Сказка без правил

Вот ведь забавно...Вы, живая девочка, можете притворяться куклой, а кукла никогда не сможет долго притворяться живой девочкой. Какая несправедливость! ©Александр Андерсон. Элизиум.

В серебристом таинственном небе сиял тёмный лик ночи. В далеке мелькали огоньки, откуда-то доносилось приглушенное скрежетание трамваев. Звёзды то разгорались, то угасали, то меркли, то вспыхивали вновь, складываясь в зыбкие узоры, которые тут же распадались, уступая место другим. Объятая тишиной ночь обретала тяжесть и невесомость живой плоти. Пронизанная скольжением звёзд, она завораживала взгляд игрой огней, от которых на глаза наворачивались слёзы. И я, устремляя взор в глубину небес, в ту точку, где сходятся все крайности и противоречия, мучился тайной и сладкой мыслью о своем одиночестве в этой жизни. Я с трудом открыл глаза, но прищурился от яркого пламя, догорающей свечи, стоявшей на полке рядом со мной. Мне не было известно ничего, кроме того, что в этот раз я находился в России. В Санкт-Петербурге. Но, тем не менее, передо мной предстала обыкновенная детская комната, явно принадлежавшая какой-нибудь девочке – маленькая кроватка, рядом стоял огромный фанерный шкаф, напротив высокий, резной игрушечный комод с медными ручками. Сколько же на нем было чудесных, сахарных куколок: вот пастушок с пастушкой пасли стадо белоснежных барашков; тут же стояли два почтальона с письмами в руках и разряженные в пух и прах девушки - качались на русских качелях. Все эти забавные фигурки были вылеплены из марципановой массы. Были там и книги – в основном на французском. Интересно, сколько лет я уже так скитаюсь из одной детской в другую? Даже страшно представить, сколько лет прошло с того раза, когда я смог открыть глаза. Несмотря на пропасть в восемь - десять лет? Я помнил все в мельчайших подробностях, и прошлое по-прежнему было для меня... Какая магия порождала столь совершенные копии прошедшей жизни? Я чертовски не выношу, когда меня ставят рядом с отражающими предметами. Думаете боюсь? Боюсь. Но у вас могло сложиться ошибочное мнение о, как таковом, страхе. Своей пугающей внешности мне уже давно не приходиться страшиться, к этому привыкаешь... Но вместе с тем, всегда приходит одна навязчивая мысль о том, что времени может просто-напросто не хватить. Однажды оно выйдет, ведь у всего есть срок годности, нельзя жить и думать, что что-то будет длится вечно. Но вдруг ничего не получится? Вдруг я просто не успею? Я не уставал снова и снова задавать себе эти вопросы, и в какой-то момент это потеряло всякий смысл. Болезненные темы остаются, никуда не исчезают, не превращаются в табу. Но если ты можешь говорить об этом без тоски и страха, если не дрожит голос и не подступают слезы, то, значит, прошлое окончательно отжило и само хоронит своих мертвецов. Невыносимая боль в сердце все еще чувствуется, с каждым разом делаясь всё более жесткой и изощеренной - значит ли это, что я все еще жив? — Я знала, что вы особенный! — послышался робкий, девичий шепот сзади. Моя хозяйка проснулась. Я не без усилий повернул голову в ее сторону. Это была красивая девочка, с нежным цветом лица, голубыми глазами с каким-то странным восхищением, воззиравшими на меня, и роскошными белокурыми волосами, падавшими на спину волнистыми локонами. — Прошу прощения, я вас разбудил?— я широко улыбнулся ей. На минуту мне показалось, что она вздрогнула, видимо, не ожидала, что я отвечу, хотя и могла это предполагать. Затем, она кивнула самой себе, словно подтверждая какую-то собственную догадку. — О, нет, что вы.— ответила девочка и смущенно улыбнулась.