Я знал, что это был не Дин

Я знал, что это был не Дин. Когда я открыл глаза, напротив меня на корточках сидел Дин и сжимал в своих ладонях мои руки. Я знал, что это был не Дин. Его руки были теплыми, а выражение лица — терпеливо-обеспокоенным. Но он всегда был здесь, в клетке. Лже-Дин выглядел и вел себя так же как и обычный, пока его прикосновения не начинали прожигать мою плоть до костей, а лицо не искажалось в отвратительной усмешке бескрайнего восторга. Я знал, что это был не Дин. Я вырвал руки из его хватки, прежде чем они превратились в кровавые обрубки и поток крови начал заливать ковер. Лже-Дин так и остался сидеть передо мной. Выражение его лица почти не изменилось: на нем застыло терпение, увядшее лишь слегка, уступив место едва заметному разочарованию. Я знал, что это был не Дин. Я знал, что это комната должна быть библиотекой Бобби. Я должен был поверить, что это — библиотека, а рядом со мной — мой брат. Я должен был поверить, что я в безопасности вместе со своей семьей, однако как только я поверю в это, моя кожа вскипит под действием кислоты, я буду корчиться от мук, а душу сожмет очередное болезненное разочарование. Поэтому я не буду верить. Потому что знаю: это не Дин. Я ощутил, как внутри меня сковывает страх: вязкий, вкрадчивый, нарастающий. Он задевает каждую клетку, мышцу, охватывает сердце, холодя тело, словно зимний мороз мирно текущую реку. Что-то надвигалось — боль, мучения, агония, предчувствие адского огня на собственных длинных костях. Как бы то ни было, страдания непременно настигнут меня, и я не мог сделать ничего, чтобы остановить или отстрочить их. Поэтому я, как всегда, решил встретить их достойно. Лже-Дин от неожиданности свалился на землю, когда я накинулся на него. Порою здесь, в клетке, мне удавалось бороться, и я никогда не упускал возможности. Далеко позади меня на землю с грохотом повалился стул, когда я откинул Лже-Дина на пол, и это слегка сбило меня с толку, ведь прежде в аду я никогда не сидел на стульях. Однако это не отвлекло меня настолько, чтобы я не заметил, как Лже-Дин поднялся, и успешно врезал ему по подбородку. Я попытался снова повалить его на землю, прежде чем боль настигнет меня… Но ничего не произошло. Лже-Дин не вырвал мои руки, не сломал челюсть, не начал снимать с меня кожу полоска за полоской, наслаждаясь моими муками. Он лишь скинул меня с себя, перекатил на живот и прижал к полу, начиная что-то нашептывать на ухо. Я силился не слушать его. Просто и так знал, что он скажет: что-то злое, развратное, то, что заденет мою душу, заставит страдать, отчаиваться и сдаваться. Я всегда пытался игнорировать темный шепот, но это был голос Дина, и какая-то часть моей души то ли невольно, то ли намеренно пропустила его в мое сознание. Поэтому мне пришлось слушать. «Все хорошо. Сэмми, все хорошо. Я здесь, с тобой, я никуда не уйду. Знаю, это тяжело, но я не уйду. Я здесь. Мы со всем справимся. Ты не один, Сэмми. Не один. Я с тобой». Лже-Дин никогда не говорил ничего подобного. Никогда не утверждал, что он со мной. Чаще всего он говорил, что счастлив был наконец избавиться от меня. Лживый образ никогда не говорил, что он рядом. Никогда не убеждал, что я не один. Он ни разу не говорил этого. Я вздрогнул, и Дин ослабил хватку достаточно для того, чтобы я вырвался из нее, отполз в угол мимо того невесть откуда взявшегося стула в Лже-библиотеке Бобби, рядом с мнимым диваном и прижался спиной к стене. Я по-прежнему беззащитен, но на меня нельзя будет напасть со спины. Теперь Лже-Дин должен поднять руки и, сковав мое тело, играть на нем словно на струнах, дергая за сухожилия и ударяя об стену снова и снова. И снова. Я ждал этого. Но ничего не произошло. Лже-Дин сделал несколько шагов ко мне навстречу, но, когда я еще больше напрягся, он остался на месте и снова присел на корточки, вцепляясь пальцами в колени. Он выглядел встревоженным. Даже напуганным. Совсем как Дин. Но я знал, что это был не Дин. — Слишком много для одного раза, я знаю, — начал