Love is not a mistake

Это почти уже не доставляет проблем. Раз. Два. Три. Вдох. Рука тянется к дверной ручке, надавливая. Закрыто. Раз. Два. Три. Закрыто. Закрытозакрытозакрытозакр... Блейну было девять. Впервые, когда он почувствовал едва ощутимый зуд под кожей. В одиннадцать Блейн оказался на терапии, и все, что он мог о рассказать о своей жизни, было набором слов про трещины на тротуарах и пыль на столешнице. В тринадцать заглавные ОКР в медицинской карте стали пугать его меньше, чем включенный свет, незапертые двери и чужие прикосновения. Блейну было что-то около шестнадцати, когда он, закрывшись в ванной, тер и без того кровоточащие губы, но никак не мог избавиться от скользкого ощущения губ рыжего парня со школьной дискотеки на них. Слезы скатывались по щекам, западая в ранки, и делали больно. Блейну было девятнадцать, когда тот самый капитан группы поддержки из колледжа, задевая ухо на удивление неприятно-шершавым языком, шептал что-то. Блейн не думал о том, что вроде бы как влюблен в него почти целый семестр. Больше о том, сколько микробов прямо сейчас размножается под рукой, сжимающей волосы. И когда понял, что много, непозволительно много — сбежал. Сбежал, и терся головой о подушку, но все равно жгло. Блейн тянул себя за волосы, вырвав несколько прядей, Блейн чуть не воткнул себе в руку ножницы, чуть не уснул в наполненной ванне, чуть не впился в зудящую кожу до мяса, про себя повторяя: «Немогунемогунемогубольше!» Просто опустись под воду, Блейн. Просто задержи дыхание. Раз Два... Когда Блейн впервые встретил Курта, все голоса в голове затихли. Курту исполнилось восемнадцать два дня назад, а Блейну уже почти год было двадцать два. Курт — первокурсник, Блейн — отчаявшийся и безнадежный без пяти минут выпускник с паническими атаками и расчесанными до крови сгибами локтей и предплечьями. Все почему-то исчезло, стерлось — трещины на асфальте, пыль на столешнице, веснушки мальчика с дискотеки, обжигающие ладони в волосах. Единственным, что имело хоть какое-то значение были уголки губ, растянувшиеся в улыбке, и бледная родинка на шее сбоку. —Ты уронил кое-что, — Курт поднял глаза, протягивая папку, набитую бумагами. «Все на свете», — подумал Блейн. **** - Ты не... не хочешь... не хотел бы ты...сходить куда-нибудь? Со мной. Курт смеется. — Я имею в виду, если ты хочешь, мы можем сходить куда-нибудь... вместе? Курт кивает и звонко смеется, когда Блейн повторяет дрожащим голосом: — Не хочешь сходить на... встречу? Блейн лихорадочно пытается собрать разбросанные в голове слова, перестать жмуриться и глотать воздух. — Я хочу пригласить тебя... Курт касается ладонью костяшек его пальцев. Немного нервно, немного так, как нужно Блейну, чтобы не вывернуться наизнанку. — Я понимаю. — И ты.. — И я пойду. — Значит, ты согласен? Курт кивает. — Я имею в виду свидание. Смеется Курт действительно здорово. Курт смеется, когда Блейн выковыривает из салата красные овощи вилкой и виновато бормочет, что по субботам он не может есть красное. Смеется, когда Блейн отлучается, чтобы помыть руки и поговорить с зеркалом о том, что так сильно волноваться не стоит, что это всего лишь свидание. Первое настоящее за двадцать два года. Смеется, когда Блейн просит разрешения перецеловать его на пороге, потому что в первый раз было недостаточно хорошо. Курт никак не может убедить этого забавного парня в том, что все было идеально и смеется снова, ударяясь зубами о чужие. Блейн никак не может поверить, что целует кого-то по-настоящему. — Дверь... — Блейн шарит ладонью по стене в поисках ручки до тех пор, пока не ударяется об металлическую поверхность пальцами. Он шипит от боли в губы Курта, тот ласково уверяет: «Закрыта.» Вообще-то