на вечеринку Гамакичи они обильно полили саженец водой. Солнце клонилось к закату, и все участники "торжества" расходились по домам. Наруто постоял возле деревца ещё немного, пока бордово-красный край окончательно не скрылся за горизонтом, разом выбив из окружающего пространства все краски, кроме фиолетовых, после чего подошёл к растению, ласково коснувшись ещё тёплого ствола. Сказал просто: «Живи».* * *
Дождь шёл в Конохе уже две недели, в основном мелкой моросью, изредка сбиваясь на ливень. Словно сама природа, прощаясь с Нагато, оплакивала его смерть. Жители деревни невесело шутили, что тучи над Скрытым Дождём явно перепутали местонахождение селений, проливаясь над Страной Огня нескончаемым потоком холодной серой воды. Да и в целом особого позитива происходящее сейчас не приносило – люди восстанавливали фактически стёртую с лица земли Коноху, скорбели по ушедшим, залечивали раны выживших. В гуще всех этих событий Наруто и думать забыл о дереве, вплоть до того момента, как разбушевавшаяся непогода принесла с собой настоящий ураган. Вырванные с корнем деревья, обрывы электричества – всё это было лишь малой частью того, что назревало где-то над головой, в клубке иссиня-серых туч, над притихшей в ожидании неизбежного деревней. И оно последовало – гроза ударила по Конохе всей своей мощью. И только когда от вспышек молний уже начали болеть глаза, а несколько деревьев в округе пострадали от огня и ветра, Наруто опомнился. Гинкго выстоял. Приютившись у куска скалы, с распростёртыми к свету ветвями он, хоть и потерял большую часть листьев, но выдержал натиск стихии. Наруто отвернулся и, не глядя, ударил кулаком в камень, разбивая руку в кровь. Забыл, как он мог забыть? А что, если бы не уберёг?.. А что, если бы... Но дерево выстояло. – Это был твой первый экзамен, – задумчиво сказал Наруто, глядя куда-то вверх, на свивающиеся в вышине тяжёлые хмурые облака. И ушёл. Позже он вернулся, но уже не стоял рядом, как прежде. Гинкго, как некогда и Саске, становился самодостаточным. Теперь он стремился вверх, ломая преграду – Наруто видел, как по скале уже зазмеились трещины от корней. И тогда же понял, что он лишний. Верно, он дал жизнь ростку и ухаживал за ним, пока тот был маленьким, но, стоило ему высадить саженец в природу, как он резко стал ненужным. Дерево заботилось о себе само. Ему не мешали обломанные ветром ветки или сорванные листья – на их месте вырастали новые. Оно пробивало себе путь наперекор всему, на ходу зализывая раны. Как Саске. Тогда Наруто ушёл окончательно – чтобы уже не возвращаться. Дерево с именем Саске – не выход, а печальная закономерность. Как корабль назовёшь, так он и поплывёт...* * *
Он проснулся рывком, словно что-то выдернуло его из сна; снилась, к слову, какая-то муть. Чертыхнувшись, Наруто встал и, подойдя к окну, открыл его – в комнате было чертовски душно. Ночь выдалась непроглядно-чёрной, настолько, что хоть глаз выколи. Словно сама пустота Космоса опустилась на землю, заглушив своей толщей любые, даже самые ничтожные звуки. Какое-то особое чутьё подсказало, что неспроста, и что не бывает таких тёмных и безжизненных ночей. Только если... Кто-то хотел скрыть своё присутствие. Наруто уже догадался, кто мог быть этим нежданным гостем. Вот только радости по этому поводу не почувствовал. Жаляще потянуло где-то под сердцем; вскрылись старые раны, заставляя вспомнить о боли, что когда-то прочно угнездилась в нём. До обрыва дошёл спокойно, даже не ускоряя шага. Потому что знал – его ждут и его дождутся. За тем и пожаловали. Вдалеке чувствовалось чужое присутствие, но от них не исходило угрозы. Они просто были там. И тоже ждали. Чёрный, замерший у обрыва силуэт не пошевелился, даже когда Наруто вышел из леса. Саске не повернул головы, не проронил ни слова – просто стоял у самого края, и на секунду в Наруто вспыхнуло и погасло два противоречивых желания – оттащить подальше и толкнуть вниз. Второе принадлежало Кьюби. Саске постоял так ещё минуты две и только затем обернулся. Его глаза мерцали в темноте красным. – «Дерево Саске», значит? – фыркнул