Торнадо

Много лет спустя, когда все произошедшее было давно объяснено: криминалистами, с одной стороны, и психиатрами — с другой, ему все еще снились эти сны. С годами они не становились тусклее, не становились проще. Горячая красная река пересекала черный лес, и он стоял на берегу, глядя на тягучие плотные волны. В этих снах он все еще чувствовал запах крови, идущий от воды. Тонкая девичья рука обнимала его плечи, веселый мальчишеский голос смущенно бубнил что-то о радости встречи, и черная птица издавала хриплые вопли, похожие на лай. Он знал, что маньяк, которому в полицейских кругах была присвоена кличка "Шило" за манеру убивать жертвы одним ударом длинного острого оружия, отчего тела казались неповрежденными, словно убитыми с помощью волшебства, умертвил двоих его одноклассников, косвенно послужив причиной самоубийства третьего. Он знал, что на самом деле первым именем убийцы было Томас, и это тревожило его, потому что в снах, которые он так хорошо научился скрывать от родных, тоже был Том. Фамилии у Тома не было, и полицейским так и не удалось установить ни его родственников, ни каких-либо других знакомых. Даже его имя они выяснили предположительно — по полустертой татуировке на левом предплечье, где над кратким вариантом имени скалился череп, обвиваемый змеей. Журналисты немедленно окрестили пойманного маньяка "загадкой-Томом", "Риддл-Томом", и это новое прозвище полностью заменило собой прежнее во всех публикациях. Риддл-Том, впервые начавший убивать еще в восьмидесятых годах, на двадцать лет пропадал из поля зрения полиции, пока вновь не заявил о себе серией убийств в Литл-Уингинге, недобро прославившей на всю страну этот провинциальный городок. Он знал, что черноволосый маньяк, чье изможденное лицо еще хранило следы редкой красоты, был в конце концов пойман возле школы, где, судя по всему, присматривал очередную жертву — пристрастие Тома к школам и убийствам подростков было известно полиции. И криминалисты, и психологи давно объяснили ему, что маньяк обладал способностями гипнотизера, что и позволяло ему столько лет уходить от преследователей. Они рассказали ему, что сам он был найден на берегу реки, в том районе парка, который много раз прочесывался полицейскими до этого. Судя по всему, он нашел в себе силы бежать из того места, где Том его прятал. Основываясь на степени его измождения, следователи заключили, что пленника морили голодом, а после того, как тот в припадке истерической откровенности поделился с полицейскими рассказом о загробных странствиях, полицейский медик уверился, что его вдобавок одурманивали психотропными препаратами. Тайник, откуда он, предположительно, сумел в полубессознательном состоянии вырваться, чтобы добрести до реки и там потерять сознание, никогда не был найден. Он знал, что Том покончил с собой в тюремной камере. Ходили упорные слухи, что мертвое тело маньяка было выкрадено неизвестными лицами из тюремного морга. Самоубийство подследственного облегчило душу следователей — согласно психиатрическому заключению, смертная казнь маньяку не грозила по причине невменяемости. Он убивал по велению внутреннего "голоса", и, скорее всего, был бы направлен на принудительное лечение. Перед детективами вставала вероятность того, что спустя лет пять-десять "вылеченный" Риддл-Том будет выпущен из лечебного заведения в мир обычных людей. Его смерть закрыла последнюю страницу страшной повести, продолжения которой никто не хотел. До этого он присутствовал на недолгой очной ставке, когда сквозь толстую стеклянную стену ему предложили опознать одного брюнета среди трех других. Убийца поднял взгляд, ухмыльнулся, и даже спустя девятнадцать лет он был уверен, что тот видел его сквозь стекло так же отчетливо, как видел подсадных опознаваемых рядом с собой. Он указал на Тома без сомнений, и больше его не вызывали. Самому себе он мог признаться, что опознал его скорее по своим снам, чем по каким-либо воспоминаниям, которые мог бы назвать реальными. Он выздоравливал долго. В глубине души он подозревал, что так никогда и не выздоровел.