Помоги мне сказать "прощай"

охана значит семья а в семье никогда никого не бросят и не забудут

– Ты когда-нибудь задумывалась, как это – иметь брата? – спрашивает По, тыкая лапой оппонента. Тот качается туда-сюда, как метроном, который удерживают на полу восемьдесят фунтов минерализованного песка. Тигрица вздрагивает на середине удара; кулак проходит вскользь по поверхности жуткого деревянного сооружения. По инерции она подаётся вперед, её заносит вправо, и она упирается ногами в пол, чтобы восстановить равновесие. В голове всё ещё неразбериха после странного вопроса По, и Тигрица скрывает подозрительный взгляд. – Почему ты спрашиваешь? Панда пожимает плечами и бормочет что-то вроде «потому что», продолжая баловаться с набитым песком манекеном. Когда тот в очередной раз наклоняется в его сторону, он ловит его обеими лапами, с любопытством изучая нарисованный зигзагообразный рот. По скользит взглядом по Тигрице, в его глазах – надежда. Она не отвечает и возвращается к тренировке, пытаясь забыть о ноющей боли в уголке подсознания, где что-то протестующе закричало при слове «брат». . Под толстой кожей Земли, над Восемнадцатью уровнями ада, лежит его вечное чистилище, Чор-Гом. Смерть – сладкое забытье, которое не подарят преступнику, ведь пленившие его благородны и желают быть лучше, чем он. Нет, пусть живёт, говорят они, забывая о том, что он уже мёртв. Целых двадцать лет. Тай Лунга вытащили из развалин на окраине города, куда его отбросило Пальцевым Захватом Уси. Дело оставалось лишь за восстановлением Чор-Гома для единственного узника и наймом новых охранников. Восьмиточечные иглокандалы, железные наручники, цепи – тюремщики в точности воссоздали его первоначальную камеру. Вот только теперь совсем нет ключа; нет замка, который можно вскрыть, нет лазейки, которую можно использовать, никакого выхода. Один раз ирбис всерьёз думает покончить с этим – у него всё ещё есть клыки и мягкий язык, – но решает иначе. Он не хочет удовлетворять трусов, выполнив работу за них; либо его казнят, либо он будет жить назло всем. . Его посещения случайны и редки, разбросаны по воображаемому календарю Тай Лунга. Каждый визит – зарубка в мысленном отсчёте, стремящемся к пустоте; их уже восемь. В первый день По приходит один, неуклюже садится на стул и таращится на ирбиса. Панда дёргается и ёрзает на протяжении часа и только потом спрашивает насчёт тюремной еды и удобств. Что вызывает у Тай Лунга еще большее, если такое вообще возможно, желание свернуть эту толстую шею. Но он не может. Поэтому узник хранит молчание и отворачивается в презрении, придумывая способы прикончить панду, если бы тот оказался достаточно глуп, чтобы подойти к нему ближе. Цепи гремят и скрежещут по каменным стенам, когда он стискивает кулаки в предвкушении, но раковина на спине тяжелеет и сжимается с каждым движением, и звуки тают в мёртвой тишине. Он размышляет с искренним любопытством, можно ли засмотреть посетителя до смерти. Когда По понимает, что заключённый не станет с ним разговаривать, он уходит, но обещает вернуться в следующем месяце, чего Тай Лунгу не хочется. Высоко над головой каменные ворота с хрустом открываются, выпуская По, и легчайшее завихрение Гималайского горного воздуха проникает внутрь, приветствуя его в призрачных катакомбах темницы. Воздух, если он правильно помнит, пахнет такой прекрасной свободой, и Тай Лунг медленно закрывает глаза, чувствуя, как жажда по ней царапает горло. . Странно, но со временем Тай Лунг начинает ожидать шумных посиделок с По, не потому, что ему нравится компания, но потому, что панда по частицам вносит окружающий мир. Пока По болтает, как ему удалось усовершенствовать тесто для яичной лапши, Тай Лунг глубоко вдыхает, смакуя ягоды бузины и свежую корочку инея на шкуре панды. Иногда за ним тянется запах травы и талого льда, распространяется по всем уголкам, куда бы По ни ступил. Любопытно, что этот панда всегда немного пахнет едой, – приятное разнообразие после той юшки, которую ему приносят, бросая грязные взгляды, носороги-охранники. А аромат разнообразных приправ и жареного лука – угощение, которое сопутствует По, если только зимние ветры не слишком суровы. В свой четвёртый визит посетитель совершает немыслимое – тайком, во