— Неужели ещё и всю ночь будет так душно? – возмутилась Сурганова, тяжело вваливаясь в очередной номер очередного отеля. Гастроли уже порядком вымотали, а тут ещё врасплох застала непривычная после Питера жара, свойственная южным городам. И самой ужасной в этой жаре была даже не отметка, застывшая на столбике термометра, болтающегося за окном, а высокая влажность, сопутствующая погоде. Прозрачный воздух, казалось, тяжелой пылью оседал в лёгких, принуждая совершать усилие для каждого вдоха, днём на солнце находиться было просто невозможно, потому что под его безжалостно палящими лучами кожа быстро сгорала, покрываясь большими и крайне уродливыми красными пятнами. В такую погоду даже безумные и бесстрашные туристы предпочитали сидеть где-то в уютном баре с прохладительными напитками или хотя бы в собственном номере перед кондиционером у телевизора. А команда «Снайперов» по инициативе Лосевой, чья неумеренная активность не знала границ, разгуливала часами пешком по местным «достопримечательностям», пытаясь «охватить» всё и сразу. Вечером же приходилось несколько часов кряду скакать по сцене с инструментами на подмостках каких-то площадок, где зачастую было слишком тесно, слишком неудобно, слишком громко и слишком накурено. Аппаратуры всегда не хватало, со звуком постоянно случались перебои, и поэтому приходилось отчаянно импровизировать, надрываться изо всех сил и выкладываться в пять раз больше. При этом разумного отдыха просто не существовало. Свободные дни в графике уходили на то, чтобы добраться из пункта А в пункт Б, и таких пунктов существовало бесчисленное множество. Они не объездили ещё и половины намеченного маршрута, а сил почти не осталось. Все мечты теперь сводились к тому, чтобы поздно ночью добраться до номера в отеле и поспать хоть сколько-то, надеясь, что Лосева потащит их на очередную экскурсию не слишком рано.
– Звук был отвратный – вот что я могу сказать. Это был провал. Тотальный. – Диана раздражённо кинула рюкзак куда-то в угол, в довесок пнув его носком кроссовка. – Нафига вообще приезжать туда, где не могут нормально подготовить оборудование?
– Дин, ну потому что нас же ждут. Это хорошо для молодой группы. Мы должны сейчас соглашаться на всё, что только предлагают. – Скрипачка лениво приоткрыла глаза и проследила за тем, как Диана открывает дверцу низенького холодильника, торчащего из угла в темной глубине номера. Сама она уже не чувствовала в себе никаких сил на то, чтобы хотя бы раздеться и умыться. Больше всего сейчас хотелось спать. От длительного пребывания на солнце, а потом на сцене под ярким, постоянно мерцающим светом болели глаза. Налитые горячей усталостью мышцы ныли, в левом виске в ритме последней прозвучавшей в этом концерте песни надоедливо пульсировала боль. Сурганова снова закрыла глаза, не желая больше бороться с охватывающей её мягкой волной грядущих сновидений, но неожиданно что-то холодное коснулось её кожи, заставив вздрогнуть и прогнав подкрадывающийся сон.
– Ай! Что за...? Диана, что ты делаешь?
На лице Арбениной играла самодовольная улыбка. В руках она держала маленькую бутылку с водой, только что вынутую из холодильника, и то и дело прикладывала её дном к оголённой шее скрипачки, что для разгорячённой кожи было невыносимее любой щекотки.
– А потому что хватит валяться. Ещё рано!
– Дин, отстань. Сегодня был очень тяжёлый день и вообще… – начала было Света, пытаясь повернуться на другой бок и снова поймать то ощущение, в котором тело будто бы качается на воде, поддаваясь спокойному течению реки, но Диана упрямо лишила её такой возможности, привлекая к себе длинным поцелуем. Тело моментально среагировало на такое варварство, и сонливость сняло как рукой. Тёплое дыхание касалось щеки. Поцелуи становились отрывистыми по мере того, как внутри нарастало тягучее, томительное напряжение. Пальцами левой руки Диана ловко скользнула по спине подруги, пытаясь наощупь найти на сатине платья крючки-застёжки. Но когда один из этих крючков почти удалось расстегнуть, Света отстранилась и осторожно перехватила гитаристку за локоть. – Постой. Не надо.
