Сигара и перелет через океан

Мужчина сжимает в руках дорогую сигару, касается ее губами, откидываясь на спинку кожаного кресла и выдыхая дым к потолку, заключенному в рамку лепнины. Симпатичная рыжая девушка, так до боли напоминающая надоедливую эльфийку, играет на фортепиано. Мелодия переливается, становится ощутимой и смешивается с запахом табака. Напротив него сидит, вальяжно развалившись и, закинув ногу на ногу, словно снова сливаясь с ролью, сидя не на кресле, а на высоком троне, Король Лихолесья. Это не обычная встреча каста после съемок, в ближайшем пабе. Все шикарно и со вкусом. И Ричард правда не знает, Король перед ним сейчас, или человек, который на съемке украдкой смотрел ему в глаза, улыбался уголком губ и переводил взгляд на ПиДжея, стараясь быть невозмутимым. В кресле справа притих Фримен, Эванс в отдалении стоит у сцены, глядя на одного из музыкантов, который улыбается популярному актеру в ответ. Бокал коньяка, бокал крепкого вина и взгляды со стороны друга? друга, правда же! по съемкам, уже не кажутся просто дружескими. Остальным, кажется, плевать. Ричард даже не уверен, здесь ли еще остальные, сколько сейчас времени и какой сейчас год. Ему кажется, что он снова в студии с зелеными экранами, если, конечно, эта студия вообще существовала, и он смотрит в глаза Пейса, понимая, что сейчас главное - не забыть слова. Произвести чертово впечатление, не упустить шанс! И сердце начинает биться так, как не должно биться рядом с ним. Оно должно найти хорошую жену для своего хозяина, которому давно пора найти постоянную работу и не полагаться на случай, построить дом, посадить дерево и растить сына. Но Армитейдж снова выпускает дым к потолку и смотрит на девушку, на чертово фортепиано, на музыкантов. Мелодия перешла в джаз, хороший джаз старой школы. Такой, который можно слушать здесь часами, не отрываясь. Пейс скользит взглядом по - всего лишь! - партнеру со съемок. Красив, не так уж и стар, чертовски харизматичен! Не сказать, что Пейс умеет петь или что он в стельку пьян: ему просто хочется. Он поднимается с кресла легко, снова вводя Армитейджа в замешательство: ему показалось, или за спиной Ли промелькнули полы королевского одеяния? Даже то, что Пейс снова с родным цветом волос, не мешает их путать. На съемках он казался домашним и привычным, а сейчас что-то явно шло не по задуманному сценарию: напиться, забыться, забыть эти чертовы глаза, разъехаться. Пейс начинает петь. И мир начинает рушиться, становясь похожим на витражное стекло. Он сливается с ролью Короля Лихолесья настолько плотно, насколько это возможно. Встающий Ричард, мешкает, забывается и произносит: - Трандуил, ты... - "в порядке?", "великолепен!", "чертовски хорош!", - варианты окончания фраз мелькают перед глазами. До мужчины доходит, что он сказал, почти сразу. И то, "что он мог сказать дальше". С соседнего кресла слышится смешок Мартина. Люк, заполучивший себе музыканта, одобрительно улыбается. Армитейдж бросает взгляд на людей вокруг, понимая, как это выглядит, и что это означает для них обоих. Они не в тронном зале. Они на виду. И это заставляет мужчину сорваться с места. Только в паре кварталов он понимает, что не расплатился и сделал только хуже. Сжатая в руке сигара поднесена ко рту в последний раз, но затяжку он не делает. С выброшенной сигарой улетучивается все: наваждение, уверенность в хоть каком-то завтра. Появляется шаткое осознание того, что эти глаза ему еще долго не забыть. Когда самолет садится в аэропорту Нью-Йорка, самоанализ закончен, а на телефоне нет ни одного пропущенного вызова. И вряд ли теперь появится, правда же? Наступают времена мучительной и оглушительной тишины. Нет больше шуток ПиДжея, волшебства компьютерной графики, и пара суток, проведенных без сна в метании по пустой постели, дают четкое ощущение обыденной реальности. На почту и в соцсетях приходят письма поклонниц, поклонников, но ни одного - от друзей, от каста. Отзвуки джаза смолкают в тишине перелета через Атлантический океан, в разнице во времени, в первой попытке купить кофе самостоятельно спустя такой огромный промежуток времени, когда его было много: на всех и сразу. Тот факт, что он скучает по касту, не был для него в новинку, то, что скучать он будет именно по Пейсу - тоже. Но месяцы пустоты тянулись, хотелось найти работу, только