Pеchеs

«Грехи других судить Вы все усердно рветесь, Начните со своих и до чужих не доберетесь.» В. Шекспир.

Тучи беспросветной пеленой затянули ночное небо. Ни звезд, ни луны, никаких свидетелей. Казалось, темень укутала собой весь мир. По мрачным улицам небольшого городка двигались семь темных фигур. - День жатвы пришел, - грубо хохотнул один их присутствующих. – Когда начинаем, коллеги? На последнем слове мужчина слегка запнулся, проговаривая его с особой интонацией и наделяя сказанное ноткой сарказма. Он нетерпеливо повернул голову к своим спутникам. - Угомонись, Гнев. Еще успеется, - вторая фигура скинула капюшон и обратила свой печальный взор к луне, которая так и не решалась осветить своих гостей. - Она так прекрасна, - тихо прошептала девушка, и скупая слезинка скатилась по ее впалой щеке. - Уныние, прекрати! Мы сюда не любоваться пейзажами пришли! – Гнев резво накинулся на девушку. Высокий статный мужчина, на вид которому было около 50-ти. Седой и с чуть морщинистым, злобным (под стать характеру) лицом. Эти двое жутко на дух не переносили друг друга. Виной тому была то ли полная противоположность их сущностей, как таковых, то ли личностные давние обиды – как разобрать, но отрицать факт существования таковых не решался никто. Как бы там ни было, вражда эта длилась с незапамятных времен. - Так, оба закрыли рты! – В словесную перепалку вступила Зависть. Склочная худощавая дамочка, чья объективность оставалась очень и очень сомнительной. – Не шумите, вон собаки начали лаять, а ведь всем давно известно как я чувствительна к шуму. Она встрепенулась от лая домашних «охранников». Ночную тишь действительно потревожили посторонние звуки. - Ты бесчувственный сухарь! – Уныние обидчиво кинуло в сторону разъяренного греха, скрестив руки на груди. - Ну же, девочка моя, этот старый дурак ничего не смыслит в красоте, - Похоть ласково приобняла девушку за плечи. – Оставь его. Луна действительно прекрасна. Уныние благодарно взглянула на свою подругу – та всегда поддерживала младшую из Грехов, всячески оберегая девушку от нападков Гнева и укоров Зависти. Какое-то одним им понятное, почти сестринское тепло господствовало в этих отношениях. - Если бы я т–т-только знал, что ст-т-только времени уйдет на перепалки, я б-б-бы приш-шел позж-ж-же, - Чревоугодие недовольно насупился. У него уже минут 20 и рисочки во рту не было, и мужчина уже порядком изголодался. Его живот голодно урчал и немедленно требовал пищи. - Да уж, наш толстячек скоро лопнет от негодования, - насмешливо заключил Тщеславие. Он лучезарно усмехнулся, опираясь на тучного паренька. - Не переживай, дорогой. После работенки нас непременно ожидает банкет. И запомни - кто как работает, тот так и ест. Собравшиеся ответили на это легкими полуулыбками. - Меньше слов, больше дела, - мужчина – единственный не снявший капюшон - грозно окликнул присутствующих. – Распустили тут языки. Время – деньги. Он быстрым шагом направился вдоль улицы, его плащ чуть слышно шелестел. Все оставшиеся покорно склонив головы последовали за ним. Никто не смел перечить Алчности. Жатва началась.