Разум

«Я всегда рядом, ты слышишь», - во сне Эдварда Кенуэя был только этот шепот. Больше ничего. Чей-то чужой разум проник в его и шептал, шептал. Шептал безудержно, почти безумно. Словно боясь остановиться. Что останется от этого голого разума без шепота? Голый разум пытался осмыслить сам себя. Тысячи лет миллионы других разумов пытались сделать то, что этот разум хочет сделать за несколько мгновений. «Я здесь, слышишь», - сон Эдварда Кенуэя пронзили ярко голубые нити. Это было похоже на море, даже волновалось пространство так же. Но все же это было не оно. Голый разум взметнулся световыми пятнами, и нити, оплетающие его, вздулись и разбежались в стороны. Они подрагивали, как напряженные нервы, и стремились порваться под натиском разума, мчащегося из клетки. «Я всегда тут, ты должен слышать!», - нити резко схлопнулись в одну точку. Яркая вспышка света пронзила сон Эдварда Кенуэя. Голый разум вновь расширился и начал обретать форму. Она изменялась, простые фигуры изгибались и рвались, замирая и снова начиная двигаться. Голый разум не мог понять ни себя, ни свою форму, ни ее необходимость. Зачем разуму форма в чистом пространстве. «Я буду с тобой до конца», - во сне Эдварда Кенуэя идеи обретали предметную форму. Голый разум чувствовал их, осознавал, фиксировал и воссоздавал в себе заново. Голый разум выходил за свои границы и проникал в их сущность. Разум осознавал себя и свою форму. Форма идеально вписывалась в возникшее пространство. Она отличалась от всего, но в то же время имела общие черты с множеством других форм. «Я смогу тебя защитить», - во сне Эдвард Кенуэй сражался. Разум не мог понять, сражается ли он с формой или с самой сущностью идеи. Разуму не было это важно. Он будет рядом, не смотря ни на что. Эдвард Кенуэй был в море. Шторм, бушующий вокруг, бросал его из стороны в сторону. Эдвард Кенуэй, бывалый приватир и пират, не видел ничего, вода была вокруг, она заливалась в рот, в нос, в глаза. Он снова и снова греб руками, перестать бороться значит моментально умереть. Он натыкался на обломки, стараясь зацепиться за них, но снова их вырывало из рук и швыряло в сторону или в самого Эдварда, добавляя новых царапин, новой боли и страха. Эдвард боялся. Боялся не выплыть, умереть просто так, в родной стихии. Он не думал о будущих свершениях, о важных целях, о дорогих людях. Страх заполнил его, вытеснив все. Разум, обретший форму, рванулся вперед, раскинувшись, как птица. Он, сильный и стремительный, был здесь, чтобы помочь тонущему человеку, являющемуся причиной и смыслом его существования. Эдварда накрыло волной и с силой выбросило вверх. Он нащупал деревянный выступ на вертикальной поверхности и из последних сил подтянулся наверх, чтобы дотянуться до еще одного выступа. Эдвард Кенуэй проснулся, мокрый и измученный. Сон был настолько реальным, насколько была реальна морская вода снаружи капитанской каюты. Эдвард дотронулся рукой до шершавого дерева стенки каюты. «Спасибо, Галка».