он, поддев носком деревянную табличку. – Что за чушь... Наруто молчал. Не потому, что сказать было нечего, а потому что знал – не поймёт. Фыркнет презрительно, вот как сейчас, или и вовсе утопит в пафосе. Не понять Саске смысла в дереве Саске. А, может, оно и к лучшему... – Зачем ты посадил его здесь? Наруто удивлённо моргнул, переваривая услышанное. Учиха, как всегда, сказал не то, что можно было бы предугадать. Ладно "зачем?", но почему именно "здесь"? – Что... ээ? – Объясняю для тупых: зачем ты посадил его здесь, на вершине холма, поодаль от других деревьев? – А! Ну так, тут места больше, есть куда расти! Есть куда расти... Есть к чему стремиться, то есть. – Но при грозе, – вдруг прервал его Саске, – намного больше вероятность, что тут в него ударит молния. Ты сможешь справиться с этим? Узумаки посерьёзнел, вспомнилась та самая буря. – Оно выдержит. «Как я». – Уверен? Деревья сгорают в огне. – Я потушу его своими собственными руками! Молнии-вызывают-огонь-который-сжирает-всё-на-своём-пути. Как я. Как Кьюби. Как ты. Как мы. Шиноби Страны Огня, пусть и бывшие. – Это не «дерево Саске», Наруто. Это твоё дерево. И не надо выдумывать глупых историй. Не надо выдавать желаемое за действительное. Не надо... постоянно думать обо мне. Не надо. «Как ты». – Это всё, что ты хотел сказать? – с вызовом спросил Наруто, скрестив руки на груди. – Это то, что я не хотел говорить. Пока. Он дал знак, три тени мелькнули в кронах близ растущих деревьев, замерев над ними хищными чёрными птицами. Наруто поджал губы, но спустя секунду уже улыбался привычно открытой улыбкой. – Да. До встречи, Саске! «До встречи, когда ты окончательно вернёшься», – добавил он про себя. Снова потекли дни, недели, месяцы, но теперь уже – наполненные ожиданием. Однообразие сковывало мысли, действия свелись к автоматизму – помочь там кому-нибудь, сходить на миссию, получить компенсацию, поесть, поспать. Изредка – прогулки по Конохе в компании Какаши-сенсея или Сакуры, вызовы к Цунадэ... Наруто ждал, но это состояние не было привычным, оно отдавало тревожностью и уже успело изрядно исколоть и без того уставшие нервы.* * *
Ярчайшая вспышка голубоватого света пронзила мозг, заставив Наруто шарахнуться в сторону и упасть с кровати. Сердце колотилось как бешеное, но понять причину он пока не мог. Почти не соображая, Наруто выпутался из одеяла и, подбежав к окну, высунулся наружу. Ночь до жути напоминала ту, когда Саске решил почтить деревню своим нежданным присутствием – такая же тёмная и тихая. Давящая, мертвенная тишина. В груди заболело сильнее. Почему-то первая мысль, которая мелькнула в сознании за секунду до второй вспышки, была о Саске. О нём или о дереве, Наруто додумать не успел – бежал в сторону утёса. Затем ударило – ярко, по глазам. Наруто зажмурился, но свет никуда не делся, наоборот, прорастая всё новыми и новыми нитями. Где-то на краю сознания мелькнуло воспоминание о том, что только одно в мире способно так сиять. Чидори. А значит, он был прав: Саске вновь вернулся и он здесь, в Конохе. Вот только вряд ли затем, на что надеялся Наруто... Да и, судя по отблескам на востоке, совсем не за этим. Старая рана в груди разверзлась шире, и где-то под печатью, чувствуя приближающуюся волну ярости, предвкушающе завозился Лис. Впереди за чёрными стволами показался просвет, и Наруто ещё успел заметить ослепительно-белый шар, неспешно плывущий вдоль обрыва. Через пару мгновений наверху громыхнуло так, что заложило уши. Наруто поднял голову – над лесом закручивалась серо-фиолетовая воронка. Он был в самом эпицентре бури. Секунды иссякли, под натиском ветра с громким треском ломались ветки и сучья. Наруто видел рассекающие древесину порывы – тонкие, аккуратные надрезы на светлом фоне, постепенно наполняющиеся соком. Следующая вспышка ударила уже сверху – и по гладкому светлому стволу поползло зарево тления. Кора потемнела, будто кто-то разом стёр с листа верхний слой, обнажая чёрную изнанку. Огонь лениво лизнул ветви, и те вспыхнули мгновенно; затрещала, поддаваясь, кора, и огненные потёки смолы заструились