Напряжение

У Кена смех хрипловатый, нервный и лающий, с повизгиваниями и тихим рычанием. Адекватные люди не смеются так жутко. Когда Чикуса думает, почему тот стал таким диким и ненормальным, на ум ему приходит только одно: щенок просто давным-давно повернулся, как повернулись они все. Теперь уже ни одного из Кокуё нельзя назвать достаточно нормальным человеком. – Быстрее, быстрее, Какипи! – Кен любит поощрительно впиться когтями в его узкие плечи. Чикуса жмурится от боли, ждет, пока исчезнет перед глазами черная пелена, и придвигает ближе к себе его бедра. Кен поскуливает, когда принимает в себя пальцы. Он порой напоминает течную сучку, наглую и до жути кусачую. Обычно Чикуса трахает его, поставив на колени, но Кен на коленях сегодня не может: ребра сломаны. Когда они лицом друг к другу, Кена бесит его бесстрастное лицо. Кажется, в этой больной голове постоянно соревнуются два желания: или разорвать ублюдка Чикусу, или снова потрахаться. Второе неизменно выигрывает, потому что если Чикусы не станет, то ебаться Кену будет не с кем. Какимото тоже ненормальный. Ведь стало его в какой-то момент возбуждать это всё: и блеск клыков, и бешеный взгляд, и когти, в кровь дерущие спину. Завести себе Кена значит примерно то же, что и завести себе любимую собачку: тоже бестолково лает, портит вещи и раздражает своим присутствием. С ним легче зато. Просто знаешь, что не один. Когда Чикуса входит, Кен резко замолкает и выгибается, широко распахнув дикие глаза. Потом шипит, опадает обратно и лишь еще больше раздвигает ноги. Его чуть бешеный взгляд скользит по всему телу Какимото, будто не зная, за какую деталь зацепиться. У того на теле нет живого места – всё кровоподтеки, ссадины и крупные синяки. – У Какипи всё ещё есть это, – Кен радостно скалится, вцепляется в его подбородок пальцами, грубо задирая голову вверх. Чикуса закрывает глаза. Помимо всего прочего у него есть множество шрамов на шее, с точностью повторяющих укусы животного. Спина и плечи, кажется, не заживают никогда. – Заткнись и двигайся, – говорит он и начинает вбиваться неистово, резко и быстро. Челка прилипла ко лбу, очки съехали, но Чикуса очень хорошо видит, как жмурится и скалится от удовольствия Кен, поскуливая от каждого движения. Он видит, как судорожно поднимается-опадает его грудь от глубокого и частого дыхания, как приоткрывается рот и тускло блестят клыки, как длинный язык свешивается до подбородка, колыхаясь в такт дыханию. Это омерзительно, но Какимото Чикуса ненормальный. Кен не умеет терпеть долго и совсем скоро издает короткий громкий визг, словно пристреленная собака. Оргазм, липкий и удушливый, накрывает обоих. Чикуса не произносит ни звука и только резко и беспомощно сжимается, когда чувствует, как наслаждение на короткие секунды будто заливает боль и уничтожает её. Безнадежно больной человек жалок, но еще более жалок тот, кому это нравится. Что до них с Кеном – они друг друга определенно стоят.