Нам на мир отведён только день, Упустить его нам недоступная роскошь. Мы играем в войну на судьбу, Только ты будешь в ней уничтожен. Разорвал мою душу и плоть, Отнял всё, что дарует свобода. Не любить тебя просто невмочь, Но поддаться – предательство Бога. Гложет думы мои пустота, И Луна не осветит широты. Где рассудок покинул меня? Почему так тернисты дороги? Утопая в порочном огне, Не забудь обо мне, умоляю. Ибо истиной я награжу, На одре твоё сердце сжигая.
– Почему моё первое воспоминание начинается с тебя, куда делось всё остальное? – произнёс он, вглядываясь в пыль, что витала в лучах, пробивавшихся через заколоченные оконные рамы. То был некогда нарядный и просторный актовый зал школы. На деревянной сцене стоял рояль, черный и массивный, а в зале для гостей были расставлены стулья, которые давно покрылись паутиной и истрепались из-за постоянной бомбёжки извне. – Я тоже давно ничего не помню, – рослый мужчина подошел к приятелю, который небрежно ударил по клавише, издавшей неприятную фальшь. Исцарапанные и грязные пальцы бережно коснулись клавиш и сыграли недлинную мелодию, когда-то сыгранную его дочерью. – Инструмент очень расстроен, – мужчина говорил это предельно тихо, точно делал специально для себя заметку. – Нам пора выдвигаться в путь. – Но скажи, каким я был? – настойчивый юноша спросил в очередной раз. Было некуда деваться от назойливого спутника, и понурый путешественник поневоле ответил: – Ты был отзывчив и предан своему делу. Твоя уверенность в себе восхищала народ, и… – недолго помолчав, он всё же добавил, – ты был добрым и храбрым малым. « – Мы привели их главного вояку. Капитан погиб еще несколько дней назад, а этот всё дух в них боевой вселял, – заливисто смеясь, трое американцев тащили по земле истрёпанного мужчину, – никак не давал нам с ними покончить. Но теперь вся его рота начисто истреблена, – гордо завершив свой рапорт, солдаты швырнули русского вояку к ногам своего командира. Юный на вид, но успевший добиться колоссальных высот в своём деле, он уже был главным командиром американского полка особого назначения. Будучи грубым, безжалостным и циничным, он выполнял самые гнусные распоряжения, поступающие свыше, не считая, что замарал этим руки. – И молодцы, – коротко ответил Финн МакМиллон подчиненным, переведя своё внимание на пленного. – Слишком много о тебе стали говорить, Минин, – сложив руки за спиной, мужчина, точно хищная рыба, очерчивал вокруг своей жертвы ореол, пока его абсолютное спокойствие не сменилось бешенством и американец не ударил того в бок. – Слишком много из-за чего ты мог загордиться, – шептал теперь он, сидя на корточках возле русского военного и судорожно прикрывая тонкие губы указательным пальцем. Крепкий крупный мужчина молчал, надеясь, что физическая боль сможет перекрыть боль моральную. – Я покажу тебе кое-что! – качнув головой в знак согласия с самим собой, он посмотрел на своих солдат и несдержанно распорядился. – Тащите его к обзорной точке, – капитан махал руками, подгоняя каждого из своих подопечных. Точка для обзора представляла собой небольшое возвышение над землёй, с которого Финн обычно вещал своим солдатам о новых распоряжениях, событиях и грядущих войнах. Трое военных забрались на импровизированную сцену, вновь бросив обессиленного пленника на деревянный пол. – Смотри в небо, вон там, – он нарочно протянул последнюю фразу, указывая на Луну и щелкая при этом пальцами, – именно там летит шаттл. Эм, вы… – МакМиллон возобновил свой шаг, звучно отчеканивая по паркету, – посадили туда своих родственников и искренне верили, что спасёте их, депортируя на земли Селены?! – Дёрганый ублюдок, – наконец изрёк Сергей, пытаясь