До потери пульса

На следующий день я проснулась довольно-таки рано для себя. На дисплее часов высвечивалось большими цифрами: «09:41». И это с учётом моей привычки спать до обеда… Впрочем, из каждого правила бывают исключения. И в моей жизни их уже достаточно. Зевнув и приподнявшись на локтях, я осмотрелась вокруг. Плотно закрытые шторы не пропускали ни единого солнечного луча; в темноте комнаты едва можно было рассмотреть очертания предметов, мебели. Это создавало подобие уюта, но с современным дизайном практически не сочеталось. Вставать с кровати я пока не спешила. Лёжа в постели, раскинув руки, сосредоточенно смотрела в потолок и напрягала мозги, пытаясь вспомнить, что же произошло вчера. Что-то явно было не так: в моей квартире окна завешены не столь плотными шторами, мебель не настолько современна, а светильники на потолке не квадратные. Ещё не до конца пробудившийся мозг соображал плохо, но буквально через пару мгновений до меня дошло: я в квартире Эйтена. И в голове тут же промелькнули события вчерашнего вечера: ссора с пьяным отчимом, мой уход из дома, парк и Эйтен, который позволил переночевать у него. Также всплыл в памяти наш вчерашний разговор… Помассировав виски, я устало вздохнула, прокручивая в мыслях все последние события. Первая половина мая выдалась напряжённой. Будто чёрная полоса наступила. Будто возвращалось прошлое. И хоть мне это ужасно не нравилось, кроме как терпеть, ничего не оставалось. А скоро, совсем скоро — экзамены, последний звонок, выпускной… При одном только воспоминании об этом руки сжимались в кулаки, возникало желание мотать головой в разные стороны, как бы отрицая это, и выть, рыдать без слёз… Странное состояние для человека, который не слишком-то любит школу, не так ли? Н-да уж, истеричкой ты была чуть ли не с самого рождения. Подумаешь, окончание школы. Это же не конец света. Да что вообще поменяется? С Эйтеном ты же сможешь видеться, пусть и за её пределами, сможешь переписываться, звонить ему. Так в чём же проблема? В том, что ты — ис-те-рич-ка. И дура. Подавив в себе желание расхохотаться, я всё-таки решила встать. Сев в кровати, опустила ноги на пол и, быстро приведя волосы в порядок и натянув на себя вчерашнюю одежду, направилась к двери. Нужно сначала перекусить, а потом уже вернусь домой. Отчим вряд ли будет дома, а с ключами от квартиры, которые обнаружились в кармане брюк, попасть туда не составит труда. И вот, решительно толкнув межкомнатную дверь, я очутилась в кухне. Приподняв бровь, оглянулась по сторонам и, заприметив симпатичный белый холодильник, тут же шагнула в сторону него. Открыв дверцу, обнаружила там молоко в картонной упаковке, а на столе же оказались круассаны. Отлично. Вполне подойдёт для завтрака. Совесть меня не мучает, нет. Мне это чувство не знакомо. В гостях у Эйтена я чувствую себя как дома. Это нормально? Вполне. А может, это и есть мой будущий дом? Посмо-отрим… Усмехнувшись, я принялась за утреннюю трапезу, с аппетитом вкушая шоколадные круассаны, которые буквально таяли во рту, и запивая их молоком, обладающим дивным домашним вкусом. М-м, вкуснятина. Давненько ничего подобного не ела. — Приятного аппетита, — послышался насмешливый мужской голос. Повернув голову туда, откуда он исходил, я заметила Эйтена, прислонившегося к дверному косяку. В домашней утренней обстановке он выглядел невероятно милым. Взлохмаченные волосы, расстёгнутая рубашка, не скрывающая красивый торс, сонное выражение лица… Вот как ему удаётся быть настолько очаровательным? — Спасибо, — ответила я, проглотив кусок круассана. — Не хочешь присоединиться? — и добавила таким же насмешливым тоном: — Думаю, еды тебе хватит. И да… Хватит уже меня совращать. Посадят же. Последние предложения были сказаны на полном серьезе, но со скрытой насмешкой. Я тщательно прятала смешинки во взгляде. — Ну, никто же не узнает, — хмыкнул блондин. Рубашку он всё-таки решил не застёгивать. Решил с ума меня свести, что ли? Вот ведь зараза. Весьма красивая зараза… А спустя мгновение он оказался рядом со мной, но завтракать