Бархатная зарисовка

Создание карт для него всегда было нечто большим, чем дело всей его жизни. Рассматривая тысячи, десятки тысяч пустых и ничего не значащих картонок с изображениями аркан, Игорь лишь болезненно кривился, устало вздыхая и морща нос: люди стали забывать о истинных сущностях карт Таро, они теряли суть и значение страниц собственной судьбы, путались, пытались заменить все пустотой, но в итоге получали мазню на белоснежных пустых картах. И больше никогда не входили в Бархатную комнату, забывая о долгих душевных разговорах, ощущениях невероятного восторга и прекрасном зрелище преобразования карт. Для обыкновенных людей это не было большой потерей. По сути, они просто вырастали из детских сказок и грез, разменивая свои желания на что-то более мелкое, более доступное и легкое. Филемон, редкий, но крайне желанный гость Бархатной комнаты, лишь печально разводил руками, да мерил шагами небольшую иссиня-темную комнату, возвышения, на которых стоял излюбленный диванчик Игоря, и крутящийся круглый стул. На вопросы о существовании стула Игорь лишь пожимал плечами, да разводил руками, лукаво улыбаясь, словно бы что-то зная, но не смея произносить этого вслух. Мастер персон лишь кивал головой, вслух высчитывая шаги комнаты. Круглое помещение, никогда не меняющееся и постоянно наполненное непередаваемым ощущением магии, было ровно в сорок шагов для Филемона. Он часто начина считать от полупрозрачной, голубоватой двери с мутным стеклом, идя то против часовой стрелки, то по ней. Итог всегда один и тот же. Парапеты были со сторонами в девять и семь шагов. Хозяин Бархатной комнаты лишь старчески смеялся, кряхтя и иногда постанывая, и не без ехидства отмечая особую страсть Филемона все высчитывать, обмерять, докапываться до сути. Немного фанатичный был малый, но Игорь знал, что случись что серьезное — и перед ним будет повелитель Бессознания и Сознания, Мастер Персон, Сущность всех людей, а не простой нескладный мальчишка, с упорством барана высчитывающий размеры безразмерной по своей сути комнаты. Но и сам Игорь менялся, стоило только заветной двери чуть заскрипеть, пропуская в помещение полоску света и силуэт, что неуверенно мнется на пороге. Вся его доброта, смешной взгляд оставались вместе с тенью человека, что делал шаг в неизвестность, за границей Бархатной комнаты. Садясь в привычную позу, чуть прикрывая глаза, Игорь несколькими словами вводил в курс дела новоприбывшего, объясняя суть того, ради чего тут собственно и появился посетитель. И однажды, как скрип двери прервал очередную длинную, длиннее вечности и самого времени беседу Игоря и Филемона, на пороге появился смешной подросток, удивленный, с горящим взглядом, но живой. Не как простые люди, замученные повседневными делами, а именно живой душой, сердцем, Персоной. Аркана Мира, сходу определил Маэстро, приглашая подростка внутрь. Филемон тут же растворился в пространстве, боясь помешать важной беседе, чем вызвал ухмылку у Игоря — как кто-то может помешать двум сердцам вести беседу? А мальчик, смущаясь и удивленно прикасаясь к невероятно мягким бархатным стенам, задирая голову к потолку, которого собственно и не было, ловя глазами отблески бесконечно-старых звезд, шепча слова восхищения, прислушивался к хрипловатому голосу Игоря, который просто рассказывал о своем предназначении. Мальчик кивал, пытался ухватить руками ускользающие пушинки света и смеялся, обещая ни в коем случае не забыть о своих истинных желаниях. Игорь тогда еще восхитился, как засверкала его Аркана, стоило только мальчишке принять важное для него решение. А затем он ушел, закрывая за собой дверь в сказочный мир. Для Игоря прошло всего мгновение, всего короткий миг, а для мальчика, что покинул комнату — десятки лет. Он снова вернулся в Бархатную комнату, но в этот раз для того, чтобы больше никогда не покинуть ее границ, неся с собой свои желания и стремления. Люди боятся своих истинных сущностей, — говорил он, устанавливая на краю малого квадрата, перед Игорем мольберт, поправляя свои темные очки и откидывая дреды за спину. Они ненавидели меня за то, что я рисовал, — рассказывал он звездам и появляющимся демонам, расчехляя кисти. Люди видели суть моих картин и проклинали меня за мой талант, дар видеть сущности людей, — произносил он, нанося на белоснежно-чистых холст мазки краски, яркой и темной, смешивая линии и точки, создавая единое целое. Звезды безмолвно внимали его рассказам, успокаивающе мигая в ответ, демоны кивали, злясь на глупости людишек, а Игорь лишь усмехался, наблюдая, как из-под кисти художника появлялись не пустые картонки, а Арканы, те самые, в которых были заключены миры и сути личностей. Маэстро