фляге, он приносит заключённому свой Секретноингридиентный Суп. И всё-таки Тай Лунг не разговаривает с По и не ест, хоть и удивлён достаточно, чтобы посмотреть вслед, когда панда уходит после очередной бесплодной попытки. . – Давай, большой брат! – она нетерпеливо хватает его за лапу и тянет на базар. Ребята обтекают покупателей, продавцов и витрины, как рыбы в водном потоке, двигаясь быстрее, чем родной голос далеко позади, отчитывающий сорванцов. На её лице написан дикий восторг приключения, и он копирует это выражение, когда выделывает сумасшедший пируэт, чтобы не налететь на зайчишку. Грезящий спотыкается, его выбрасывает обратно в ночь, а реальность утверждает свои права, медленно, уверенно, застрявшая в холодной решетке измерения, где все и всё взаимосвязано. . – ...и, серьёзно, ну кто в наши дни так готовит суп? – жалуется По, жонглируя тремя бобовыми булками. В последнее время его излюбленным занятием стало возмущение кулинарной бездарностью поваров Нефритового Дворца, протаскивание в камеру их «жалких потуг» и уговаривание Тай Лунга самому убедиться в этом, попробовав одну булочку. Заканчивается это тем, что По приходится съедать всё самому, корча при этом дурацкие рожи. – Видишь, это кошмар, – выдыхает он, протолкнув в себя обжаренные в масле листья гинко, которым «не помешало бы больше соевого соуса». – Если бы мне дали заниматься всей готовкой, у них была бы хавка получше, – сопит он надменно. Тай Лунг осторожно поднимает взгляд. – Почему? От неожиданности и шока глаза По расширяются. – Чт... э... потому, что я лучше готовлю... – Нет. Почему ты это делаешь? – Делаю что? – По искренне недоумевает. – Приходишь сюда. Говоришь со мной и приносишь еду. Воину Дракона больше нечем заняться? – Тай Лунг выплёвывает титул как можно более насмешливо. Титул, который по праву принадлежит ему. По громко фыркает. – Не-а. Так, иногда мелкие воришки да грабители на дорогах, но Неистовая Пятерка и без меня отлично с ними справляется. – Спихиваешь на других ответственность, а? Как по-воински, – протягивает ирбис елейным голоском. Похоже, это здорово задевает По. – Кто бы говорил, Тай Лунг. Это ты тут – главный плохой парень, забыл? – И вот ты здесь, тайком приходишь к главному плохому парню. Мне очень интересно, почему ты тратишь своё время на это. Шифу ведь не знает, не так ли? По открывает рот, закрывает, и трясёт головой. – Ему не нужно знать. Я делаю это для него. Для всех вас. Тай Лунг приподнимается, насколько хватает сил, натягивая сковывающие его путы, чтобы посмотреть По прямо в глаза. – Будь добр и скажи мне, Воин Дракона, что такое «это»? – спрашивает он обманчиво мягко, бросая вызов собеседнику. Ответа нет; По сжимает губы, не поддаваясь. Затем он разворачивается и уходит, побеждённый тем, кто даже не может сдвинуться с места. . Следующий визит заключённому наносят около двух недель спустя, но теперь По не один. Тай Лунг слышит, как несколькими этажами выше натужно скрипят шлакоблочные двери, и сопровождающий этот звук настойчивый шёпот. Постепенно бормотание становится громче, и две тени простираются к нему, одна – округлая, как всегда, другая – стройнее, хорошо сложенная. Ирбис вскидывает голову и встречается с парой глаз такого же цвета. Тигрица зло хмурится сверху вниз, ей отвратительно снова видеть Тай Лунга так близко. Она жёстко хватает По за руку. – Вот. Я пришла. А теперь пошли отсюда, быстро, – шипит она ему в ухо. – Не уйдём, пока ты с ним не поговоришь. А ну стоять, – По стряхивает её руку и решительно скрещивает лапы на груди. – Мне нечего ему сказать! – Уже покидаешь нас, дорогая Тигрица? Голос Тай Лунга врезается в диалог, как меч в плоть. Тигрица резко поворачивается к нему, разгневанная и вполне готовая что-нибудь разнести. – Заткнись. Заткнись! – раздаётся крик. – Тигрица, пожалуйста! – По оттягивает её, стараясь утихомирить. – В смысле, он же, технически, твой брат. Теперь Тигрица набрасывается на По с опасно сверкающими глазами. – У меня нет брата. А если бы и был, то точно не он! – Обвиняющий палец в сторону Тай Лунга. – Нет, у тебя есть брат. И в ближайшее время он никуда не собирается, поэтому просто поговори с ним. Не заставляй меня садиться на тебя, чтобы не дать сбежать. – Я тебя убью. – Становись