Я буду

Пегги идет по улице и ей кажется, что он шагает рядом. Он является ей в разных образах: то щуплый мальчишка, что едва поспевает за энергичным движением спутницы, то великан, легко обгоняющий её. Она не сбавляет ходу, не поворачивает голову, чтобы разглядеть его – ведь тогда иллюзия рассеется. Нет, он может быть только там, на периферии её сознания, в омуте грез. Призрак, но такой живой. Теплый, надежный. Он принадлежит ей. И никуда, никуда не денется, пока она держит его в лучистом нимбе воспоминаний. Он никогда не молчит, она думает, что он всегда говорит с ней, но однажды, пытаясь вспомнить, о чем был разговор, Пегги понимает, что слышала лишь уличный шум и свои мысли. Наверное, он настолько жив для неё, что они общаются даже без слов. В такие моменты ей очень хорошо. Его нет, но почему-то она полна уверенности в завтрашнем дне, полна сил и желания жить дальше. Он, как ангел-хранитель, сопровождает её в каждый миг существования. Но бывают и другие дни. Когда ей, словно бы ни с того, ни с сего, тяжело вставать с постели. Чувство разбитости буквально сковывает по рукам и ногам. Она лежит, уставившись в стену, часами. Глаза жжет, будто она долго плакала, но Пегги уже давно не дает слезам волю. И непонятно отчего иногда так чертовски сильно заболит сердце. Пегги не хочет, чтобы боль уходила, потому что именно в это мгновенье он оживает. Внутри затягивается тугой узел, и в ту долю секунды он становится ближе, чем когда-либо. Пегги закрывает глаза, желая сохранить ощущение его присутствия, и не дыша ждет. Еще чуть-чуть, еще немножечко… Но разве способен призрак пересечь границу между мирами? Боль проходит. Пегги шепчет боли: подожди. Ну, дай же мне…. ну, позволь. Но боль исчезает. Каждый раз она дает себе обещание, что скоро будет легче. Она знает, что ко всему привыкаешь, что даже самая сильная любовь в разлуке тает. Пегги терпеливо ждет дня, когда при мысли о Стиве Роджерсе сможет улыбнуться, с нежностью и светлой печалью. Руки забудут ощущение его тепла, сердце забудет, что надо болеть. Она ждет этого, но сама понимает, что не согласна забывать. И не умеет. Ей бы только научиться не падать в бездну, как в те, другие дни. Видеть его живым, идти по улице, чувствуя его рядом. Ведь работы много, работы очень много – и это её спасение. Так что совершенно ни к чему терять время, страдая от боли. Но и в боли есть смысл, и совсем отказаться от неё Пегги не может. Она помнит, что он становится ближе именно в такие мгновенья. Ради них она готова проходить через ад снова и снова. Да, ад – это уныние. Абсолютно неприсущее агенту Картер состояние, новое и мучительное. Стив виноват в том, что она подверглась этой напасти. Но Стив же является лекарством от неё. Пегги учится бороться с унынием. В память о любимом она заставляет себя подниматься с постели, двигаться, разминать внезапно ослабевшие, как после длительной болезни, мышцы. Она дает себе установку встретить следующее утро в совершенно другом настроении. Хотя б затем, чтобы вновь ощутить его рядом, когда идет по улице и каждый солнечный лучик напоминает о нем. Если она утонет в отчаянии, лучше не станет. Не станет её, не будет и Стива, прекрасного и вечно юного. Ужасно, если, погрузившись во тьму, она потянет за собой своего ангела-хранителя. Не может позволить ему сгинуть, только не опять. Она должна остаться. В конце концов, из множества причин важной кажется одна. «Я буду, - сердито говорит она, глядя на бледное отражение в зеркале. – Буду, - повторяет, сжав зубы. Смотрит на себя внимательно, долго, и постепенно на коже появляется румянец, а в глазах загорается свет. Вероятно, это самовнушение, но через некоторое время она чувствует возвращение прежней себя. Сильной Пегги. – Я буду, - снова шепчет она, - ради тебя, Стив. Сегодня и, возможно, завтра. Я буду, Стив, потому что ты бы этого хотел».