встать, но военные тотчас остановили его. Он понимал, что близится недоброе, отчего кровь привычно начала закипать, даруя ему прилив новых сил. Решив не обращать внимания на поползновения истерзанного, капитан нервно дёрнул головой, отбрасывая мешавшие каштановые пряди со лба, и завершил реплику. – Нет! – заключил он, и звук взрывающегося металла разнёсся по окрестностям. Облака окрасились в чёрный, и обломки звучно полетели с небес. – Я знаю, там твоя семья. Дочь и жена? Хм, бывает, – цокнув, он пожал плечами, будто извиняясь, и одарил врага невинной улыбкой. – А теперь уведите его, – сменив милость на гнев, скомандовал лидер.»***
Шелест рвущегося листа нарушил покой Сергея. Машина, в которой нашли ночлег Сергей с Финном, стояла в центре моста, заставленного другими заброшенными автомобилями. Бетонный мост протянулся поперек какой-то реки. От близости воды Финна начал бить мелкий озноб, и дабы окончательно не закоченеть, он решил развести костер. – Зачем ты рвёшь книгу? – русский мужчина перевернулся на другой бок и попытался уточнить с какой целью знакомый делал это. – Я много взял с той школы, думал согреться, развести огонь, – на мгновение остановившись, Финн отложил оторванный лист в сторону. – Скажу по секрету: книги нужны, чтобы их читать, а не на костер рвать! – нервозно парировал он. – Конечно, давай оставим их как наследие для будущего поколения, которое вымерло! – подняв голос на тон выше, мужчина разозлился и швырнул в друга злосчастную книгу. Она прилетела по руке угрюмого Сергея, который, успокоившись, спокойно подобрал её и положил в рюкзак. – Ну уж точно не для того, чтобы разжигать костер, – не дав спутнику договорить, разъяренный американец уже занёс руку для удара, но Минин успел перехватить друга за запястье. – Успокойся и ложись, – он отпустил руку. Как только ссора исчерпала себя, и мужчины удобно расположились, Сергей подобрал вырванный листок. Он лежал на полу машины. Посветив фонарем на текст, в прошлом русский военный зачитал пару строк: По несчастью или к счастью, истина проста: Никогда не возвращайся в прежние места. Путешествие в обратно я бы запретил, Я прошу тебя, как брата, душу не мути. Даже если пепелище выглядит вполне, Не найти того, что ищем, ни тебе, ни мне. – И ты хотел сжечь эти строки… – на выдохе произнёс он, обернувшись к спутнику. Но тот не слушал его, крепко спал. Сергей долго и тяжело вглядывался в своего спутника, обладавшего приятной незаурядной красотой, после чего, уткнувшись к тому под бок, уснул. «Своего командира весь батальон очень уважал. Его поручения и похвала были целью каждого, а любое вымолвленное слово принималось на ура. Казалось, Финн собрал всех отбросов сего мира и выдрессировал их под себя. С момента теракта прошла неделя. Сергей не падал духом, находясь в просторной камере, которая предназначалась для большого числа пленных, но всегда пустовала, по причине тотального уничтожения врага и отсутствия в этом лагере понятия «плен». Высокиq правый сапог хранил в себе заточённый колышек, ждущий своего часа. В этот день Минина заковали в наручники и повели на допрос. Солнце предательски ударило в глаза, тотчас отозвавшиеся болью от резкой смены яркости мира. Мрачный мужчина всё гадал, в какой корпус его поведут, но заводить его в помещение никто не собирался. Путь вёл к той же злосчастной точке обзора, на которой теперь стояло громоздкое обтрёпанное кресло. Гордо восседал на нем сам МакМиллон, чувствуя себя особенно значимым и важным. – Сегодня ты выглядишь намного презентабельнее, – ехидничал Финн, указывая на тот факт, что русский шёл в этот раз сам. Командир вскочил с кресла и бодрым шагом направился к врагу. Встав к тому вплотную, американец принялся долго вглядываться в грязно-серые глаза Минина, что страшно раздражало героя враждующей стороны. – Говорят, ты сильно брыкался и буйствовал после взрыва космолёта, – молодой мужчина хлопнул перед носом Сергея в ладоши, давя на болезненные воспоминания. – Горько, должно быть… – нахмурившись, наигранно слащаво Финн мотал головой из стороны в сторону, провоцируя импульсивного внутри, но спокойного на вид Минина.***