не стал, объяснив это тем, что не голоден. Что ж, как хочешь, дорогой. Но оставлять тебе эту вкуснятину я не стану. Не люблю делиться вкусной едой. — Кстати, — как бы невзначай начала я, допив стакан молока, — я могу узнать, сколько тебе лет и когда у тебя День рождения? Парень пожал плечами и откинулся на спинку стула, сложив руки на уровне груди. — Первого января исполнилось двадцать шесть. Переживаешь, что не поздравила? — насмешливо поинтересовался он. — Разумеется, переживаю. Так хотела тебя поздравить… На двадцать седьмой День рождения чтобы пригласил. Иначе обижусь и закатаю истерику. Эйтен ничего не ответил. И я, пожав плечами, стала дальше уплетать круассаны. В скором времени их уже не осталось. Да их и было штуки три. Или четыре. «А не целых пять?» — съехидничал внутренний голос. Ну, может и пять. Не считала. Но не суть. Их не осталось — и это факт. Надеюсь, злиться на меня не будут. — Спасибо за завтрак, — мило произнесла я, улыбаясь. — Было вкусно. А сейчас мне пора домой. Не скучай! Встав из-за стола и чмокнув парня в щёку, я направилась к двери. Остановившись прям перед ней, обернулась и подмигнула, после чего, получив в ответ улыбку, со вздохом открыла дверь и вышла. Мне не хотелось уходить, покидать Эйтена, но так было нужно. А всё-таки жаль, что я не могу жить с ним вместе, в его квартире, засыпать и просыпаться рядом с ним… Ничего, возможно, когда-нибудь я смогу. Возможно, когда-нибудь буду иметь право на это. А может быть, и нет. Может быть, ты просто слишком влюблена, и скоро это пройдёт. Я не знаю. Ничего уже не знаю… *** Квартира встретила меня пустотой и одиночеством. И никого в ней не было, будто здесь никто и не живёт. Сейчас она казалась мне какой-то… заброшенной, что ли. Всё в ней было идеальным. Чисто, убрано. Глядя на кухонный стол, не скажешь, что вчера вечером за ним бухала компания мужиков. Наверняка мама постаралась. При мысли о ней я грустно улыбнулась. Мне было её искренне жаль. Неудачного она выбрала мужика: и муж неверный, и отец никудышный. Без него было бы гораздо лучше, но не бросит она его, не бро-осит. Не сможет ведь без него. И даже не потому, что любит, а потому, что привыкла к нему. Они ведь уже около четырнадцати лет вместе… Как же я хочу, чтобы его отправили в какую-нибудь командировку. Чтобы месяц его не видеть. Впрочем, для меня это слишком жирно. Невероятно большое удовольствие. Со вздохом пройдя в свою комнату, я улеглась на кровать и прикрыла глаза, подтянув колени к груди. По-прежнему хочется исчезнуть… Чтобы он исчез из моей жизни. Навсегда. Когда мне исполнится восемнадцать, это станет возможным. Жаль только, что слишком долго ждать… *** По прошествии первой половины мая я уже могла дать этому месяцу точную характеристику: серьёзный, строгий, в меру жёсткий и даже жестокий. Кажется, он действительно решил преподать мне пару уроков. Но вот за что? Почему? С какой целью? Это слишком тяжело, слишком больно переживать… А ещё говорят, что зима самая серьёзная! Это невыносимо: видеть, как родители собачатся прямо на твоих глазах, как отчим ударяет мать по лицу и та вскрикивает от боли… Видеть, как твоя лучшая подруга внезапно становится такой чужой, до невозможности далёкой, будто вы и вовсе никогда не дружили… Наблюдать на её лице маску весёлости, хотя на самом деле у неё поникший взгляд и внезапно побледневшая кожа… Всё было бы не так ужасно, если бы она рассказала тебе наконец, из-за чего в таком состоянии. Но нет мучительнее того, что близкий тебе человек не желает открываться. Она не подпускает меня слишком близко к себе. Пусть и общается со мной, болтает о всяких глупостях. А я хочу ей помочь. Только вот не могу. Потому что не знаю, как. Беспомощность бесит. Но сегодня, в этот понедельник, я твёрдо решила: после уроков загляну к ней домой и буквально вытрясу из неё информацию. Даже если меня не будут пускать! *** Почему-то в этот день речь учителей казалась монотонным бормотанием. Она вызывала во мне скуку, лёгкое раздражение и желание, чтобы все эти уроки поскорее закончились. Писать