вот ничего интересного не было. Армитейдж не знал, чего ему бояться: того, что его примут за актера одной роли, или за актера, который не может оставить личную жизнь вне съемочной площадки? И снова - перелет через океан. Первая пресс-конференция. Улыбчивый каст, вежливые рукопожатия с репортерами, бутылка воды у микрофона, пара желанных глотков. И тут спокойствие обрывается, потому что входит он, ничуть не утративший своей королевской натуры. Выглядит взволнованным, но ничуть не из-за его, Ричарда, присутствия, просто выглядит запыхавшимся. Бежал до метро? - А он жалел, - тихий, вкрадчивый голос Эванса пугает. Мужчина медленно поворачивается, улыбается исполнителю роли Барда, и спрашивает: - Чего? О чем ему-то жалеть? И спрашивает уже сам себя, снова глядя на Ли: а есть о чем жалеть ему самому? Эванс отмалчивается и отходит, садясь. Таблички с именами - рядом, локти неизбежно соприкасаются, по коже проходит разряд тока. Ричард чуть ли не рычит на журналистов, в его голове бьет кувалдой по вискам одна единственная мысль: "Хочу курить, как же я, черт подери, хочу курить!" - Рич, как ты относишься к тому, что у твоего персонажа нет каноничной бороды? Пропуская мимо ушей фамильярность, радуясь тому, что вопрос не про его личную жизнь, Армитейдж улыбается и отвечает: - Я думаю, у меня так больше шансов понравиться девушкам. Хотя меня смущает то, что я единственный гном без бороды, - в висках стучит фраза, которую с трудом удается не сказать вслух: "даже у девушек-гномов есть борода, а я тогда кто?" - То есть тебя не смущает то, что даже у жены Глоина есть борода, что заставляет Леголаса, - репортер кивает в сторону необычно радостного Орландо, - спутать её с мужчиной, а у тебя ее нет? Сдерживать себя становиться все труднее. Снова вежливая улыбка, в надежде на то, что увидеть запись пресс-конференции полностью ему не придется никогда, и... Резкое движение Пейса и рука молодого, красивого, казавшегося таким натуральным, мужчины лежит на колене Армитейджа. Он нервно сглатывает, скорее всего, слишком громко, быстро смотрит на Ли, который лишь довольно улыбается публике, и отвечает на вопрос: - Зато у меня шикарные волосы! Ответ Ричарда вызывает у репортеров улыбку. И, кажется, никого не волнует местоположение руки Пейса. Только фанатки после будут наперебой утверждать, что: "Видишь, рука есть! Руки нет, потому что вопрос сложный, и он убрал ее под стол... Успокаивает Ричи! Знаешь, какими непотребствами можно заниматься под столом рукой? Всякими! И плевать, что это пресс-конференция!" Репортеры отстают, камеры поворачиваются на Блума и Эванса, те, польщенные вниманием, отвечают и улыбаются искренне. - Руку можешь убрать. Пейс щурится, улыбается уголком губ, берет в руки бутылку с водой и, поднося ее к губам, шепчет: - Не ври, что не хочешь этого. Ричард снова сглатывает. Еще немного и его начнет бить натуральная дрожь. - Этого? Я не в твоем вкусе. Уверенности в голосе нет у обоих, это напоминает семейные разборки. Ли проводит по колену рукой, ласково, вверх по штанине, касаясь рукой ремня. И Армитейжду этого не скрыть колкими ответами: его чертовки заводят эти движения, этого непонятного и совершенно неземного существа. - С чего ты взял? Очень даже в моем. - Это потому, что у меня нет бороды, и великий Король Лихолесья спутал меня с девушкой? Пейс вздыхает, закрывает лицо ладонью и начинает смеяться. Репортеры задают еще один вопрос Орландо. Камеру направляли на них с Эвандж, они улыбались, а Лилли чуть ли не светилась от радости. - Возможно. Или потому что ты харизматичен и чертовски красив. - Признание в любви спустя три месяца молчания? - и сил хмурить брови нет совершенно. Улыбка Ли выглядит по-детски чистой и лукавой. - Если ты хочешь, что бы это оно было... - он блаженно прищуривает глаза. Мартин, сидящий в соседнем кресле, тихо посмеивается. Спустя пару часов они сидели в том же баре, но на этот раз Ричард сказал-таки, дослушав чертову пародию на хороший джаз (возможно, дело и правда было в сигарах!), что: - Хочу. Хочу, чтобы это было признание! Светящиеся улыбкой глаза Пейса говорили все сами, без слов, им и согласие хозяина было не нужно. И не важно, кто перед ним: Король или Ли, оба они были прекрасны, и обоим Король-под-Горой, все-таки не сумевший разграничить сцену и личную жизнь, отдал свое сердце.