memory

Я боюсь открыть глаза и понять, что тебя нет рядом. Это тяжело. Ни одно утро еще не было таким холодным, несмотря на то, что за окном светит солнце, — яркие лучи пробираются сквозь тонкий зазор между плотными и темными шторами и, касаясь кожи на моем лице, пытаются согреть. Не поднимая век, я вытягиваю руку вперед, на ту сторону постели, где совсем недавно ты засыпал и просыпался вместе со мной. Пальцы касаются горячей кожи на твоей спине и проводят вниз линию вдоль позвоночника. Ты слегка выгибаешься и поворачиваешься в мою сторону, сонно улыбаясь. Ничего не произнеся, я закусываю губу и любуюсь твоей красотой — даже спросонья ты всегда выглядел безупречно. Кладу ладонь на грудь и веду рукой вверх, обхватив пальцами большую шею. Затаив дыхание наблюдаю за тем, как по твоему телу бегут мурашки. Скорей всего не оттого, что тебе приятно, — это всего лишь совершенно обычное проявление нежности с моей стороны, к которому, я уверена, ты привык, — а оттого, что мои пальцы всегда были ледяные. « — Холодные, — шепчешь, передвигаясь ближе ко мне и накрывая мою ладонь своей. — Снежная королева, — ласково называешь меня своим любимым прозвищем, которое дал в третей день нашего знакомства, и прикасаешься своим лбом к моему, немного поведя кончиком носа в стороны.» Я хочу ответить тебе, сказать, что пальцы холодные лишь потому, что сердце горячее. Но слова застревают в горле, растворяясь где-то внутри, падая вниз, бомбой взрываясь в груди, потому что я смотрю в твои нежно-голубые глаза и тону. Тону, не боясь захлебнуться и умереть. Твои глаза. Господи, да я готова отдать что угодно на всем Свете, лишь бы вечность любоваться ими. Видеть, как ты открываешь их, когда просыпаешься, сонно протирая длинными пальцами; замечать их взгляд на своем теле и краснеть, как первоклассница; влюбляться в них, каждый раз, как в первый, будто никогда и не видела. Открываю рот, чтобы сказать, как люблю тебя, Хоран, но ты опережаешь меня, тихо шепча в губы: «Я тоже люблю тебя», словно умеешь читать мысли. Мне ничего не остается, как со всей силы прижаться к тебе всем телом и, запустив пальцы в светлые и лохматые волосы, поцеловать так, будто последний раз вижу. Сжав простынь, морщусь и сжимаю челюсть так, что зубы начинают ныть от боли. Тебя нет, и постель давно забыла тепло и запах твоего тела. Глупая игра моей больной памяти. Слезы начинают жечь глаза, а в груди все саднит, словно чьи-то длинные когти вцепились в сердце и медленно пронзают его, не вырывая, не убивая, а просто мучая, издеваясь. Из открытого рта не выходит ни звука, когда я пытаюсь закричать, потому что горло охрипло и осипло. Кладу голову на твою подушку, пытаясь уловить хоть малейшую нотку твоего запаха, и сжимаюсь, поднимая ноги к груди и сцепляя их своими ледяными пальцами. И я все еще не открываю глаза, потому не могу видеть эту постель без тебя. Умираю, но уже не потому, что тону в свете ангельского голубого взгляда, а потому, что больше его не вижу.