– В чём дело? – Хрипло пробормотала Диана, совершенно не понимая такой странной реакции. – Что не так?
Скрипачка шумно выдохнула, устало повалилась на спину и, протянув руку, нежно коснулась пальцами подстриженного виска Дианы:
– Нет, просто… Просто так жарко, и я так устала сегодня, и голова болит, и нам завтра так рано вставать, может, лучше сейчас выспимся, а это… Может, в другой раз?
От такого внезапного и обезоруживающего заявления Диана даже опешила:
– Сурганова, ты ли это? Боже, да ведь это ты несколько дней подряд пристаёшь ко мне чуть ли не на виду у всех, на каждом углу, каждую минуту, когда думаешь, что мы остались наедине! И вот теперь мы действительно одни, у нас есть время, и нам уж точно никто не помешает, а у тебя голова болит, и ты хочешь выспаться?
– Ну, вот чего ты сразу начинаешь? Ди-и-ин…
Почувствовав раздражение со стороны Дианы, Сурганова попыталась как-то смягчить ситуацию, прибегнув к традиционному примиряющему поцелую, но, видимо, такой отказ задел и раздосадовал и без того недовольную неудачным выступлением девушку, а потому она, уже не сдерживая своих эмоций, продолжила возмущаться; в интонациях её появлялись всё более резкие нотки:
– Между прочим, это уже не в первый раз, когда ты сначала из кожи вон лезешь с этими своими намёками и приставаниями, а потом вот так берёшь и прокатываешь.
– Дин, ты же ведь это сейчас несерьёзно?
– У тебя то репетиция ответственная, то концерт выматывающий, то голова болит, то ещё что-нибудь случается, а в итоге у нас уже несколько месяцев... Просто акт целомудрия какой-то! Невозможно!
– Прости, как ты сказала? – переспросила скрипачка, с трудом сдерживая смех. – Акт целомудрия?
– И это ничуть не весело, Сурганова, потому что вот именно так начинают рушиться все отношения. Именно тогда, когда в такие моменты кто-то заявляет, что хочет выспаться. – Диана повернулась на бок, открутила крышечку от бутылки с водой и, сделав глоток, посмотрела на Свету, которая смеялась, зарывшись лицом в ткань покрывала. – Ничего-то ты не понимаешь, Светка. Печально это всё. Чего ты смеёшься?
– Ну, прости, – с трудом выдавила та, пытаясь успокоиться, – ты просто не слышала, как оно прозвучало со стороны. Я даже не знала, на самом деле, что ты так заморачиваешься по этому поводу.
– Я не заморачиваюсь, я только... – Не закончив мысль, Диана тяжело поднялась с постели и, бросив нетерпеливо-колючее «забудь», скрылась за полукруглой аркой в той части номера, где, по всей видимости, находился не только холодильник, но ещё и мини-бар. Воцарилась тишина.
Света лежала на спине, широко раскинув руки и неосознанно прислушиваясь ко всем звукам, что доносились из соседних номеров и из коридора, который почему-то показался ей чересчур длинным, пока они добирались сюда. За тонкостью стен прекрасно различался чей-то смех, чьи-то восторженные возгласы, какие-то обрывки чужих разговоров, но усталое сознание просто перемешивало всё это в некий приятый, однородный, убаюкивающий своей размеренностью звук, который вовсе не вызывал напряжённого раздражения, а, наоборот, успокаивал. В нескольких метрах от широкой кровати из массивного дерева, на которой лежала скрипачка, в щель приоткрытой кем-то балконной двери врывался лёгкий ветерок, пахнущий солёным морем и пляжем. Утомлённый за день июльским пеклом, он шаловливо резвился с полупрозрачной органзой, надувая её могучим упругим парусом, вроде тех, что когда-то поднимались роскошно на кораблях царской флотилии. Света смотрела за тем, как это подобие древнего паруса медленно расправляется, демонстрируя вышитый зелёными нитками узор и каждую его деталь, что не видна издалека, а потом сдувается в долю секунды. И это повторяется. Раз за разом. С одинаковой периодичностью и словно бы в такт тому звуку, в который сливается шум и гомон за стеной. Света снова закрыла глаза, решив для себя, что сегодня она точно не сдвинется с места. В конце концов, поспать можно и в платье, не раздеваясь и не разбирая постели.