конспект не хотелось, настроение было ниже плинтуса. Мэнди сегодня снова не пришла в школу. Я уже перестала удивляться. Это стало даже привычным. Равно как и её состояние. Но я не смирилась. Ужасно себя чувствуешь, когда видишь страдания людей, которые много значат для тебя. Планы не поменялись. Я действительно решила наведаться к ней в гости. И сегодня все мысли были заняты только этим. Уроки длились невыносимо долго, время тянулось слишком медленно, как резина. Господи, ну почему так всегда, когда чего-то ждёшь?! Почему-то вспомнилась зима. Тогда я была другой. Совсем другой и точно такой же. Шестнадцатилетней дурочкой, думающей лишь о своём ненаглядном. Но сейчас-то меня заботит Мэнди. Моя любимая подруга… Как-то постепенно и незаметно Эйтен ушёл на второй план. От его прикосновений я уже не таяла, ночами не думала о нём. Постепенно с ним стало спокойно, и я уже не чувствовала себя сумасшедшей. Но я по-прежнему любила, только не так бешено. Новый этап отношений? А фиг его знает. Но сейчас мне даже казалось, что так должно быть. Несомненно, так правильно… Звонок, в практически полной тишине прозвеневший неожиданно громко и даже как-то угрожающе, заставил меня вздрогнуть. Тут же я облегчённо выдохнула и напряжённо закусила губу. Последний урок окончен. Можно идти домой. Быстро закинув школьные принадлежности в портфель, я тут же повесила его на плечо и пулей вылетела из кабинета. Оказавшись на школьном дворе, сделала глубокий вдох-выдох и оглянулась по сторонам. Сейчас уже почему-то не было той уверенности и решимости. На секунду я даже задумалась: а стоит ли? И практически сразу же отогнала от себя эту мысль. Разумеется, стоит! Мэнди — моя подруга, и я не брошу её в беде, тем более, когда она в таком состоянии и что-то скрывает. Коли так, то вперёд! Давай же! И я, не отдавая себе отчёта в своих действиях, помчалась в сторону дома своей лучшей подруги. Хоть путь был довольно долгим, хоть я ловила на себе странные взгляды прохожих, меня это не останавливало. Почему-то у меня возникло чувство тревоги. Мне казалось, что я могу не успеть. И это заставляло бежать дальше, несмотря на усталость. Только бы успеть!.. А к чему, интересно?.. Минут через пятнадцать, когда боль в боку стала просто невыносимой, когда сил уже практически не осталось, а горло стало раздирать, когда даже идти можно было лишь с большим трудом, не говоря уже о беге, я остановилась. Отдышалась пару минут и, проигнорировав лёгкое головокружение, быстрым шагом направилась к месту назначения. Ещё минут через пять передо мной предстал двор, обгороженный довольно-таки высоким красным забором, сделанным из металлопрофиля. Несомненно, его хозяева — достаточно обеспеченная семья, если может себе такое позволить. Ибо в нашем городе немало дворов без забора. Отбросив лишние мысли в сторону, я открыла калитку и уверенно шагнула во двор. Здесь было всего два двухэтажных дома, расположенных по бокам, друг напротив друга. Тот, в котором живёт Мэнди, находится слева. И он смотрится лучше соседского. Белые стены, крыша из черепицы, пластиковые окна... Миленький. И только дойдя до этого дома, я задумалась: а как мне попасть внутрь? На входной двери установлен домофон. Можно, конечно, набрать номер квартиры подруги, но невелика вероятность, что мне откроют. Что-то подсказывает, что меня не будут рады видеть… Но попытка не пытка. Сделав вдох-выдох, я решительно нажала на кнопку «8». Восьмая квартира, второй этаж. Лишь бы открыли! Лишь бы хоть кто-нибудь был дома, пусть даже не сама Мэнди… Буквально после пяти гудков послышался женский голос: «Да?». Кажется, это она. — Привет, — произнесла я. — Впустишь? Наступила длинная пауза. Минута молчания. Не слышно ни слова, ни звука. Тишина стала давить на уши, и я не выдержала: — Мэнди, ау! Практически сразу же раздался щелчок, и дверь отворилась. Я тут же заскочила в подъезд и пролетела по лестничной площадке на второй этаж. Сердце неистово колотилось, отдаваясь эхом в груди, а в голове пульсировала только одна мысль: «Будь, что будет!».