***
Иногда Рыцарь молился по вечерам, скрестив руки на груди, словно пытаясь защититься от мертвых глаз, сияющих в лучах заката, витражей. В детстве ему говорили, что Бог – нерушимая стена надежды и когда он спросил, что находится за её пределами - в ответ он получил лишь тишину. Бог молчал, спрятавшись от окровавленной вселенной за толстой прогнившей оградой. Снежинки тают на ладонях, а рана в груди зарастает мхом – жизнь вытекает из него крупицами проходящих сквозь пальцы секунд и каждый вдох, словно попытка забраться на заснеженный горный склон – горькая и обреченная. Он умирает с честью, но почему-то не может протянуть рук к свету, прежде чем тишина настигнет бездыханное тело и заберет очередную душу в объятия пустоты. Он томится в этом непонятном мире, словно его распаляют на углях, а потом обливают ледяной водой с головы до ног – он не чувствует ни жара, ни холода, он жив, но он не может ощутить, не может прикоснуться. Он мертв в своей бесформенной оболочке. Что-то пробивает её, деформируя – из светло-синей сферы в вытянутую морскую змею, в бабочку с вырванным правым крылом. Душа не чувствует боли, но ломается изнутри, а на полу прямо перед глазами Демон протыкает себя острием меча – хочется закрыть глаза, но их нет так же, как и чувств. У этого мира нет цвета, есть только мутный зеленый оттенок увядшей жизни, обрамляемый обреченными вздохами заблудившихся в пространстве душ. В астральном мире так пусто. Если эта жизнь и есть та самая – божья награда за мучения, то Разиель бы с удовольствием собственнолично свернул этому Господу шею. День за днем он продолжает скитаться, томится и ищет, ищет, ищет то, что ищут остальные. «Здесь нет надежды» - кричат они и Разиель ищет надежду: в распустившихся колокольчиках на поляне, в контейнере с пресным океаном, в кладовке с закрытыми бочками вин. И забывает: медленно укладываясь на мягкие пуховые перины времени, которые исчезают спустя мутные мгновения лет, он принимает в себя пустоту, перестает различать цвета, находит что-то вроде той самой надежды и забывает о Боге, забывает о Демоне. А потом его возвращают. Спустя тысячу лет поисков и потерь. У Новорожденного нет цвета, нет воспоминаний: он чист, как ангел – протяни руки и нарисуй на белоснежных крыльях судьбу. Его первым вернули из Ада пустоты для возмездия. У него появляется новая семья, новые цели, новый Бог с зеленым цветом кожи: они проливают за него кровь, орошая ей людские земли, они разделяют его вечный голод, неся за собой пожар хаоса. Разиель помнил, как пять кланов быстрой тенью развеялись по всей карте, но ему в эту ночь нужно было разорить маленькую деревушку – задание легкое, но по его меркам бессмысленное , ибо городок населенный мирными жителями не представляет для остальных опасности. Он не собирает отряд, а прячется в тени. Жизнь на темных улицах застывает, оставляя место только для ветра и некоторых людей. Ветер ведет его к свету, выглядывающего сквозь скромные оконные рамы в маленькой деревянной церкви. Двери податливо открываются, слишком тихо, даже не скрипя, словно приглашая зайти внутрь, осмотреться и задержаться. Он наблюдает за небольшим скоплением людей, чьи лица скрыты под вуалями белоснежных капюшонов: их руки тянутся к заточенным в потолке небесам, а тени, скользящие по стенам обнажают острые клыки, за ними следует животный шепот молитв - неразборчивый и фанатичный, бликами исходящий от тишины холодной стали, скрытой под защитным чехлом одного из них. Они молятся, пряча за своими спинами яд, а к столу приковано дитя, получившее смертный выговор за непростительную шалость. Человек в чёрном читает исповедь за провинившегося, и шепот подстраивается под его слова. Разиель вздрагивает. Где-то на задворках сознания