Правило любви

Пятница задалась с самого утра. Придя в лабораторию, Мария с удовольствием обнаружила, что лаборанты почти все сделали без нее — оставалось только приготовить препараты и отправить несколько образцов в центр. К полудню она освободилась, заехала в ателье забрать платье, едва не заказала костюм из ткани такого же цвета и, с трудом сдержавшись, направилась домой. В квартире царила редкая блаженная тишина; даже не трудясь, против обыкновения, читать приколотые к доске записки детей, Мария сразу пошла на кухню варить кофе. Только кофе не хватало для того, чтобы день стал одним из лучших в ее жизни. Пока турка, источая божественный запах, томилась на плите, на кухонную стойку запрыгнул Кайзер и стал настойчиво лезть Марии под руку. Решив не думать, почему капризному коту захотелось поласкаться, она рассеянно гладила его между ушей и слушала громкое густое урчание. Кайзер настолько размяк, что даже не впился ей в ладонь, когда Мария встала за чашкой и оставила его без подобающего внимания. Едва она устроилась с кофе и пирожным за столом, как хлопнула входная дверь. В прихожей зашелестел сбрасываемый пиджак, стукнул о полку тяжелый дипломат; по чересчур легким для сыновей шагам Мария поняла, что это муж приехал из банка — наверное, за какими-то документами. Тут же, подтверждая ее догадку, Пауль предупредил водителя: — Скажи Федору, что в салоне не должно остаться ни пылинки, — и дверь хлопнула еще раз. Кайзер с шумом стек со стойки на пол и, сев, тревожно принюхался. Мария думала, что он пойдет, как всегда, посмотреть на вошедшего, но Кайзер вместо этого ощетинился и попятился к Марии под ноги. Приподняв брови, она проследила, как напуганный кот сворачивается в ком, и крикнула: — Признавайся, что ты принес. Через несколько секунд Пауль появился на пороге кухни с таким лицом, что Мария сама чуть не последовала примеру Кайзера. Нет, оно не было больным, похоронным или хотя бы печальным, зато Мария в принципе терялась, как его назвать. Озадаченным? Возможно. Задумчивым? Почти что. Ошалело-радостным? Частично, но не целиком. Отставив чашку с кофе подальше, Мария покашляла и взглядом указала Паулю на стул напротив. — Так все-таки, — деликатно повторилась она, когда муж сел, — что случилось? — Скажи мне, что потратить за раз десять тысяч евро — это нормально, — немного невпопад ответил Пауль таким же странным, как лицо, тоном. — Смотря на что, — не покривила душой прагматичная Мария, напрягаясь. — Ты все-таки решил увеличить пакет акций? Или мы новую машину покупаем? Безмолвно Пауль поднялся и ушел обратно в прихожую. Заинтригованная до глубины души, Мария даже ощутила, что почти перестала дышать и моргать. Однако сноп чувств, вспыхнувший при виде бывших десяти тысяч евро, было не выразить потухшим дыханием. Требовалось нечто большее. — Scheiße! — вскрикнула она, поняв, что на руках у мужа мирно спит крошечный белый щенок. — Это что? — Кляйншпиц, — невинно объяснил Пауль, аккуратно перекладывая щенка на место Кайзера. — В Мраморном сегодня выставка, я… — Ты заехал, а там презентуют искусственно синтезированных собак? — саркастически помогла ему Мария. — Всего по десять тысяч? — Прекрати, — вдруг совершенно спокойно осадил ее Пауль, и она застыла с возмущенно открытым ртом. — Он самая обычная собака, просто очень породистая. У меня в портфеле документы, там родословная на двадцать страниц. Мария тяжело промолчала, давая понять, как относится к накрутке за счет давно сдохших предков этого клочка пуха. — Я не поэтому его купил, — Пауль добавил это так осторожно, словно наступил на не посыпанную песком заледеневшую лужу. — Понимаешь, хозяйка его матери выставила его в клетке, и он лежал на подушке клубком с таким несчастным видом… На секунду в висках у Марии так зашумело, что она не расслышала нескольких слов. — …спросил, какова его цена, он встал на стену клетки