у Блейна никогда не было ничего такого на первом свидании, и когда футболка цепляется за голову, он нервничает снова и просит Курта подождать пару минут, чтобы отдышаться. Курт остается подождать. И задерживается еще на полгода. Когда на терапии доктор Смит спрашивает: «Какой он, твой Курт?», Блейн не задумываясь отвечает: «Комфортный». И про себя добавляет десяток эпитетов в алфавитном порядке, расположенных по возрастанию букв с ударением исключительно на второй слог. Еще через три месяца Блейн абсолютно уверен в том, что на шестьдесят четвертом свидании все точно получится, но снова несчастная футболка, волосы, лезущие в глаза, потеющие скользкие ладони. Он вообще-то учился дыхательной гимнастике, но с Куртом все сбивается. Курт говорит: «Все в порядке. Все замечательно.» И это успокаивает. Где-то на полторы минуты. — Все хорошо, — наклонившись к его уху, шепчет Курт, — Все хорошо, потому что это ты. Еще на четыре. — Не волнуйся так. Пять минут. — Я люблю тебя, — губы под губами Блейна дергает улыбка вперемешку с нервной дрожью, — Блейн, я люблю тебя. Блейн успокаивается на всю дальнейшую жизнь. *** Блейну нравится поливать фиалки на подоконнике, когда Курт дома. Курт смеется и, отложив книгу, помогает Блейну держать лейку. Руки все еще не слушаются. Но на душе никогда не было так тепло. Никогда в его душе еще не было так много фиалок. Нежных, ярких, его Таких, как Курт. — Ты знаешь, Блейн, я никого не любил так сильно. — Я до тебя вообще не любил. И разве может быть лучше? Они гуляют в городском парке. — Погладь, — Курт берет на руки уличного щенка, — Посмотри, какой милый! Блейн извиняется и, морщась, отказывается. Курт смеется. Им действительно хорошо вдвоем. Если Блейну нужно, Курт пропускает занятия в колледже, чтобы целый день сортировать одежду по цветам. Курт не обижается, если Блейн не доверяет ему насчет закрытой двери и по ночам вскакивает с постели, чтобы добежать до коридора и проверить. Блейн вваливается на порог, давится словами: — Курт, я... я... Курт. — Что? — Курт подскакивает с дивана и стискивает его лицо в ладонях. — Что случилось? Ты в порядке? —Я погладил соседского щенка, — голос Блейна сиплый, но такой счастливый. — Я смог, Курт. — Я знал, что ты справишься. *** В последнюю субботу июня они ужинают в доме Курта на дне рождении его отца. Блейн почти выносит больше десяти рукопожатий от всех присутствующих родственников и правда пытается запомнить все имена. За столом шумно, но в один момент Блейн просто перестает слышать. Он замирает, чувствуя, как к щекам до боли приливает кровь, а кончики пальцев пронзают тысячи иголок. — Курт, — неуверенно зовет Блейн, и собственный хрип отдается ударом в виске. — Я забыл помыть руки, — Блейн вздрагивает, ладонь Курта под столом накрывает его колено,— Курт, я забыл. Помыть. Руки. Я. Руки. Курт. — Курт, — Блейн зовет чуть громче. — Мои руки. Они... Курт, - Блейн хватается за его пальцы, сжимая. Становится трудно дышать. Становится трудно думать. Блейн снова становится тем, на кого в младших классах показывали пальцем, а в старшей школе пытались обходить стороной. Курт улыбается, смотрит мимо, будто не слышит, передает вилку тете и только сильнее сдавливает уже заболевшее колено до тех пор, пока кто-то из гостей не спрашивает: «Блейн, все в порядке?» Не очень-то. Потому что закушенная губа разболелась тоже, а из-за слез не видно, что за салат на тарелке и много ли там красных овощей, которые не следует есть по субботам. Только когда стены комнаты начинают давить, а легкие забиваются всхлипами, Курт провожает его до туалета, тяжело вздыхая, прислоняет к стене, заглядывает в распухшие глаза. — Что ты творишь? Блейн молчит. Просто опустись