что-то бьёт руками по застывшей глади воды и кричит о том, что это неправильно. Круги на воде вибрируют, сливаясь воедино, в водовороте истин слышится полный ужаса вздох, а затем всхлип. Несдержанный и такой настоящий. Белый слой пачкают грязными темными пятнами, жертва вскрикивает, жмурит заплаканные глаза и от произошедшего припухшие веки моментально слипаются. -Господи, спаси нас - В горле палача застрял кинжал, с него словно сорвали мантию. Когда Разиель запускает когти в омертвевшие глаза - из глазниц тонкими полосами вытекает гниль, все срывается на чавкающую панику - кричит и сгорает в насмехающемся пламени, исходящим от свечей. Люди бегут, ломятся к выходу словно стадо, потерявшее своего пастуха - а пасть бестии смыкается над глазными яблоками, язык проходится по окровавленным когтям. Он попробовал грязь, а потом сломал оковы. -"Господи, за что"- мальчишка бросается в объятия человека, который не бежал за остальными, а застыл, не в силах отвлечься от новой жертвы. Но Разиеля это не волнует, ведь эта деревня уже стерла саму себя с карты. Слух о том, что правая рука предводителя всех вампиров оставил после себя что-то еще кроме немого пепелища разлетится, словно облака пыльцы на ветру.***
Они собираются вместе крайне редко, как тихое олицетворение наследия их отца. Кейн появляется в самый последний момент, но Разиель знает, что он всегда наблюдает сверху. Знает, что Кейн – скопление зрячих летучих мышей, которые пролетают вокруг него, прежде чем сбросить толстый слой кожи, обратившись в тень и явив на свет истинный облик. Бывшего серафимца он подпускает к себе ближе остальных, с каждым прошедшим столетием сокращая промежутки, эта доступность находиться рядом абсурдна, но слова Советника, стоявшего по его правое плечо и склонившегося над картой не лишены смысла. Ночь накроет земли Носгота изорванным покрывалом прохлады и тогда Кейн, проклиная мертвый свет, исходящий от диска луны отправит их в финальный бой: они погасят очаги последнего сопротивления, сотрут границу между цветами и принесут в мир новую музыку из оборванных в арфе струн. Все, кроме одного.***
Время не лечит и не меняет, всем движут события, которые оно может только накопить. Но Разиель, со временем, меняется, хоть и события остаются неизменными, он становится мягче, словно оставив внутри что-то, чего не осталось в остальных. Сохранив после тысячи лет небытия часть себя, спрятав её, но так и не избавившись. Когда он стоит перед ним, Кейн чувствует влечение в десятки раз более сильное, чем было раньше, словно застывшее искрами на кончиках когтей. -«Ты отрекся от меня?»- Его упрекают за сохраненные жизни людей и в бокал наливается темно-красная жидкость. Он знает, что это не так. Что все не так, а Разиель преклоняет колено, опустив взгляд в пол. Он извиняется так искренне, так немо. Кажется, словно он помнит о своем безумном прошлом, словно никогда и не забывал о нём. У него перехватывает дыхание, когда Сын поднимает глаза и клянется в своей верности. Что-то выжигает ему глаза, позволяя вновь разглядеть на устах метку смерти. Она есть у каждого из его детей, но на нем заметна сильнее всего, словно им не хотели делиться с самой судьбой. Кейна это раздражает. И он заставляет Разиеля выпить напиток из бокала. Сделав лишь один пробный глоток человеческого вина, губы тотчас обожгло пламенем. Голодным и жадным до чужой плоти. Он закашлялся, а бокал разбился, оставив на полу мутный след. Они отражаются в осколках. Кейн стоит слишком близко, схватив Разиеля за горло. От него пахнет кровью и одуванчиками, а в потемневших от жажды глазах улавливается надежду. Та стадная надежда, которая отчетливо проскальзывает в людских молитвах. К нему прислоняются, слизывают кровь с обожженных