лапками, — с явным умилением продолжал Пауль, поглаживая щенка. — Ты бы его там оставила? — О-о-о, — вместо ответа страдальчески застонала Мария, понимая, что за двадцать лет совместной жизни муж не вырос вообще. — Да, — покорно согласился с ней Пауль. То ли от поглаживаний, то ли от голосов щенок проснулся, подскочил, показывая хорошенькие лапки и хвост кольцом, и уставился темными глазами-бусинками на Марию. Собачка правда невыносимо мила, признала она про себя и потянулась к ней, но щенок неожиданно резво попятился и, открыв пасть, громко затявкал. Краем глаза Мария увидела, как Кайзер спешно покидает кухню, подняв хвост ершиком. — Он хоть не вырастет до пони? — обреченно спросила Мария у Пауля, забравшего распушившегося шпица на руки. Очевидно, тот уже считал мужа хозяином, так как сейчас же затих и принялся вылизывать свой белоснежный бок. — Нет, — успокоил ее Пауль. — И еще… У него в дипломе есть имя, но я даже не дочитал эти четыре строчки до конца. Давай он будет Фридрихом? — По нашим животным можно подумать, что мы нацисты, — нервно хихикнула Мария и дернула плечом. — Твой… кляйншпиц, зови как хочешь. Разговор оборвала пришедшая из колледжа Катерина — ей Фридрих понравился однозначно, хотя она так и не сумела уговорить отца дать ей подержать щенка. Вспомнив, что в случае с Кайзером это кончилось проживанием кота в их с Паулем постели, Мария вздохнула и вылила недопитый остывший кофе. Ее терзало неприятное противоречие; с одной стороны, она зря злилась на мужа, с другой — справедливо, потому что Фридрих, как бы ни был прелестен, красив и породист, десять тысяч евро явно не стоил. Справедливость, впрочем, тоже была спорная: Мария никак не могла пожаловаться, что они считают каждую копейку, и зачастую подарки, получаемые ею от Пауля, были намного дороже. Но в ряды бриллиантов, мехов, машин, квартир, путешествий — всего того, на что десять тысяч было тратить привычно и прилично, — щенок кляйншпица не входил. — Все-таки считаешь, что для щенка это дорого? — с грустью протянул Пауль, когда она выложила ему свои соображения перед сном. — Да, но не пойдешь же ты его обратно отдавать, — фыркнула Мария и хлопком потушила светильник над постелью. — Просто он проживет лет пятнадцать, а потом ты будешь ходить рыдать к холмику в саду. А десять тысяч тебе никто не вернет. — Тебе напомнить, сколько ты носила предыдущую шубу, пока тебе не надоело? Мария наугад легонько пихнула его в бок. Произнесено это было явно не в укор, однако она тут же вспомнила, что шуба отслужила меньше двух месяцев. — Карта бита, — согласилась она со скрипом, — пусть живет спокойно. — От него вряд ли будут такие неудобства, как от Кайзера, — убежденно произнес Пауль и зашипел. Видимо, услышав, что говорят о нем, лежащий между ним и Марией кот запустил в него когти. — Вот именно. Утром они оба проснулись оттого, что Фридрих, мирно почивавший всю ночь в кресле у окна, вспрыгнул на постель и с радостным повизгиванием облизал Марии руки, а Паулю — и все лицо. После он ухитрился выгнать Кайзера из гнезда, которое кот належал за ночь в одеяле, и устроился в ямке сам. Как и Кайзер, Фридрих явно был не лишен любви к уюту вкупе с особенным звериным садизмом; взглянув на часы и увидев, что только шесть, Мария обреченно запахнулась в халатик и, как вчера, поставила вариться кофе. Без него ее настроение грозило улетучиться, еще не воспарив. — Да, милый, — бросила она Кайзеру, пришедшему жалобно тереться головой о ее ноги, — любовь жертвует. И ты тоже терпи. Кайзер мяукнул, совершенно с ней не соглашаясь, и Мария поняла, что ему придется тяжелее всех. Собака — мелочь, что в случае с размерами Фридриха звучало почти каламбуром, какой бы она ни была шумной, пушистой и надоедливой. Мария же, пусть никогда не говорила и не думала об этом прямо, готова была терпеть гораздо большее — и всегда знала, ради чего.