Закатные твари

Жара. Воздух горячий и сухой, в камере пахнет нагретыми камнями, соленой водой, потом и кровью. Рокэ мечется по постели, облизывает пересохшие губы. «Я выживаю и над вами смеюсь». Днем еще есть силы насмехаться над своими тюремщиками, петь, звенеть кандалами. Ночь приносит одиночество и усталость. Уже нет никакой возможности строить из себя всесильного и непобедимого героя. «Ты же притворялся, да, Рокэ? Вся твоя жизнь одна сплошная игра. Только ты сам в этом никому не признавался, даже себе». Он не знает, что это за голос – кто-то ли говорит с ним, или это его собственное разгоряченное, сходящее с ума сознание. Впрочем, ему уже всё равно. Жара. Закатное пламя. «Мой друг, я в закат гляделся, Звездой летя в бесконечность. Мой друг, я в закат гляделся, И я рассвета не встречу». Старинная кэналлийская песня и бешеный, жесткий гитарный бой сами собой вспоминаются, вызывая дикую, звериную тоску по Кэналлоа и гранатовым рощам. Жара. Хочется пробежаться по пляжу к морю, с разбега прыгнуть в воду и насладиться свежестью и прохладой. Нет, ты не можешь, ты узник, ты обязан выживать. Жара и бред. Из темной глубины камеры пристально смотрят желтые глаза. «Закатные твари!» - шепчет Рокэ. - Они самые! – отчетливо смеется темнота. И в камере над пекарней, в горячем и сухом каменном мешке, Алва чувствует пробегающий по спине холодок. Холод. Впрочем, оно может быть и к лучшему. Легкие прохладные ладони прикасаются к лицу, проводят легко и бережно, ласкают, пальцы пробегают по шее, гладят плечи. Знакомый запах северных трав и пороха. Шепот на ухо – голос тоже кажется знакомым. - Рокэ, ты меня еще помнишь? - Эгмонт?! Но тебя нет, ты умер… я сам убил тебя! - Смерти нет. Ты не убил меня, а освободил. От долга, от чести, от нелюбимой жены и ненастоящих друзей. Да от самого себя, в конце-концов. - Но не от излишнего пафоса, свойственного Людям Чести, - ухмыляется Рокэ. Надо же, какой забавный сон. Кто бы мог подумать, что закатная жара действует на сознание не хуже саккотты. - Росио… - шепчет Эгмонт. – Признай же, ты любил меня. Ты не смог меня забыть. Ты жалеешь о том, что мы так и не были близки. Алва пытается отвернуться, вырваться из объятий. Да, он любил этого упрямого Окделла, да что там скрывать теперь – с ума сходил по нему. Но прекрасно понимал – у них разные пути, Эгмонт никогда не оставит своих Ызаргов Чести, а он сам никогда не сможет примириться с борцами за Великую Талигойю. - Уходи. И ты ведь не Эгмонт на самом деле. Ты или мой бред, или нечисть, принявшая облик Эгмонта Окделла. Призрак смеется. - А тебе не все ли равно? Ты же жалеешь о том, что не сбылось. Почему бы не осуществить свое желание сейчас… **** Не все ли равно? Может быть и так. Старая боль от подавляемого, несбывшегося чувства разгорается с новой силой, она терзает еще сильнее, чем жара и жажда. Рокэ уверен, это его проклятие, это закатная тварь навещает его и угадывает самые сокровенные его желания. Но он не хочет думать о расплате, которая за это последует. Ему нужен человек, которого он любил когда-то, нужен именно таким – готовым на всё… Настоящий Эгмонт никогда не пришел бы сам, никогда бы не признал, что они оба хотят чего-то запретного. А сейчас – Сейчас прикосновения легки и невесомы. Сейчас знакомый голос с незнакомой нежностью шепчет именно те слова, которые всегда хотелось услышать. Прохладные ладони ласкают разгоряченное тело, губы целуют неумело, но страстно. Эгмонт освобождает его от цепей и от одежды, на миг отстраняется, рассматривая, любуясь. - Рокэ… Отвечать не хочется. Слова сейчас ни к чему, неуместны. Алва просто тянется к нему, цепляется пальцами за плечи, хрипло стонет, не скрывая желания принадлежать. - Мой… красивый… - шепчет Эгмонт, переворачиваясь вместе с ним, насаживая его на свой клинок. - Хочешь почувствовать себя диким мориском? – смеется Рокэ, начиная двигаться. Окделл ничего не отвечает, только прижимает к себе еще сильнее. Они занимаются любовью медленно, почти молча, это как танец, как ритуал. А когда всё заканчивается и Рокэ будто падает в блаженную темноту, Эгмонт целует его и исчезает. Нежность… Ты ведь никогда не признавался, что хотел нежности и полного доверия, причем хотел их от того человека, который не смог бы их тебе дать. Но закатные твари всё видят и всё знают, для них в твоей душе нет секретов и непрочтенных страниц. День тянется медленно. Жара. Надоедливое жужжание мух. Вечный шум за окнами. Приходит господин Ракан, что-то говорит – Рокэ не слушает, ему просто всё равно. Самое большее, на