И, может быть, ей всё-таки удалось заснуть, а может быть, это было лишь одно из тех обманчивых ощущений, которые мы испытываем очень часто перед тем, как окончательно сдаёмся в тёплый плен добродушного Морфея, но только когда Света снова открыла глаза, встревоженная громким звоном, донёсшимся откуда-то из темноты, ей показалось, что прошло как минимум часа три.
– Дин, – позвала она, потирая глаза, – у тебя всё хорошо?
Однако ответом послужило длинное молчание. Заметив комара, пристроившегося на её руке и уже готового впиться своим тоненьким хоботком в кожу, Света поморщилась и прихлопнула его ладонью. Нужно было закрыть дверь на балкон и поискать те пластинки, которые обычно поджигали с помощью зажигалки, чтобы спастись ночами от вредных и крайне надоедливых насекомых.
Несмотря на нежелание вставать, она решила всё же проверить, что там происходит у Дианы. Та нашлась возле мини-бара. Одной рукой гитаристка прижимала к себе сразу две бутылки вина, а другой раздвигала разные цветные бутылки с яркими наклейками, пытаясь найти что-то ещё.
– Только не говори, что ты собираешься пить. – Вздохнула скрипачка, пытаясь прочесть этикетку через её плечо.
– Имеешь что-то против? Ты погляди: здесь даже нет виски! – Диана отошла на пару шагов назад и легонько прикрыла дверцу бара коленом. – По-моему, после такого вечера я имею право выпить.
– Ты так каждый вечер говоришь. Не боишься спиться?
– Ни капли. Ты же вроде спать собиралась? Сон не идёт? – Съязвила Диана, прошагав в ту часть номера, которая, по задумке архитекторов, должна была считаться спальней, и со звоном водрузив бутылки на небольшой стол из светлого дерева, приютившийся у стены напротив кровати.
– Выспишься с тобой. Ты весь сон мне перебила. Вот и чем прикажешь заниматься теперь всю ночь? У меня даже книга где-то в дальних чемоданах осталась.
– Чем заняться, не знаешь… – задумчиво потянула Диана, сев на круглый табурет, но в следующую секунду лицо её посветлело. – Светка, а ты в шахматы играть умеешь?
Такой странный и внезапный вопрос немало удивил Сурганову, и она даже стала подозревать, что для подруги эти две бутылки станут явно не первыми, однако ответила, пожав плечами:
– Не знаю. Может, в детстве играла. А потом бывало как-то в педиатричке с ребятами. Почему ты спрашиваешь?
– Может, сыграем?
– В шахматы? С тобой?
Диана круто развернулась и оглядела всю комнату:
– А ты, что, видишь здесь кого-то ещё? Или считаешь меня недостойным соперником? Да, между прочим, я столько шахматных турниров выиграла, Сурганова, сколько тебе и не снилось в твоей педиатричке!
– Да я и не спорю. Но только где мы сейчас шахматы возьмём?
В ответ на это Диана, широко улыбаясь, встала и направилась к одиноко брошенному в углу рюкзаку, который не так давно получил от неё пинка. Порывшись в нём, она вернулась, протягивая Сургановой, какой-то твёрдый предмет, завёрнутый в серую ткань.
– Фу, что это ещё за гадость? Зачем ты носишь это в рюкзаке? – Скривилась та. Тряпка была пыльной, в неё въелись какие-то пятна, о происхождении которых даже думать не хотелось, да и пахло от неё подозрительно – то ли бензином каким-то, то ли ацетоном.
– Сама ты гадость. Разверни!
Завёрнутой в тряпку оказалась лакированная игровая доска размером 27 х 27 сантиметров. Поверхность её выглядела достаточно потёртой, что говорило о весьма солидном возрасте. Но не хватало самых главных деталей игры.
– Дин, но тут же нет фигур! Чем мы будем играть?