— Просто мне никакак не отвести от вас взгляд. Я мысленно улыбнулся такой искренности. — В самом деле? Она вновь вздрогнула от моего голоса. — Да, вы очень... очень необычный. — в этот момент мы встретились с ней взглядами. Уже в те дни, я смутно предвидел нашу с ней судьбу, с тревогой всматриваясь в ее бездонные, полные смутных теней глаза. Не скрою, иногда я надеялся, что мрачные предчувствия - всего лишь плод моего воображения, и что девочка может оказаться той самой спасительницей, которую я так долго ждал. Она нервно сглотнула и произнесла: — Мой крестный Дроссельмейер рассказывал мне о вас. Вы принц, я знаю. — И что, вы поверили ему? — Крестный всегда говорит только правду. — гордо ответил та. — Нисколько не сомневаюсь, — тут же поспешил заверить я. — мне приходилось знавать вашего крестного очень честным человеком. — Значит, это правда? — восхищенно отозвалась девочка, — Вы действительно знакомы с ним? — О, да. Я встретил его очень давно на ярмарке, еще когда был...принцем. — А что, разве сейчас вы не принц? — удивленно захлопала длинными ресничками она. — Я...— этот вопрос застал меня врасплох, — не знаю. Девочка бесшумно поднялась с постели, и села на стул с красивой, резной спинкой, рядом с маленькой тумбочкой — прямо напротив меня. Вдруг ее рука неожиданно потянулась к моей. А я закрыл глаза и глубоко вздохнул. Тонкие, девичий пальцы легко сжали мои — деревянные. И это прикосновение отдавалось во мне сладким томлением, чем-то таким, что я не был в силах объяснить. Я открыл глаза и посмотрел на нее, взгляд ее изменился, в нем появилась растерянность. — Вы кажетесь мне таким печальным. Что же с вами случилось? — ее голос был полон переживания и нежности, на какую были способны только дети. — Я могу вам помочь? — А как ваше имя? — совершенно невпопад спросил я, пристально всматриваясь в глаза-океаны. — Маша, — снисходительно улыбнулась она. — Меня зовут Маша. — Думаю, вы скоро сами все поймете, Машенька,— хотелось бесконечно повторять это имя, но моё нынешнее положение едва позволяло раскрыть рот. — все же, вы — неотъемлемая часть этой истории. — Истории? — девочка озадаченно посмотрела на меня. — Неужели? — Да, — кивнул я. — По крайней мере, я имею смелость надееться на это. — История, о которой вы говорите...чем она закончится? — Это зависит от нас с вами. — Неужели, мы будем в ней вместе? — А вам бы этого хотелось? — робко спросил я. — Больше всего на свете... — блеск ее глаз запомнился мне так же, как и восход солнца на рассвете и как первый проливной дождь октября. Темно-синие глаза мечтательного, сонного, ждущего цвета... Дверь за ее спиной тихонько скрипнула, но даже после этого в комнате стояла такая тишина, что, казалось, было слышно, как за окнами падают снежинки и ложатся на землю с тихим звоном, будто крохотные осколки хрусталя. — Знаете, крестный говорил мне о Крысином Короле... — неожиданно произнесла Маша, понизив голос, словно боялась, что нас могут услышать. — Я знаю, что он сделает с вами...И я знаю, что он сделает это, когда вы не будете к этому готовы. Мне вдруг сделалось тошно. Ледяной ужас словно наполнил все пространство этой только что уютной комнаты, когда я вспомнил Короля. Мерзкий серый хвост, выглядывающий из под подола красного плаща, голова с двумя пепельно-белыми глазами, костлявые пальцы на моем собственном горле. — Вы видели его? — неживым голосом спросил я. — Нет. Облегчение ненадолго захлестнуло меня — худшие опасения не подтвердились. У меня была миссия: защитить мою драгоценную девочку, я хотел быть уверен, что ее сон никогда не будет потревожен чудовищем, перед которым содрогалось всё мое существо. И лишь потом я должен был умереть. — Прошу вас не молчите! — взмолилась моя хозяйка.— Скажите мне! — Что вы хотите услышать, Машенька? — Как могу я помочь вам? Я хорошо знал какая участь ждет меня, когда мы вновь встретимся с Королем. И я знал, что ему было нужно от меня. Но разве мог я сказать моей маленькой невинной девочке об этом? Как могу я разрушить ее до​верие? — Вы не должны волноваться за меня, верная моя подруга. Я и без того столь многим обязан вам! И все же, вы должны ложиться спать,— мне не удалось сдержать печального вздоха. — Вы уснете и забудете о нашем разговоре, а когда проснетесь, наша история пойдёт так, как и должно было быть....