что его хватает – ухмыляться и смотреть с видом собственного превосходства. Что ему до этого самозваного анакса и до его требований? Для него уже и время течет по-другому, и мысли о другом, перекатываются как волны у берега, медленно, лениво. Он понимает, что здесь, в Багерлее, все же какое-то время был счастлив – пусть даже это было слишком правдоподобным сном. Вечером Рокэ уже никого и ничего не ждет. И тихие шаги где-то рядом заставляют его встрепенуться, подобно измученной птице. Он вглядывается в темноту. Сначала возникает синеватое свечение, из которого постепенно проступают очертания человеческой фигуры. Высокий юноша в охотничьем костюме подходит к нему и садится у его ног. Зеленые глаза смотрят внимательно, будто гость хочет спросить о чем-то и не решается. Джастин?! - Пусть четыре ветра развеют зло, сколько бы его… - Не надо, Рокэ, - произносит до боли знакомый голос. – Я не выходец. - А кто же тогда? - Тень. Воспоминание. Называй это как хочешь, суть не изменится. Рокэ тянется к его руке, сжимает ладонь в своей. - Джастин, прости меня! Прости за то, что не уберег… - Ты не виноват. Просто такова судьба. Джастин улыбается нежно и грустно. - Я не должен был… - Рокэ смущается, не может найти нужных слов. – Не должен был связывать свою судьбу с твоей настолько тесно. Мое проклятие… - Нет никакого проклятия. Не вини себя. То время, что мы провели вместе, было самым лучшим в моей жизни. Рокэ притягивает Джастина к себе, обнимает. - Могло бы быть по-другому. - Зачем? – Джастин так знакомо, так приятно и сладко дрожит в объятиях… - Ты дал мне то, чего мне не хватало всё время. Только с тобой мне было тепло. Они сидят обнявшись, и молчат. Зачем слова… Самое главное уже сказано. Груз вины почти сваливается с души. Не было никакого проклятия. Джастин унес с собой в другой мир не обиду и боль, а самое лучшее, самое светлое и чистое из того, что было между ними. А когда наступает утро и приходит время прощаться, Джастин улыбается, смотрит в глаза и говорит: - Я вернусь к тебе. Обязательно вернусь. Не как любовник, может быть, но… Еще немного, мгновение отдыха в попутном ветре, и другая женщина родит меня… И снова приходит жаркий, мучительный рассвет. Ему уже всё равно, утро сейчас или вечер. Мир плывет перед глазами, сливаясь в один сверкающий, горячий вихрь. Где-то за окном кричит птица. Никто не приходит. Одиночество и тишина. Рокэ лежит на койке, и ему кажется, что тюремная постель качается, будто корабль в бурю. Он растворяется в этом ритме. Так хорошо ни о чем не думать, ничего не вспоминать. Он понимает, что он устал… устал быть сильным, изобретательным, язвительным. Ему тоже хочется надежды, помощи, утешения. Проклятия не было! Рокэ хочется плакать, он сам не знает, от чего – радости или сожаления, что из-за страха повлиять своей «обреченностью» на кого-то другого отказывался от любви. «В том, что мы с Диком стали так далеки друг от друга, виновато не проклятие и не высшие силы, а я сам. Я же видел, что он в меня влюблен – и отталкивал, вместо того, чтобы принять его чувство и дать ему свое. Я его отталкивал, неудивительно, что нашлись другие, которые сказали ему, что он необходим именно им… влезли в доверие… кто-то другой получил то, чего так не хватало мне». Из угла комнаты светит желтыми глазами закатная тварь, постепенно меняясь, превращаясь в Ричарда. - Дикон… - Эр Рокэ! Юноша подходит к нему, прижимает к себе. Ворон чувствует его тепло и его сладковатый запах, и тянется губами к его губам. - Эр Рокэ, я люблю вас… всегда любил… поверьте, я не хотел предавать вас, меня заставили! Почему вы не позволили мне самому выпить отравленное вино?! Алва не отвечает. У него уже нет сил. Жарко. Душно. Грудь как будто сдавливает железный раскаленный обруч. Перед глазами вспыхивает белая молния, и всё исчезает. * Сознание возвращается постепенно. Рокэ видит светящийся коридор и чувствует, что он не один – Дикон несет его на руках. Как любимую женщину. Смешно… - Дик, но я не хочу. Не надо возвращать меня в этот мир. Я хочу остаться здесь, в Лабиринте. - Рокэ, не умирай… ты будешь жить! А жары больше нет. И тюрьмы тоже нет. Рокэ приходит в себя и видит, что находится в какой-то незнакомой комнате. - Где я?! Ричард – настоящий, не закатная тварь, а живой, из плоти и крови, его юноша – отвечает: - Я обманом вывез вас из Багерлее, эр Рокэ. Наше счастье, что Альдо Ракан слишком доверился мне. Конечно, скоро всё откроется. Но у нас еще есть время. Еще есть время. У них обоих впереди совсем другое время и другая жизнь.