просто принял нового своего товарища по комнате, даже не задумываясь, а стоило ли так делать. Филемон, осмелев, увидев нового человека в комнате, приходил чаще, расспрашивая его о жизни за пределами Синего Бархата. Художник отмалчивался. Ничего не произнося, но все показывал картинами, сутью, мазками и эскизами, что исчезали в космосе со скоростью света. А затем мужчина, в душе еще все тот же нескладной и удивленный мальчишка, случайно попавший в Бархатную обитель, совсем забыл свое имя, почти отрекаясь от него, оставляя себе только свое призвание и прозвище, данное людьми. Так в Бархатной комнате появился Демонический художник, способный на пустых Таро воспроизводить саму судьбу. Затем, в комнату даже не пришел, ввалился пианист с выжженными глазами и переломанными пальцами. Он упал на пол, судорожно вдыхая покой комнаты, и удивленно замер, словно бы не понимая, что происходит. Игорь молчаливо наблюдал, а Художник, нанося очередной штрих на почти готовую картину, улыбнулся. Что-то произнеся, пианист поднялся, прошел куда-то вперед, выставляя руки, и затем, как по волшебству нашел стул, на который тут же уселся, словно бы и был рожден только для того, чтобы сидеть на нем. Филемон лишь молчаливо закивал головой, удивляясь предусмотрительности Игоря, а старик лишь хрипло рассмеялся, глядя на озадаченного Мастера Персон. Юноша, молодой, красивый, талантливый, стал жертвой человеческой зависти, был бессилен против толпы, но продолжал верить в детскую мечту быть пианистом. Так и попал в комнату, спасаясь от своих недоброжелателей. Маэстро что-то прошептал, и на Аркане Жреца, что была покорежена и порвана, появились белые пятна, за покраску которых тут же принялся Художник, намурликивая себе что-то под нос. Так пианист получил обратно свои здоровые пальцы, но не смог больше никогда взглянуть на мир. Но ему и не надо было. Демоны, наслышанные о прекрасной игре человека на инструменте, сумели добыть юноше рояль, превосходно звучащий в бархатной звенящей звездной тишине, наполняющей эту прекрасную комнату. И через музыку, такую звенящую, холодную и горящую одновременно, пианист, безымянный и забытый миром, но не потерявший своих ориентиров, рассказывал обитателям комнаты о том, что люди способны только видеть то, что есть у них перед глазами. Они не способны услышать слова, что никогда не будут произнесены, даже, если ими пропитана вся жизнь и мелодия. Перетягивая страшные глаза шелковой синей лентой, безымянный пианист любил повторять, что самого важного глазами не увидишь, а значит они не нужны ему. Игорь лишь благодарно улыбался, вслушиваясь в нежные аккорды Дебюсси, и наблюдая за неспешным движением звезд по бесконечно-черному, чуть шероховатому, как вельвет, небу. А затем, громко хлопнув дверью, появилась Белладонна, та, что слышала голоса сердец и душ, что пела о мире, но была отвергнута им. Ее Аркана Императрицы негодовала, светилась своим прекрасным протестующим светом и, вместе с тем, боязливо меркла, все еще прислушиваясь к шепоту за спиной. Белладонна даже не спрашивала разрешения остаться. Просто прошла к пианисту за спину, вслушалась в манящую тишину разума и покоя, чем была полна комната, послушала хрустально-легкие, летящие аккорды и ноты, что срывались с клавиш рояля, оценила работу, что кропотливо создавал Художник и запела, без слов, самим сердце, призывая весь мир вернуться к его истинной сущности. Игорь, потирая старые ладошки, счастливо улыбнулся, подмигивая понимающему Филемону. Он знал, что комната никогда не будет пустовать, что в ней появятся те, кто был рожден для этого. И затем пролетели вселенные и вечности — каждая по секунде, удивительно сплетаясь с музыкой, пением и картами Таро, легкими касаниями пальцев по прохладной поверхности рояля, взмахами кисти, и коротким дыханием в паузах мелодии, стуком блаженно-счастливых сердец и мимолетных улыбок. Главное, Игорь был уверен в этом, создавать истинные Таро, ведь этот процесс завораживал, заставлял поверить в чудо, в мир и в людей в целом. В этом была вся суть комнаты. Вся ее Бархатность. Даже когда человек терял последнюю надежду, он продолжал следовать своим желаниям, что приводили его в эту обитель покоя и безграничного мира. И тогда, переступая за порог, чуть приоткрывая простую, привычную и ничем неприметную дверь, и из реальности попадая в сказку, впуская в пространство вне времени свет новой жизни и нового пути, замирая от переполнившего сердце восторга, он обязательно услышит такие привычные и правильные, невозможно-трепетные и хрустальные слова, что будут произнесены смеющимся старым, но отнюдь не уставшим голосом:  — Добро пожаловать в Бархатную комнату. Мы ждали Вас!