в очередь; мне ещё нужно дать ему поесть, а это займет какое-то время, – панда кивает на пленника через плечо. Он тащит стул, ставит перед заключенным и приглашающе хлопает по сиденью. – Давай же. Колеблясь, она уступает, но не смотрит на Тай Лунга – жест, на который ирбис отвечает взаимностью. Словно огромный океан разливается между ними, безжизненный и непреодолимый, а По нависает тут же в ожидании. Он с волнением ожидает начала разговора. Когда никто не сдвигается с мёртвой точки, панда берёт инициативу на себя. – Отличный день, а? – Был отличный день, – ворчит Тигрица. – О, сейчас день? Здесь немного сложно следить за временем, – картинно вздыхает Тай Лунг. – Может, тебе следовало подумать об этом прежде, чем ты разрушил Долину Мира? – получает он холодный ответ. Преступник оскаливается, уже не притворяясь: – Тот свиток принадлежал мне. Шифу – глупец, если согласился с черепахой. Тигрица вскакивает так резко, что опрокидывает стул. Она замахивается ногой и ударяет ирбиса в затылок, пригибая его мордой к земле. Сухой кремний царапает ему губы, попадает в рот и нос. – Как ты смеешь? – шипит Тигрица опасным шёпотом. – Не смей произносить его имя! Он дал тебе всё, что мог, а ты так отплатил ему за его доброту; так что не произноси его имя! Ещё раз надавив ногой на голову Тай Лунга, мастерица отпускает его и изящно отпрыгивает. – Тигрица, подожди! – кричит По. Он раздражённо воздевает руки и смотрит на Тай Лунга. – Слушай, если всё это было из-за дурацкого Свитка Дракона, тогда задай себе такой вопрос, Тай Лунг: действительно ли блестящий кусок полотна стоил того? Подумай об этом. К тому времени, как заключённый откашлялся и готов снова сыпать проклятиями, По уже нет. . По не возвращается месяцами. Наконец, когда он приходит, Тигрица снова с ним. Без слов, панда подбирается к Тай Лунгу, крепко обнимая Тигрицу за плечи, и подталкивает её вперед. Затем он садится на пол, скрестив ноги, и кивает на ирбиса, многозначительно глядя на подругу. Она фыркает с отвращением и присаживается на стул, с которого вскочила много недель назад. – Ладно, вот мы снова все здесь, – решительно говорит По, беря на себя роль посредника. – И у нас всех было время хорошенько подумать, не так ли? – Взгляд перескакивает с Тигрицы на Тай Лунга. – Да, – неохотно признаёт мастерица. – А что насчёт тебя? – По глазеет на заключённого с, как ему кажется, угрожающим выражением. Тот серьёзно смотрит в ответ, стараясь не закатить глаза. – Да. Лицо панды освещает восторг. – Отлично. Нам просто нужно найти тему для разговора, вот и всё. Есть идеи? Тишина обволакивает их, алчная и густая. Мысль вертится у Тай Лунга на языке, и он заставляет себя сказать это вслух. – Пустой. – Голос хриплый, призывающий прислушаться. – Столько лет, и всё было зря, – продолжает он почти жалобно. По резко качает головой. – Это не было зря, Тай Лунг, я уже говорил тебе раньше. Есть только ты и всё, чего ты достиг и кем стал. В Свитке Дракона нет никакой мистической космической силы, потому что у тебя уже есть всё, что нужно. Неужели ты не понимаешь? – Мне тоже казалось, что там ничего нет, – вмешивается Тигрица. – Мы все так думали. – Даже Шифу? – удивляется Тай Лунг. Она глядит с упрёком и кивает. – Да. Даже мастер Шифу. – Значит, уже не такой гениальный, как когда-то? – Что значит «когда-то»? Разве такое было? – лёгкая улыбка мелькает на лице Тигрицы. Тай Лунг широко улыбается в ответ. Он уж не припоминает, когда в последний раз ему было так весело. – Он по-прежнему так делает носом, когда злится? – Как? Ты имеешь в виду это? Она преувеличенно глубоко вдыхает, отчего ноздри сильно расширяются. – Думаю, это значит «да». У двоих больше общего, чем любой из них когда-либо признает. Вот, они здесь, болтают о том, кто по-своему избаловал обоих, – это неизбежно, что разговор вращается вокруг него. – Он хорошо к тебе относился? Тигрица отвечает, стараясь, чтобы голос не сорвался. – Было тяжело. После тебя он никого не хотел подпускать к себе близко. Даже меня. Я выросла без отца, – мастерица грустно качает головой. – В отличие от тебя. Как ты дошёл до такого? Тай Лунг заставляет себя посмотреть на неё. Его лицо – маска из камня и льда, и глаза не выдают ничего. – Я обещал, что он будет гордиться