губ, от которых веет приятным острым металлом, и хочется вздохнуть полной грудью, чтобы запомнить этот запах. Он почти пьет вампирскую кровь, собственному сыну это кажется аморальным, а еще ему кажется, что уши Отца похожи на плавники, а цвет кожи в полумраке напоминает ленты водорослей на илистом дне Озера Мертвых. Прикосновения влекут за собой водоворот, который кружит голову, оставляя после себя приятную тягучую пустоту. Кейн трогает его везде и целует: властно, жадно и ненасытно, словно боясь потерять самое ценное в бесконечности его жизни. У него соленая кожа, как настоящее море, в котором Разиель утонул, после всплыв на поверхность опустошенным и насытившимся. Вампир избавляет его от одежд, оставляя клеймо на левом плече. И он лишь шевелит губами, а потом сам тянется за поцелуем, не боясь поранить язык об острые клыки. Он снимает с него брюки, а руки дрожат от нетерпения. Хочется быть еще ближе. Он лежит на полу, раздвигая в стороны ноги перед своим Богом, но это не имеет значения. Тепло разливается по всему телу морским прибоем, Разиель дрожит, обхватывая Кейна ногами. Отец больше, чем Бог. Отец – это надежда. Его надежда, скрытая под толстым слоем пепла. Разиель обхватывает свой член рукой, в экстазе закатывая глаза и хрипя чужое имя, он пачкает спермой шелковую эмблему своего клана, лежащую рядом и грубо смятую. Кейн забирает его. Это эгоистично, но приемлемо. В этот единственный момент, выбитый когтистой лапой из безумного бега времени, он понимает, что любимому Сыну уготована иная участь. Не такая как у его братьев. Он знает. Наступает конец: доспехи сарафанцев покрылись трещинами, обвалившись потускневшими металлическими пластинами, а время все идет и что-то меняет их. Разиель чувствует это, прислонившись лбом к одной из колонн равновесия, уже привыкнув к тупой ноющей боли под лопатками, ему кажется, что из спины лезет тьма, а потом его оглушает звон в ушах и сознание в одном расплывчатом пятне угасает. В светлых небесах кружат летучие мыши. Разиелю снится Кейн: он перебирает седые пряди волос, между пальцев, а потом нелепо и неловко заплетает их в косу позолоченной атласной лентой, после утыкаясь носом в спину. Он просыпается на территории своего клана в сопровождении тишины, исходящей холодом от стен, за его спиной свисают два лоскута кожи натянутых на хрупкие кости, а на выходе слышен звон цепей и обреченные всхлипы. Что-то меняет их, а он пьет кровь людей, прикованных к ледяным стенам. Вампир наблюдает за ним. И ждет, когда ожившая легенда насытится и наберется сил. Они собираются вокруг колонн Носгота, в тронном зале. Сын стоит в центре, гордо расправив крылья, Кейн поднимается с трона и подступает к нему, словно с осторожностью, обходит, мягко касаясь правого крыла. Сильные и мощные, словно прозрачные, через слой кожи виднеются сети артерий и вен. Разиель вздрагивает, поведя плечом. Он доверяет. Кейн глубоко вдыхает запах цветов, исходящий от Разиеля. До сих пор. Словно от человека. Сердце пропускает пару громких ударов, силясь сломать грудную клетку. Ему уготована иная участь. Мощный удар по крыльям – плоть податливо расходится под натиском когтей. И смотреть на это слишком хуже, чем просто невыносимо, в сто крат сильнее. Приходится отвернуться и отступить в сторону безликого трона. Разиелю вставили нож в спину. -«За что, отец?»- Спрашивает он у самого себя, когда его несут к Озеру Мертвых.***
Вампир возвращается сюда ночью, вглядываясь в чистую гладь воды. Там, на её дне, лежит Разиель, к которому тянутся водоросли. Кейн смотрит в бездну. Он знает, что Разиель вернется, но все равно опускает взгляд, позволяя скорби выйти наружу в эту ночь. Месяц молчит, освещая землю теплым светом, а время слабо, его можно повернуть назад.