– Ах, да… – Диана почесала затылок и ещё раз прошлась до рюкзака, старательно выгребая оттуда весь завалявшийся мусор прямо на пропылесосенный ковролин. – Вот.
На этот раз в руках Светы оказалась коробочка, в которой аккуратно друг напротив друга лежали шестнадцать стеклянных стопок с изображением белых шахматных фигур и шестнадцать стеклянных стопок с изображением чёрных фигур.
– А это-то что? Персональный набор коллективного спаивания? Мы же в шахматы играть хотели!
– Сурганова, правда, какая же ты всё-таки бываешь медлительная иногда! – Фыркнула Диана. – А что, по-твоему, тут такое нарисовано? Смотри. – И разложив доску на поверхности стола, гитаристка с удивительной ловкостью быстро расставила стопки по чёрным и белым клеткам доски, после чего также быстро, почти что профессионально откупорила принесённые бутылки одну за одной и разлила по стопкам вино. В тех, на которых были нарисованы белые фигуры, вино было белым, в других же – красным. – Вот так надо. – Заключила она, снова опускаясь на табурет и пододвигаясь ближе к столу.
– Какая-то необычная у тебя игра, Дин. – С сомнением пробормотала Сурганова, склонившись над доской и принюхавшись к содержимому стопок.
– Ну так мы же не во втором классе. Давай, Сурганова! – гитаристка похлопала по сидению стоящей рядом табуретки. – Всё равно ты больше не хочешь спать. Обещаю не громить тебя сразу.
Терять было нечего. Вино играло переливом света, падающего на него из-под бумажного плафона бра, висевшего на стене. И отказываться было глупо, поскольку такой способ снять стресс выглядел очень заманчиво. Не мучаясь раздумьями, скрипачка согласилась:
– Ладно. Но только одну партию. И я белыми. Идёт?
– Идёт. – В глазах Дианы сверкнул победный огонёк. – Но ты же знаешь, что так просто в такие шахматы не играют. На каждую победу должен быть свой приз.
– И какой же у нас приз? – поинтересовалась Света, чувствуя, что скрыть закипающий азарт не удалось.
Диана помолчала, проводя пальцем по фигуре короля, но потом вдруг сказала ровным, почти бесцветным тоном:
– Проигравшая раздевается.
В очередной раз Света разразилась звонким смехом:
– Нам же не шестнадцать! Что за странный приз?
– Так, Светка, ты не умничай, – Диана перегнулась через стол, и Света почувствовала, как дыхание подруги коснулось её подбородка, – мы будем играть или нет?
– Да ладно-ладно. Раздевание так раздевание – примирительно согласилась скрипачка и взяла с доски левого коня.
***
Игра шла раскованно и непринуждённо. В отличие от белых фигур, которые большую часть времени пытались выйти в атаку и которым удалось благодаря этой вёрткой напористости «взять» несколько чёрных воинов, не обладающих, впрочем, особой ценностью, чёрные двигались по доске вяло, и казалось даже, что без особой цели. Если бы Света не знала Диану, то она бы решила, что та просто плохо играет или не сильна в шахматной тактике, но они были знакомы давно, и скрипачка знала, что для неё подготавливается очень искусная ловушка. Диане нужна победа – это ясно как день. И Сурганова понимала, что она специально не пытается взять пленными её фигуры, потому что боится захмелеть слишком быстро. Её главная цель – это споить противника.
Сурганова решила быть осторожной.
Когда Арбенина почувствовала, что Света уловила и раскрыла её замысел ведения игры, ситуация на доске резко поменялась. Чёрные фигуры, будто бы ожесточившись, стали орудовать на поле битвы безжалостно и предельно точно. Теперь перед каждым своим ходом Света задумывалась всё серьёзней, но отбиться от натиска удавалось не всегда. Так, например, в сегменте Н3 чёрный конь стремительно смёл с доски неповоротливого белого слона.
– На твоём месте, Светка, я бы уже начинала бояться. – Покачала головой гитариста.
– Рано торжествуете, генерал. – Отозвалась Света, глядя на то, как она слизывает кончиком языка капли вина с губ, и понимая, что должна поднажать.