Лже-Дин. Он использовал тон под названием «ты должен поверить, что я забочусь о тебе». Он использовал его не раз, но я давно уже не велся на него. Я знал, что это был не Дин. — Знаю, это угнетает тебя, — пытался мучитель снова. — Но я здесь. Ты не одинок. Просто поступай верно, Сэмми. Помни, ты должен бороться. Поверь. Поверь мне. — Ты не Дин, — это было очевидно для нас обоих, но я должен был сказать это вслух. — Сделай уже то, что хочешь, я знаю, что ты не Дин. Мой голос был сухим, ломким, болезненным, но я привык к этому. Лже-Дин наклонил голову, словно не понимая, о чем я говорю. Этого также не случалось, ни разу. Лже-Дин всегда знал, о чем я говорю, говорил ли я об этом вслух или нет. Я все равно знал, что это был не Дин. — Тебе нужна вода, — сказал Лже-брат. Жаждой он изводил меня часто. Однако на этот раз это было сказано не для того, чтобы мучить меня. Это был не вопрос с целью заставить меня просить хотя бы об одном глотке, а лишь заявление. Простое заявление, за которым последовала подкатившаяся к моим ногам бутылка с водой. Но я не потянулся к ней, ведь она все равно откатится прочь, стоит мне только поднять руку. — Хорошая попытка, — сказал я мучителю. Лже-Дин не пытался заставить меня взять воду, не дразнил, не мучил возможностью напиться. Он только медленно присел на пол, опираясь на одну руку, и вытянул ноги, слегка поморщившись, как всегда делал Дин. Я знал, что это был не Дин. — Я не оставлю тебя, Сэмми. Не могу и не буду делать этого. Я буду здесь, в независимости от того, сколько времени тебе потребуется. Да, это он может. Рано или поздно Лже-Дин проявит себя снова. На это могут уйти несколько минут или целые десятилетия, но покой когда-нибудь закончится. Это лишь передышка. Я забился в угол, наблюдая за Лже-Дином, ожидая его следующего хода. — Сэмми, ты помнишь что-нибудь? Что угодно? — Я помню все, — каждый порез, ожог, боль, нападение, уловку, угрозу, обещание, муку и… — Ты помнишь что-нибудь до ада? Я знал, что это был не Дин. Я хотел, чтобы он оказался Дином. Желал больше всего на свете за все эти годы заключения и пыток. Больше покоя, воды, избавления от боли, сна и свежего воздуха, я хотел, чтобы Лже-Дин оказался моим настоящим братом. — Что-то ведь было до ада. Кровь начала бурлить внутри меня. Невольная надежда стала царапать сознание в поисках потайных ниш памяти, которые не были затронуты ранее, буквально выскабливала череп изнутри, рылась в давно забытом, и пыталась найти выход в барабанных перепонках. Я знал боль, я к ней давно привык. Но колющее сожаление было чем-то новым. Мысли, воспоминания и образы страдающих, убитых людей, страдающего Дина — всем этим меня изводили не раз. И даже незначительные ошибки ощущались в сотни раз сильнее. Но на этот раз чувство сожаления исходило изнутри. Оно не было преувеличенным из-за приобретенного опыта. Воспоминание было истинным. О том, как я причинял боль Дину. Я угрожал ему, не слушал, намеренно говорил ему лживые слова, которые несомненно ранили брата в самое сердце. Я обидел Дина. — Дин простил меня, — выпалил я. Это была моя единственная защита против сожаления и отчаяния, которые разрастались с такой силой, что угрожали затмить даже физическую боль. Лже-Дин наклонил голову набок, словно вновь пытаясь понять, о чем я говорю. Затем его лицо просветлело и он кивнул. — Да, простил. — Ты не Дин. Лже-Дин кивнул. Сначала он моргнул, а затем кивнул, и я мог видеть, как напрягаются его мышцы на руках, готовясь к нападению, к… Я сжался в углу по привычке от отчаяния. Передышка закончилась. Я знал, что это был не Дин. Лже-Винчестер встал и пошел прочь. Он вышел из мнимой библиотеки Бобби и отправился на кухню. Клетка не большая, но порою может охватить целый мир. Если они хотели, чтобы я сейчас видел дом Бобби, то так даже лучше. Лже-Дин подошел в шкафу, пока я ловил ртом воздух и оглядывался вокруг, желая убедиться в том, что нахожусь вне времени. Окна были темными, горела одна лампа, в комнате было тепло — не слишком