мной. Я хотел, чтобы он гордился. И он всегда гордился, но я забыл, что значит быть его ребёнком. Ты знаешь, что это значит, да? – Это не его вина. Он не хотел этого для тебя. Ни для кого из нас. – Я не сказал, что он виноват. – А может, и сказал. Он моргает и отводит взгляд. Стыд – забавное чувство, накатывает на него, как прилив. Иногда его как будто бы и нет, а случается, что он поднимает голову в праведном гневе, и Тай Лунгу остаётся лишь смириться. Сейчас собеседница слишком права, чтобы её слова ничего не затронули внутри. – Он рассказывал истории, – бормочет Тигрица, – он всё равно рассказывал истории каждую ночь. И смотрел на меня с такой болью, что я даже не хотела слушать их до конца; я просто хотела, чтобы он оставил меня одну. Но он всё равно продолжал. Я думаю… думаю, всё время он видел во мне тебя. – Меня это не волнует. Хватит, – скрежещет зубами пленник. – А должно, и будет волновать! Ты был его сыном, и ты знаешь, что я имею в виду, когда говорю, что тебе невыносимо делать то, что расстроило бы его! – Тем не менее, ты знаешь, что я сделал, – отрезает Тай Лунг. Тигрица словно и не слышит. – Он любил тебя так сильно, и он – самый замечательный отец, какой только может быть. Неужели ты совсем не любил его в ответ? Слова застряли в горле, и Тай Лунг не отвечает. Любил. . – Есть у мастера Шифу одна такая маленькая причуда, – задумчиво продолжает Тигрица. – Он отдаёт всем, кто рядом, так много себя, а иногда даже ещё больше. И это навсегда становится твоим, и ты чувствуешь, что тебя так сильно любят и заботятся, несмотря на крики, наказания и недовольство, потому что знаешь: в конце концов, он всегда оказывается рядом, чтобы поддержать. Ты – часть его, а он – часть тебя. Он приходит к тебе после всех испытаний и мягко, безмолвно спрашивает, в порядке ли ты; как будто искра вспыхивает в груди, – я не знаю, как ещё описать это чувство. – Становится тепло. Безопасно. Надёжно, – соглашается Тай Лунг. – Он заботился намного больше, чем диктовал долг. – Он никогда никого не бросал, что бы ни случилось. Он делал всё возможное, поднимал упавшего и нёс дальше, если нужно, тянул на буксире. Это наш учитель. Это наш отец. Тигрица вынимает что-то из кармана и показывает Тай Лунгу – оранжевый пояс Шифу. Она кладёт пояс перед ирбисом, быстро моргая, и его посещает догадка. – Он ушёл, Тай Лунг, – шепчет мастерица. Что-то покалывает вдоль позвоночника в покрытой щитом спине, и бывший ученик замирает, не дыша. – Ушёл? – откликается он эхом. – Он болел несколько недель, – объясняет По. – Даже будучи при смерти, он звал тебя, хотел снова увидеть. Стражники – они не решились выпустить тебя. Не хотели рисковать. – Оно и справедливо, – сурово говорит Тигрица, – что они не согласились делать исключение ради одного умирающего. Но умирающим был мастер Шифу, это должно было повлиять на решение. Тай Лунг старается сохранить самообладание, несмотря на влагу, застилающую глаза. – Он умер? – спрашивает снова, желая и не желая знать наверняка. Тигрица в смятении не может даже кивнуть головой, поэтому По кивает вместо неё. С грустной улыбкой он говорит: – Я подумал, что это принесёт Шифу мир. Мой последний дар – помочь ему воссоединить его семью. Несколько минут проходят в полной тишине. Наконец, Тигрица нарушает безмолвие. – Я не могу простить тебя за то, что ты с ним сделал. Наверно, никогда не смогу, и я сожалею. Но это не значит, что мы не можем продолжать общение ради его имени, в память о нём. Он бы хотел этого. Мы – дети, наследие, которое он оставил, Тай. И их взгляды встречаются в скорбном свете, видя в глазах напротив зарождающийся огонь и горе. По и Тигрица уходят, на этот раз вместе, петляя лабиринтами в глубинах Чор-Гома. Они – две трети. Последняя треть остаётся позади, придавленная к земле сталью и нефритом, и не в силах сдержать слёзы, плач, пронзающий ветреную ночь, по отцу, который потряс бы небеса и землю, чтобы быть с ним рядом. Благодаря отцу они теперь знают, что есть те вещи, которые можно забыть, и те, которые можно оставить позади, но это точно не люди, и тем более не семья. Бесценное знание помогает двигаться дальше, устилает им путь, возносит их вперед и вверх, в дивный новый мир, который на миг стал таким прекрасным.