С каждым новым ходом в номере становилось всё жарче. Пришлось даже снова открыть дверь на балкон, тем более что до комаров никому уже не было никакого дела. Хмель ощутимо туманил разум, хотя неясно было, является ли тому виной крепость напитков или же огонь азарта. Каждая хотела победить. Любой ценой. Стопки с нарисованными на них фигурами частично валялись опрокинутыми на краю стола, частично продолжали сражение друг с другом на доске. Стекло то и дело звякало, касаясь отполированной поверхности дерева.
Белая ладья уверенно подбиралась к центру основных сил противника. Сурганова вдруг почувствовала, как жарко и неудобно ей в этом чёрном платье с дурацкими длинными рукавами, которое ей пришлось надеть сегодня для концерта только потому, что Лосева настаивала "прикрыть хоть чем-нибудь" руки, с которых после солнечных ожогов стала слезать кожа. Она попробовала поправить воротник, почесала спину и одернула подол, на что Диана хитро прищурилась:
– Не терпится снять, а?
И ладья оказалась вытеснена хитрым и неуловимым ферзём, так и не достигнув цели.
Впрочем, сама Сурганова играла ничуть не хуже. Несколько раз шахматное пространство подчинялось её правилам, и тогда Диане приходилось отражать атаку и отступать с выгодных позиций, отдавать которые очень не хотелось. Тогда она хмурилась, лицо её мрачнело и меж бровями ложилась тяжёлая складка, а Сурганова смаковала лёгкий грейпфрутовый вкус приближающейся победы. Но от духоты и вина слегка кружилась голова, а взгляд зелёных глаз, который то и дело пронизывал, отзываясь щекоткой где-то в животе, лишал твердости и самообладания. В какой-то момент Светлана поймала себя на том, что, механически опуская стопку на шахматную клетку, просто любуется Дианой, наблюдая за тем, как та, чуть прикусив нижнюю губу, сосредоточенно разрабатывает в мыслях свой следующий ход. Казалось, каждая черта её лица сейчас была напряжена в этом мучительном размышлении, но каким прекрасным представлялось оно для Светы, замечтавшейся и совсем забывшей о поединке. Этим кратковременным «полётом в облаках», ничем не брезгуя на пути к своей победе, и воспользовалась Диана. Описав в несколько заранее подготовленных ходов траекторию, похожую чем-то на букву «U», она застигла врасплох короля-романтика из лагеря белых, который зазевался и не был готов к таким стратегическим перемещениям. Меж ними воцарилась та звонкая тишина, которая неспособна выжить дольше нескольких секунд.
Диана потянулась, закинула правую ногу на колено левой, не спеша вынула из кармана джинсов пачку сигарет и зажигалку. Щёлкнуло тугое колесико, взметнувшаяся искра лизнула кожу, но гитаристка, казалось, не обратила на это никакого внимания. Она сделала первую затяжку и выдохнула:
– Шах и мат, Сурганова.
Сизый дым, словно большая птица, расправившая крылья, поплыл по комнате. Из пустой стопки, покатившейся по столу, брызнули остатки недопитого красного вина.
***
– Тебе помочь, Светка? – широко улыбаясь, поинтересовалась Арбенина, глядя на то, как неловко и суетливо Сурганова пытается справиться с застёжками на своём платье, и догадываясь, что скрипачка понятия не имеет, как их расстегнуть.
– Да уж, пожалуй! – Дерзко откликнулась та, и эта дерзость ещё больше раззадорила Диану. Допив оставшееся вино из белой пешки, она поднялась с табурета. Света разглядывала что-то на улице, отодвинув рукой занавеску, и выглядела совсем беспомощной, пытаясь достать сцепленные на спине крючки.
Хитрая конструкция быстро поддалась Диане и в одно мгновение разошлась, обнажая спину скрипачки, покрытую ровным слоем южного загара. Света подняла правое плечо и стянула правый рукав, затем проделала то же с левым, но на полпути кисть запуталась в непослушном сатине.
