радость моя

– Ты заставил себя ждать, радость моя. Табаки привычно подполз поближе к Лорду, хотя, казалось бы, куда ближе – и так спят на одной кровати, и практически придавил его своим тщедушным тельцем. Шепчет в самые уши, опаляет их дыханием, чуть ли не щекой трется и совершенно не заботится о том, как это со стороны выглядит. С удивлением только отмечает, куда же делись Лордовы длинные волосы – такая ведь красота была, любо-дорого поглядеть, да и локоны из них вить было ой как приятно, а сейчас остались одни неровные кочерыжки. «Ну, ничего», – утешал он себя, – «отрастут, как миленькие отрастут, еще длиннее и красивее». А той, что обкромсала, руки бы оторвать. Никакого чувства эстетики. Лорд не менее привычно шипел и недовольно дергался. Не очень-то приятно оказаться вдруг в таких жарких объятиях. Шакал ведь, помимо себя, чуть ли не все свое гнездо свалил сверху. Куча вышла, конечно, очень уютной по шакальим меркам, но несколько душной. Все эти трепыхания только будили в Табаки чувство сродни материнскому умилению – мой малыш покушал, мой малыш чихнул, смотрите, как мой малыш старается выбраться из-под кучи одеял! Весьма, стоит заметить, безуспешно. То ли один собирался всеми силами этого не допустить, наваливался сверху и лопотал что-то на своем уже языке, чуть ли не напевал, то ли второй не очень усердовал от такого счастья избавиться. Чуткий глаз Табаки улавливал в Лорде одно изменение за другим. Ведь, если намеренно что-то ищешь, просто не можешь не найти. То он шипит недостаточно яростно, то вырывается слишком вяло, и не поймешь, устал ли он просто, повзрослел ли, как все говорят, или соскучился, а, может, это действительно какое-то коренное изменение характера. Никто ведь не знает, где он в действительности был, и что с ним там делали, и вряд ли узнает. Слишком глубокая тоска плескалась в глубине его глаз, слишком очевидная, чтобы не замечать этого. И слишком он старался это скрыть, чтобы окружающие продолжили обращать на это внимание. Лорду предпочтительнее было бы перестрадать это в одиночестве, где-нибудь в уголке – принять тот факт, что он уже вернулся в Дом, и с этого момента все наладится. Но разве Шакал предоставит ему эту возможность? Нет уж, за все пуговицы мира он на это не пойдет. Для него все было категорично: одиночество – плохо, мысли – плохо, Лорд, оставшийся без волос – плохо, плохо, плохо. Но раз уж он имел неосторожность вернуться под теплое крылышко четвертой, каждый должен сделать так, чтобы все наладилось как можно скорее. И Табаки возглавляет эту толпу страждущих. – Да отцепись ты, – Лорд наконец-то справился с натиском и спихнул Шакала вместе со всем гнездом на его часть кровати. Тот прекратил наступление и вытянулся на боку, громко и, по возможности, обиженно сопя. – Ждал меня для того, чтобы раздавить? – Я тебе что, изверг какой-то? – он старался отвечать, не прерывая сопения, что с затруднением, но всё же выходило. – Ты достоин куда лучшей смерти, я бы ни за что в жизни не подверг тебя такому позору. Табаки успел задремать и не сразу заметил, как смирившийся со своей участью Лорд уже совершенно самостоятельно его обнял. Шакал успел отвыкнуть от этого за время его такого долгого отсутствия, но удобно обвил костлявыми руками его шею и уткнулся носом в остатки некогда длинных волос. Лорд, устало закрывая глаза, решил, что смерть от удушения любящим человеком в сто раз лучше какой-либо другой.