холодно и не жарко, — я был одет в чистую одежду, на ногах были шерстяные теплые носки, а рядом по-прежнему валялась бутылка с водой. Лже-Дин стоял спиной ко мне и не увидел, если бы я взял бутылку, которая наверняка была наполнена уксусом, кислотой или того хуже. Инстинктивно я потянулся к ней, схватил и попытался открыть крышку непослушными пальцами. Мне было все равно. Это не могла быть вода. Не могла. Однако я ощущал это. Мокрая, холодная, настоящая вода, которую я не пил, кажется, лет сто, и я судорожно выхлебал всю бутылку до последней капли. Я знал, что буду страдать еще больше после этого, но оно того стоило. Одна секунда передышки стоила ста часов ада. Лже-Дин повернулся ко мне, а я кинул пустую бутылку под Лже-диван Бобби и замер, ожидая, когда ад начнется снова. Потому что у ада не было конца. Я знал, что это был не Дин. — Держи, — Лже-Дин присел передо мной на расстоянии вытянутой руки и протянул мне что-то. Я хотел, чтобы это был Дин. Я опустил взгляд и увидел тарелку с едой. Вместо обычного: внутренностей, кожи, распотрошенных младенцев и других отвратительных адских блюд — на ней лежал пирог. Большой кусок ароматного, подогретого пирога лежал в тарелке у моих ног, одетых в теплые шерстяные носки. — Знаю, ты больше предпочитаешь более здоровую дрянь, но у меня только пирог. Если тебя это утешит, я могу завернуть его в лист салата, — шутливо сказал Лже-Дин. Вода. Пирог. Чистая одежда. Носки. Беззлобные шутки Дина. И непоколебимое ощущение того, что я поступил с Дином как-то неправильно. Ничто из того, что я когда-либо пережил в аду не ранило так, как чувство того, сколько вреда я причинил другим людям. Невинным людям. Дину… — Дин простил меня, — повторил я. Мой голос теперь звучал сильнее после выпитой прохладной воды. Лже-Дин, который просто не мог быть Дином, без колебаний ответил:  — Да, простил, — сказал он и, прежде чем я успел снова сказать ему, что он не Дин, спросил: — А ты простишь меня? — Ты не Дин. Лже-Дин закатил глаза. — Хорошо. Ты простишь Дина? Должно быть, это был вопрос с подвохом. Лже-Дин никогда не спрашивал ни о чем подобном. Он всегда лишь говорил о том, что не существует такого понятия как прощение. К тому же Дин ничего не сделал, чтобы нуждаться в моем прощении, тогда почему он спрашивает это? Это не имело значения. — Я прощаю Дина. Я сказал это, чтобы заставить Лже-Дина злиться. Сейчас ад начнется снова. Но, черт возьми, ничего не было. Игра, дробящая, сжигающая, колющая, режущая и калечащая мое тело так и не началась. Я наблюдал, ждал, но Лже-Дин не набрасывался на меня, не бил, а просто выглядел задумчивым. Тогда я решил его подтолкнуть. Потому что, несмотря на то, как я боялся боли, пыток и страданий, я был рад, что сам контролирую ситуацию. Даже в аду я мог быть раздражающим. — Я люблю Дина. Он самый лучший на свете брат. Тогда это случилось. Лицо Лже-Дина перекосилось, но не от гнева, на нем образовывалось нечто странное. Его губы начали формировать возможную насмешку, а затем Лже-Дин, который никак не мог быть моим братом, просто не мог… О, Боже. Нет, не может быть… Как это может быть Дин? Здесь? Но это Дин. Да, это на самом деле Дин. В этом не могло быть сомнений. Я знал, что это был Дин, потому что… Я отстранился от угла, чтобы добраться до Дина, оттолкнул в сторону тарелку с пирогом и прополз несколько метров на руках и коленях навстречу к нему. Я должен был добраться до Дина. — Ты в порядке? — спросил я у него. Я должен был спросить. Дин — настоящий Дин — потянулся ко мне, когда я приблизился к нему, и я притянул его к себе, ощущая тепло его тела. Я знал, что это был Дин, потому что… Он крепко схватил меня, и я почувствовал его дыхание на своей шее, его подбородок, который утыкался в мое плечо, и руки на спине, которые сжимали мою рубашку. Наконец, после всех этих лет одиночества, страха и боли, я ощутил Дина рядом с собой снова. Он был настоящим. Это был мой брат на самом деле. Я знал, что это был Дин, потому что… Потому что он плакал.