Слишком мало времени. Огонёк в глазах Маши потух. Если бы ее надежды не были столь возвышенны, то и разочарование, наверное, не оказалось бы таким опустошающим. — Но как же...? — она опустила голову.— Неужели всё так... — Предсказуемо? — подсказал я. — Нет, Машенька. Если можно догадаться, как закончится чья-либо история, то её не стоило и начинать. Но наша уже находится на первой ступени пути, подумайте об этом. Ее начало очевидно, но исход не известен никому, ведь будущее изменчиво... — Да, — девочка улыбнулась и утвердительно кивнула. — но я не хочу забывать то, о чем вы сказали мне. — Вы сами, уже не осознавая того, стираете это из своей памяти. Когда вы проснетесь, этого попросту не будет ни у меня, ни у вас. Вы не запомните этого. А чтобы забыть что-то, нужно это что-то сначала запомнить. — Но...— нерешительно начала она. — Это всё происходит в самом деле? Разве я не сплю? — Думаю, если эта встреча — лишь сон, наверное, каждый из нас вправе думать, что именно он спит и грезит. — Мне будет не хватать вас, мой милый друг... — голос Маши был полон печали и она ласково провела кончиками пальцев по моему деревянному лицу. Я едва дышал от приятных и непривычных чувств. Если бы только я мог протянуть к ней руку, но я не имел права даже пальцем касаться своей заботливой и нежной хозяйки. — Почему вы так говорите? — Ведь мне придется забыть вас... Придется оставить совсем одного. Как могу я не грустить об этом? — Этого не потребуется. — я мягко и успокаивающе улыбнулся. — Мы ведь с вами ещё увидимся. — Но потом, вы уйдете...— обречённо вздохнула она. — Думаете, у меня хватит на это сил? — я печально улыбнулся, дивясь собственной беспомощности. — Если вы, в самом деле хотите узнать, что произойдет дальше, придется вам всё-таки лечь спать. А то боюсь, нарушить ход времени... — Времени? — совсем удивилась девочка, чуть нахмурившись, — О чем вы? — Просто верьте мне. Маша еще минуту над чем-то размышляла, а затем улыбнувшись, кивнула. Она послушно встала со стула и легла в кровать, закрыв глаза. На несколько минут в комнате воцарилась полная тишина. Но через некоторое время, не выдержав, я осмелился спросить о том, что так долго терзало и мучило меня: — Маша, как думаете, — в ночной тишине, мой голос прозвучал чуть громче, — если бы вам хватило терпения, если бы вы привыкли, вы могли бы меня... полюбить? Она задумалась, а затем тихо ответила, словно не хотела, чтобы я услышал: — Думаю, я уже полюбила вас... Кажется, я впервые понял, почему говорится, что жизнь есть сон; когда долго живешь, события твоей жизни, как образы сна, невозможно никому пересказать, потому что они никому не интересны. Так случилось со мной, а потом и с Машей. Она моё самое заветное, самое сильное и, казалось бы несбыточное желание. Желание, которое уже давным давно сбылось у другой мечтательницы... Маша простит меня, обязательно простит... хотя и со временем... Дверь потихоньку открылась, в комнату вошла её мама - высокая, статная женщина в длинном платье. А по другую сторону от нее около щели в полу копошились десятки и десятки крыс. Кажется, уже пора... Прежде чем, вновь застыть и забыть всё, что здесь происходило, я перевожу взгляд на свою добрую, смелую девочку — свою спасительницу. Что же, до скорой встречи, Машенька... Тело вдруг застыло, деревянные руки потеряли всякую способность к движению, глаза заслонила пелена... В сказке есть одно главное правило: «Правда и ничего кроме правды.» В этом-то и была ее проблема, она думала, что существуют какие-то правила, но никаких правил нет.