Вздорный лидер хотел было продолжить свои гнусные речи, но неожиданное действие сбило каждого из стоящих рядом с толку. Русский военнопленный резко достал деревянный колышек и хотел было воткнуть его в глаз раздражителя. МакМиллон пошатнулся, и только это спасло его от смерти. Заточка плотно и глубоко вошла в плечо циничного юнца. – Уничтожьте его! – кричал один из главных смотрителей тюремных камер. Солдаты-пешки принялись безжалостно забивать рослого русского мужчину ногами и кулаками. Сергей, сбитый с ног, не мог найти в себе силы встать, отчего ему оставалось только прикрываться от ударов. – Нет! – раздирающий глотку крик лидера привлек к себе внимание. Прижимая руку к кровоточащей ране, он искоса посматривал на торчащее из плеча полено и стонал от пугающей шаткую психику картины, – Делайте, что хотите, но оставьте его в живых! – с раздражающим стоном промямлил он.»***
– Вот что мне всю ночь не давало уснуть, – стоя у самого края моста, Финн разминался, устремляя свой взор на бурные воды. – Это река Терек, – деловито подметил русский рослый мужчина, собирая последние вещи в рюкзак. – Ты уже ел? Мы сегодня будем долго идти и, возможно, дойдём до ущелья. – Хм, нет, – однозначно, с долей ехидства ответил американец. Прежде чем вернуться в машину, он ещё раз оглядел окрестности и саму скоротечную реку. – Согласен, неплохое место. Сергей прекрасно понимал, как нелегко дался этот комплимент Финну. Он не ответил, лишь довольно и звучно ухмыльнулся, провожая взглядом юношу. «– Почему ты ничего не ешь? – миска с протухшей похлёбкой полетела в избитого до полусмерти русского. Через два дня после драки он чувствовал себя намного лучше и уже мог вставать и ходить. Гордый воин молчал, отведя взгляд в сторону. – Отвечай, когда я тебя спрашиваю, – ударив кулаком по стене и тем самым вызвав острую боль в раненом плече, Финн взывал к вниманию. Прислонившись к стене, он сощурился, стараясь перетерпеть боль. Минин принялся медленно вставать, что вызвало дикий страх со стороны американского служащего. МакМиллон автоматически попытался попятиться, но резко одёрнул себя и принялся буравить взглядом пленного. – Неблагодарный хам. Тебе дали кров и пищу, не убили за такое количество оплошностей, и теперь ты смеешь мне не отвечать, – дерзил он мужчине, который превышал его в росте. Сергей хотел было уверенно пойти на юнца, но ноги подкашивались, и пришлось опираться о стену, чтобы не упасть. Финн, приметив слабость соперника, вновь почувствовал своё преимущество. Прильнув всей тяжестью своего тела к русскому, он прижал дуло пистолета к горлу мужчины. Лицо его было покрыто язвами и синяками, а глубокий порез делил взъерошенную густую бровь пополам. Рана была еще совсем свежая, и кровь то и дело продолжала сочиться. Заворожено изучая контуры лица Сергея, американец водил холодным металлом по шее пленного. – Находясь в гостях, надо помнить о манерах и приличиях, – поучительным тоном парировал командир. Доблестный солдат молчал, игнорируя провокации циника. Минин смело смотрел в глаза врагу, тяжело выдыхая жаркий воздух. Рывком колена МакМиллон прижал свою ногу между ногами пленника, ниже паха. Он коснулся пистолетом болезненной раны