Не плачь

Белые завитки тумана окружали весенний остров, скрывая за собой и точную грань берегов, и вероятность наличия деревушки. Но команду пиратов Соломенной шляпы это не остановило и, спустив на воду лодку, все, кроме Френки, отправились в путь к твёрдой земле. Грести долго не пришлось, скоро посудина лениво вползла на песок, укрытый лёгкой невесомой шубкой, и пираты увидели первозданный непроходимый лес, слепящий взор своей сочной зеленью с искристыми капельками влаги. Взгляд хватался за редкие яркие пятна цветов и птиц, но не видел ни одного человеческого следа. - Разделимся,- скомандовала Нами,чтобы сохранить хотя бы видимость порядка, и вместе с Чоппером отправилась вдоль берега. Санджи тут же увязался следом, остальные разбрелись куда глаза глядели. Робин с улыбкой смотрела им в след. Не смотря на происшествие в Эниес Лобби, она всё ещё каждую секунду ожидала, что вот-вот её путь разойдётся с накама, и это заставляло археолога внимательно следить за дорогими людьми. Робин пыталась запомнить их привычки, улыбки, смех. По её просьбе Усопп делал легкие карандашные наброски будней пиратов, и Нико часто во время дежурства сидела над альбомом с фонариком, поглаживая любимые лица кончиками пальцев. Но они всё ещё были вместе, их сегодня ждёт очередное приключение, поэтому Робин отбросила грустные мысли и отправилась в самую глубь древнего леса. По длинным гибким веткам бегали шустрые пушистые зверюшки, отовсюду за археологом внимательно смотрели яркие птицы с большими желтыми клювами. Воздух был чист и тяжёл, он вязко заполнял лёгкие непривычно сладким ароматом, и Робин нахмурилась, потому что сладость - к беде. Туман пробирался с берегов вглубь, облепил могучие стволы деревьев, незаметно подкрался к ногам и ласково пощекотал молочного цвета кожу. Не обратила женщина на это внимание, а зря. Вдруг всё белым-бело стало, только видны редкие зелёные прогалины - листва, да птичий и звериный клёкот и гомон слышен. Веки потяжелели, сладко зевнулось, а ведь сладость - к беде. Робин постаралась пару шагов пройти, да не получилось, так спать захотелось, сил нет! Вот она и прикорнула, под деревом сев и ножки вытянув. И даже мысль не вспыхнула, просто свет влажный обнял, и темнота глаза застелила. Хорошо спалось Робин, сладко. Она бежала долго, сил в хрупком теле совсем не осталось, но остров оказался весенним, а весна - тёплой, поэтому и сны были влажными и ясными, почти как дома. Только вот дождик начался, и девочка от него проснулась, потому что ей нельзя мокнуть - лечить её нечем. Поэтому надо встать и найти место суше. Может, пещера какая есть, чтобы травы туда натаскать. В общем, бежала Робин по острову, от редких прохожих прячась за деревьями. Босые ноги росу собирают, скользко бежать, а надо. Остановилась, дух перевести, а потом смотрит - а вокруг не лес, а полянка! Трава по грудь, из-за неё и цветом не видно, а вокруг легкое белое марево - туман. И так сильно понравилась девочке эта картина, что она с разбегу в эту траву - как в море. Ласково поймала девочку трава, обласкала, приголубила. Хорошо в траве, никто не видит Робин, никто не найдёт. Только холодно, мокро, но ведь сейчас везде так. Поэтому бежит Робин, улыбается дальше. А потом смотрит - цветок. Чудесный-расчудесный, дивный. Лепестки фиолетовые, стебелёк длинный и зелёный. Села на колени девочка, смотрит восхищённо, пальчиками бархат лепестков трогает, ладошками цветок от крупных бусин-капель загораживает. Только саму Нико никто не прячет от дождя, холодной стала девочка, а щёчки румянцем нездоровым горят, а губки - синие, будто в море малышка перекупалась. Только солнышка нет, погреться на песочке не получится. Оглушительный чих разнесся по поляне. - Будь здорова, Робин,- звонко отвечают сверху, и девочка окунулась в тепло не солнышка, а человека. Маленькое тельце греют огромные ладони, тяжёлый плащ защищает от дождя, а шляпа соломенная такая большая, что на лоб падает, и не видит ничего Робин, дрожит только, а что ещё делать?- Спи, Робин. Я тут пещеру такую видел, чума, какая сухая! И тут такой кабан пробегал, дровишки чуть подсохнут, сразу же пожарю, покушаем. Слова льются не музыкой, а обычной человеческой речью, и девочка спит, укутанная чужим теплом, и ей почти безразлично, несут ли её в пещеру или же на дозорное судно. Но голос не соврал, пещера сухая, трава под спиной мягкая, а тяжесть плаща уютная, лучше любого пухового одеяла. Огонь трещит весело, а запах - ах, какой запах! - настоящей дичи дразнит голод. И глаза сразу раскрываются, и слюны столько, что только сглатывай и сглатывай. - Проснулась, Робин?- проснулась, да только страшно показываться, страшно довериться. А её и не спрашивают, на широком листе мяско приносят сочное, вкусное. И сил нет отказаться, совсем нет! А рядом чавкают вкусно, чистой рукой по голове треплят - не снисходительно, а нежно. И хорошо так, тепло сразу на душе: от руки этой сильной, от костра лукавого, от мяска вкусного. И глазам тоже тепло, а щекам мокро, будто дождь и не стеснён пещерой, будто не защищают надежная рука и надёжный каменный свод. - Не плачь, Робин,- шепчет голос, и уютный сон снова забирает девочку, нежит в своих объятиях.- Скоро всё будет хорошо, потерпи. - Не плачь, Робин,- прорывается сквозь сон, и тепло, знакомое-знакомое, такое приятное. И руки знакомые - надежные. И плащ тяжёлый, греет, как в детстве. Робин улыбается и больше не плачет, и Луффи уверенно несёт её к кораблю. Потому что он рядом и больше не исчезнет. Потому что Робин больше не останется одной. Никогда.