– Стой. Не дёргайся. – Остановила Диана, пытаясь помочь и высвободить руку, но все движения были скованными, разлаженными, к тому же, Сурганова постоянно пыталась изо всех сил распрямить локоть, и после того, как Диана попробовала чуть резче потянула рукав на себя, раздался звучный треск– платье порвалось. Сожалеющее «ой!» вырвалось у Светы, но уже в следующий миг она прыснула от смеха и, крепко ухватившись пальцами за край юбки, дернула её вниз, пытаясь вылезти из тесного, неудобного платья, в котором теперь стало невыносимо жарко. Голова кружилась. По телу разлилась ватная лёгкость, превратившая платье в нечто тяжёлое и несуразное.
– Не выходит. Оно слишком узкое, я же тебе говорила утром, а ты настаивала именно на нём! А вот теперь мне даже не снять его! – Канючила Света, путаясь в собственных движениях и шагах.
– Ты, может, присядешь? – Предложила Арбенина, легонько обхватила скрипачку за талию, дабы та не потеряла равновесие, и подвела её к кровати, усадив самый на краешек.
Попытки избавиться от столь привязчивого предмета одежды возобновились. И когда платье фактически болталось ненужной испорченной чёрной тряпкой где-то внизу, Света, выгнувшись, сползла с пухлого пружинистого матраса и опустилась на колени сидящей на полу Дианы, которая, теперь одержала ещё одну победу – платье было отброшено в тот же угол, где сиротливо лежал рюкзак.
– Теперь ты довольна? – Выдохнула Сурганова, расстёгивая верхние пуговицы на белой рубашке гитаристки.
– Не совсем… – Пробормотала Диана, чувствуя, что не в силах больше сдерживаться. Внутри плескалось безумное желание. Сурганова была близко, очень близко, и близость эта окончательно лишала рассудка. Щёлкнула застёжка бюстгальтера, ослаб ремень на вытертых джинсах. Поцелуи сыпались на влажную кожу, оставляя расцветать после себя красные следы. Будто бы в продолжение шахматной партии поочередно снималась одежда, и словно какой-то поединок вёлся между горячими губами.
Полудохлый вентилятор, пришпиленный к розетке и шумно режущий лопастями пылинки в воздухе, не справлялся с повисшей духотой.
Все прикосновения теперь воспринимались телом слишком тонко, одно даже предположение о том, что сделает Диана в следующий момент, сводило с ума. Казалось, все ощущения концентрировались только на её руках, на её пальцах, на её губах, которые двигались от шеи к груди и дальше – к низу живота. Пытаясь приглушить стон, Света цеплялась пальцами за плечи подруги, и красные полосы расчерчивали кожу, но та не чувствовала боли, поглощённая наслаждением от полного обладания. Наконец, снова ощущалось это физическое единение, которого так не хватало уже несколько месяцев. По мере того, как нарастал темп движения, сердце в груди у обеих заходилось так, что на долю секунды, обрываясь, застывало внутри дыхание. Наконец, Света выдохнула, уже не сдерживая крика. Диана, испугавшись, что сейчас сюда сбежится взволнованный персонал гостиницы, зажала ей рот ладонью и повалилась рядом.
Из старенькой, наполовину вывалившейся из стены розетки раздался страшный треск, после чего она покрылась слоем копоти. Макушка вентилятора сделала ещё один оборот по инерции и застыла.
***
– Может, переберёмся все-таки в кровать? – Пальцы Дианы едва ощутимо касались волос на макушке скрипачки, а губы всё ещё ловили сонные поцелуи.
– Не-а, мне уже не встать, Дин. Здесь тоже хорошо... Прохладно. – Прошептала Сурганова.
– Знаешь, как утром всё болеть будет?
– Но сейчас-то нам хорошо… – Пробормотала скрипачка и тихо заснула, прижавшись щекой к плечу подруги.
По комнате летал юный тёплый ветерок, на небе сияли яркие звезды, каких нельзя встретить в северной столице в сезон белых ночей. Света и Диана уютно устроились на полу, стянув с кровати две простыни и подушки, и даже в этом изобретательном способе борьбы с жарой угадывалось что-то по-настоящему снайперское. А чуть позже на город обрушился дождь, смывший духоту с пыльного асфальта, и Диана заснула с надеждой, что по крайней мере есть шанс, что теперь Лосевой не придет в голову мысль ехать куда-то на экскурсию в горы по такой погоде. А значит, весь день будет предоставлен только им.