на лице. Мужчина поморщился, но взгляда не отвел. Тучный и скованный в своих действиях, Сергей ни на секунду не отрывался от Финна, как будто они играли в свою собственную, особую, игру. Молчание утомляло американца, но пленённый военный магнитом притягивал к своей неоднозначной персоне. Наконец, Финн отпрянул от избитого армейца. Отходя всё дальше, он постепенно вытягивал свою руку и прищуривался одним глазом, демонстративно показывая, как целится в русского. – Давай не здесь, – слова разорвали тишину и послужили бальзамом на душу неуравновешенного юноши. – Ну наконец ты нарушил обет молчания, – широко улыбаясь, он протягивал каждое слово. Чего хотел, он получил, – договорились, я выберу для твоей кончины более живописное место.»***
Ветер подгонял странников, разнося по воздуху хлопья пепла, отголосок канувшей в забвенье войны. Они спешно пробирался всё глубже в ущелье, надеясь успеть найти пристанище до наступления тьмы, ведь ночь обещала быть холодной. Впереди свои просторы раскрыло некогда богатое своей красотой поле. Но теперь обожжённая трава, обугленные деревья и подорванная минами почва лишь служили доказательством былого мира и являлись горькими болезненными воспоминаниями о полноценной жизни на Зеленой планете. Поле было необъятным, до боли знакомым Сергею, но теперь оно было не его. Было чужим, забытым, мёртвым и не его. Американский солдат с не свойственной ему солидарностью молчал весь путь вдоль призрачного луга. Только выйдя к узкой горной тропе, он обмолвился, желая сообщить о выгодной находке: – Ты только погляди, мы можем пройти через этот камень, – Финн указал на огромный булыжник, застрявший между двумя плитами, внизу которых в тёмных оврагах стояла вода, – мы так неплохо сократим дорогу. – Что ж, твоя взяла, – перебравшись через громоздкий камень, двое мужчин вошли в густую чащу леса. – Если продолжим взбираться, завтра утром дойдём до вершины, – обнадеживающе сообщил старший из мужчин. «– Живописнее не вышло, – с присущей ему наигранностью и ехидством парировал командир МакМиллон, готовясь к расстрелу русского военного. Лидер с четверкой своих солдат выстроились в шеренгу. Перед ними стоял Сергей Минин. Скованный наручниками, он покорно ждал своего часа. Стрелять должен был сам Финн. Ему почётно передали любимый револьвер, который он неспешно принялся заряжать. Небеса озарились. Сверхскоростные шаттлы влетели на вражескую территорию и начали бомбежку. Все кинулись в разные стороны, совершенно забыв о защите своего «доблестного» лидера. Сергей воспользовался моментом, четко ощутив, что именно этот шанс послужит новым началом для жизни, потерявшей всякий смысл. Он бежал, миновал территорию военного лагеря, спустился к лесной чаще и скрылся из виду. – А ну ка стоять! – донёсся чей-то вопль, и пуля полетела в россиянина. Стрелявший с грохотом упал от выстрела, который в ответ поразил цель. Но мёртвое тело пало на заминированную бомбу узкого действия, которая тот час же разорвалась, поразив радиус в шесть метров. Минин открыл глаза, но боли не чувствовал. Он потерял сознание и лежал, накрытый чьим-то телом. Пошевелившись, он тяжело выдохнул, поняв, что чувствует все части своего тела. Большее негодование вызвало тело человека, который явно спас его от пули и прикрыл собой во время взрыва. Перевернув незнакомца в обмундирование американской гвардии, Сергей увидел лицо МакМиллона.»***