под воду, Блейн. — Ты нас позоришь! Ты хоть понимаешь, что значит этот ужин, знакомство с папой? Бабушкой? С моей, черт возьми, семьей? Неужели ты не можешь понять? Просто задержи дыхание. — Мы столько ждали этого дня не для того, чтобы ты его испортил! Блейн, ты уже не маленький мальчик. Раз, Два... — Я забыл помыть руки, — слеза катится по щеке. Блейну двадцать четыре. Еще одна. — Курт, руки. Они... — Блейн протягивает дрожащую ладонь. Курт же ведь все тот же, да. Да? Он ведь все еще никогда никого не любил так сильно. — Ладно. Ладно, прости. Забудь. Все хорошо, — шепчет Курт, крепко обнимая его, — Все хорошо, и ты хороший. Рубашка Курта мокнет от слез, а губы теряются в растрепанных волосах : «Все хорошо» «Извини.» «Прости меня.» «Все пройдет, Блейн.» Ничего не проходит. На самом деле, ничего не должно проходить и не может. Это не простуда, не ушиб, и Блейн вряд ли когда-нибудь справится с этим полностью. Курт заботливо протягивает чистое полотенце: — Люблю тебя, помнишь? — уголки губ остаются неподвижными, а глаза безучастными и уставшими. И Блейн вроде бы припоминает что-то такое, но сейчас ему почему-то хочется исчезнуть. По дороге обратно он умоляет Курта свернуть в спальню, выключить свет и закрыться там до конца вечера. В ответ Курт смеется, но Блейн знает, что ему не смешно. Они гуляют в городском парке. Блейн шарахается от пролетающих голубей. Курт одергивает его за рукав. — Блейн, мы спешим. Блейн поливает фиалки на подоконнике, когда Курт дома. Курт больше не смеется. Сдержанно улыбается, но забывает провести ладонью по знакомым, до сих пор слегка дрожащим рукам, которые случайно смахивают горшок с цветами. Курт говорит: «Папа сказал, что ты милый.», но Блейн знает, что быть милым недостаточно для того, чтобы удержать кого-то рядом с собой навсегда. Именно поэтому он не очень-то удивляется, когда через пару недель Курт не приходит ночевать домой. И возвращается не за ним, а за чемоданом. Блейн не очень-то удивляется. Блейн ломается. — Нам нужно немного времени. — Слышишь? — Я устал, Блейн. Я больше не смогу так. — Ты слышишь, Блейн? — Но я все еще люблю. — Люблю этот дом и фиалки. — Ты и я. Это все... стало слишком сложным. Ты не должен был... Я не должен был позволять тебе привязываться. — Думаю, что это была ошибка. — Блейн, ты же знаешь? — Курт берет его за подбородок, пытаясь заглянуть в лицо. Кожа невыносимо чешется, Блейн вдруг думает, что прием у врача через пару недель, и столько боли не разгрести. Он рассматривает пылинки в воздухе, оседающие на пиджак Курта. Когда голова бессильно опускается, Блейн чувствует, как они расползаются по лбу вместе с тяжестью, давящей на виски. Курт отстраняет его бережно, но настойчиво, почти сдирает с себя. — Нам нужно двигаться дальше. Блейн не может двигаться дальше, Блейн не может двигаться вообще, закрыть лицо ладонями, заткнуть уши, ущипнуть себя, убедиться в том, что это действительно происходит с ним, с ними. Блейн не издает ни звука, когда Курт, оправдываясь, выгребает из квартиры остатки от себя, от их совместного, когда все, что когда-либо относилось к ним, скрывается за дверью, и когда впервые не остается сомнений в том, что она действительно закрыта. Думаю, это была ошибка. Любовь не может быть ошибкой. Потому что Блейн каждый день поливает завянувшие цветы и перед тем, как лечь спать, пересчитывает лепестки четырежды. Любовь не может быть ошибкой. Просто для Курта фиалки были всего лишь цветами. Любовь не может быть ошибкой, потому что люди и без нее ошибаются слишком часто. Это почти уже не доставляет проблем. Раз. Два. Три. Вдох. Рука тянется к дверной ручке, надавливая. Закрыто. Раз. Два. Три. Закрыто. Закрытозакрытозакрытозакр...