вниз, расцвечивая серое красным. Наруто не мог больше стоять в стороне. Наплевав на сметающий всё на своём пути ветер, он выскочил из леса как раз тогда, когда гинкго был полностью объят пламенем. Но горело даже не дерево – горело что-то внутри Наруто. Он протянул было руки, чтобы остановить, потушить, – когда резкий окрик сзади заставил его обернуться. – Стой! – Что? – Не подходи к нему, – повторил Саске, подходя ближе, готовый схватить Наруто за руки и удержать. Не дать коснуться стремительно лопающейся коры и уже вовсю охваченных пламенем ветвей. «Деревья погибают в огне». – Почему? – выдохнул Наруто, неверяще глядя на тлеющее дерево. Тонкие ветки иглами алели в темноте. – За что? Слишком много вопросов сразу и слишком беззащитно раскрытые голубые глаза. – Шаровая молния. При слове "молния" в голове у Наруто что-то щёлкнуло. Мозаика рассыпалась на кусочки, тут же став одним целым. Не думая, он рванулся вперёд, к краю, увлекая за собой. – Это ты сделал? – Вот ещё. – Я. Спрашиваю. Это. Ты. Сделал?! – Нет. – Врёшь! Я видел! – Что ты видел? – Твоё Чидори! – Нет. Не я. Неожиданно Наруто успокоился. – Ладно, не ты, так не ты, – как-то слишком уж легко и несопоставимо с недавней вспышкой согласился Узумаки. – Но если всё-таки ты, то верни его! Брови Саске взлетели вверх: – Что, прости? – Что слышал. Верни мне его. Верни дерево Саске! – Я уже сказал, что оно не моё, а твоё. И раз оно сгорело – что ж, значит, судьба у него такая. – Предавать Коноху у тебя тоже судьба была такая? Учиха хмыкнул – и откуда только так язвить научился? – Я никому ничего не обещал. То, куда и зачем я иду – только моё дело. – Ну вот, а моё дело – знать, что, куда бы тебя ни занесло, ты жив-здоров, ясно? А дерево мне это показывало. Гон чистой воды, но что уж тут поделаешь... Саске устало вздохнул. Помолчали. – Знаешь, что? – Чего? – Я вот всё думаю, почему именно гинкго. – Э? Ну я просто нашёл его в лесу и подумал, что было бы здорово его прорастить! – Я не об этом... – А о чём? – А о том, что гинкго символизирует преданность. – Наруто собрался было перебить, что он в курсе, но не успел и рта раскрыть, как Саске продолжил: – И, по легенде, готово умереть за своего хозяина. А в данной ситуации... это более чем говоряще. – Это просто совпадение! – Возможно. В любом случае... ты был прав, это из-за меня в него ударила молния. Поэтому... Синие глаза стремительно потемнели: – Заткнись. И убирайся. Спорить с доведённым до края Узумаки Учиха предусмотрительно не стал – мало ли. Однажды он уже видел, чем это может закончиться. Вдобавок ко всему для драки сейчас было не то время и не то место. – Хорошо. И только когда Наруто остался на обрыве один, он понял, что вокруг больше нет ветра, а туча, которая была над ними, давно ушла на северо-запад. На востоке медленно светлело небо – там занимался рассвет. О буйстве стихии напоминал только чёрный остов застывшего в нелепом положении дерева – обугленный скелет того, что совсем недавно было живым. Он не приходил туда месяца два – просто не было сил вспоминать. А потом пришёл – совершенно спонтанно, будто его толкнули в спину и сказали идти. Там, у основания чёрного ствола тянулся вверх крошечный зелёный росточек. Наруто улыбнулся – Саске сдержал слово. Он стал бывать там чаще – только наблюдал, не делая попыток выкопать и принести домой. И лишь позже, когда тот подрос увидел, что ростков было два. Просто они настолько переплелись, что стали неделимы. Он не знал, специально ли Саске так сделал, да и делал ли он это вообще, но те два ростка были как они сами – если один из них ослабнет, то второй всегда даст ему опору. Как помогают друг другу друзья. Как было. И как будет. А в том, что ещё «будет», он был уверен. Далеко оттуда, на какой-то из стоянок в чужой стране Саске сидел у костра и, вертя в руках наполовину обгоревшую табличку с выцарапанной на ней надписью, усмехался. У Наруто было дерево, носящее имя в честь Учихи, а теперь и у него будет его собственное. И даже не одно. Я посажу дерево. И назову его именем друга. И, когда оно вырастет, Саске вернётся.