– Сергей вернулся! – с искрометной радостью юркий мальчишка побежал по небольшому лагерю беженцев. Жители были взволнованны и удивлены. Кто-то счёл крики юнца шуткой, но все вышли убедиться в искренности его слов. Всё было правдой. Бросив на землю тяжелый рюкзак, выживший военный крепко обнял пожилую женщину, а после – седовласого густобородого старика. Они и не надеялись дожить до встречи с сыном, а в самых страшных мыслях и вовсе боялись, что сын не выполнит обещание и умрёт раньше, чем вновь увидит своих стариков. – Мой сын с нами! – гордо кричал старик, обратившись к скопившейся толпе, бурно жестикулируя руками. Люди улыбались и перешептывались: давно они ждали воинственного сына их смотрителя в лагере для спасшихся. День был длинным: поселенцы угощали кто чем мог, а после рассказывали страшные и трагичные истории спасения. У каждого было своё бремя и скорбь, но видеть двух новоприбывших им было радостно. Пусть Финн и был для них иноземцем, ему удалось затесаться в толпу и после не привлекать к себе много внимания. Ночью Сергей вел долгие дискуссии с отцом. Один поделился всем, что происходило в плену и по дороге в горы, второй поведал истории их спасения и некоторые основные моменты управления лагерем, бразды правления которым, по-видимому, хотел отдать в руки сыну. Закончив беседу только под утро (слишком уж долго они не виделись), оба мужчины разошлись по своим палаткам. Русский солдат пока приютил в своей обители заокеанского спутника. Вернувшись в палатку, Сергей увидел спящего Финна и решил не будить американца. Новый день принёс новые хлопоты. Каждый из мужчин был занят своим делом, и только к близившемуся заходу солнца двое недавних странников встретились. Минин, как прежде, слегка сутулился, но стоял твёрдо и выглядел решительно, только Сергей явно сторонился встретиться взглядом с взбалмошным мужчиной. Финн понимал смятение товарища, но решил увести тему в другое русло: – Почему ты не бежал на Луну? – задав вопрос, он принялся подниматься всё выше к макушке горы. Этот вечер был особенно холодным и мокрым, недавно прошел дождь, отчего с листвы периодически падали одинокие капли. Мужчина чуть было не поскользнулся на склизкой почве, но старший товарищ вовремя его подхватил, жестко сжав запястье. – Я нужен был здесь, – безразлично ответил он, хотя Финн чётко прочитал в его взгляде укор за заданный глупый вопрос. Американец поднялся и резко высвободил руку, моментально засунув её в карман и гордо зашагав дальше. – А почему я остался? – помолчав какое-то время, МакМиллон окинул долгим взглядом собеседника, являвшегося первым человеком, которого Финн увидел после того, как был контужен и потерял свои воспоминания. Понурый Минин нахмурился, заострив свой взгляд на затухающей дали. Казалось, он долго перекладывал в голове нужные слова, отчего никак не мог начать. Где-то в поселении дико лаяли собаки, мешая сосредоточиться. Американец ожидал длинной тирады после такого долгого молчания, но получил лишь: – Ты нужен был мне здесь, – кратко и спешно подметил русский. Невзирая на всю скромность, именно этого ответа и ожидал мужчина. Он улыбнулся и встал спиной к Сергею. Перед американцем открылся богатый вид с обрыва: мир только начинал терять свои краски из-за заходящего солнца, птицы вновь стали летать над этими землями, а багровые силуэты пленяли разум избалованного и ожесточенного войной юного военного. – А ты дал мне еще пару недель… Спасибо, – еле слышно произнес Финн. Эти слова были окутаны таинством, и он никогда не хотел, чтобы кто-то услышал их. – Показал мне красоту этой страны… – казалось, память вернулась к нему, а может и не покидала вовсе, – и мира в целом. Прощай, Сергей. Молча сжимая в кармане холодный пистолет, лежащий книзу дулом, рослый русский солдат мог стрелять. Леденящая осенняя сырость не позволяла сдержать дрожи. Минин думал… Выстрел, дым, затем сверкнуло пламя. Юноша упал на колени, ему уже было ничего не жаль.