Дети изгнанников

      Тьелпе заблудился. Ужасно стыдно потеряться в лесу тому, кто уже вышел из ребяческого возраста и вот-вот отметит совершеннолетие. Однако уже темнело, а куда идти он не знал. Да и как тут было разобраться, если этот непоседливый кусочек Лаурелин все время так и ползает по небу: утром здесь, днем уже совсем в другом месте. Мешок с инструментом давил на плечо – Тьелпе ходил разведать в ближайших холмах выходы каменной породы. Прошел слух, будто кто-то видел там гематит, а значит не вовсе тут безнадежное место. Проболтался по холмам целый день, нашел только славную белую глину, в ней же и извозился по уши, свалившись с откоса. И больше ничего. Темнело и становилось зябко. Можно было бы и в лесу переночевать, но отец будет ругаться. Да и не стоило так рисковать – в темное время в окрестностях появлялись шайки орков, а уж волколаки шастали просто наверняка. Делать нечего, придется идти хоть куда-нибудь, вот хотя бы за этим неугомонным светилом, пока оно еще алым виднелось меж деревьев. Да куда же оно? Теперь только с одной стороны небо было чуть светлее, чем с другой.       Тут чуткий слух Тьелперинквара уловил шаги, юноша замер. Кто-то шел по лесу, маленький, легкий. Может быть, косуля? Или лисица? Дядя Турко сразу бы различил. Надо пойти посмотреть, орки так не ходят, значит не опасно. Ступая на носочках, стараясь, чтобы ни одна ветка не хрустнула, часто замирая, Тьелпе пошел на звук. Сердце билось часто, хоть он и старался себя уверить в том, что бояться нечего. Вдруг между деревьев он различил что-то белое. Рассеянно касаясь древесных стволов, по лесу медленно брела невысокая хрупкая девушка, даже скорее девочка. В сгущающихся сумерках виднелось светлое платье и по-смешному завязанные косички.       - Ала! – звонко окликнул Тьелпе, и девочка вздрогнула, словно очнулась, - Не бойся, я такой же эльда, как и ты.       Он решительно вышел из-за деревьев.       - Ты как здесь оказалась? Тоже заблудилась? – участливо спросил Тьелпе.       - Нет, я так... гуляю, – приглушенно ответила девочка. Голос у нее был очень грустный, и все же он показался юноше знакомым.       - Значит, ты живешь недалеко? Где это? А то я, честно признаться, заплутал.       Он подошел ближе и вдруг воскликнул:       - Так ты же Итарильде! Здравствуй! Я тебя помню, хотя мы не часто встречались. Значит, мы совсем рядом с Митрим. Вот здорово! Хочешь, я провожу тебя домой?       Девочка удивленно вглядывалась в его лицо.       - Я Тьелпе, сын Куруфинве Феанариона. Помнишь, мы даже как-то катались на лодке вместе. Правда, мне за это потом влетело…       - Помню, - Итарильде подняла голову, и голос у нее вдруг зазвенел. Глаза ее расширились, и в них полыхнула такая ярость, что Тьелпе в страхе отшатнулся. – Это было в Амане. До того, как вы нас бросили. До Хелкараксе. Предатели!       Голос девушки дрожал от гнева и горя, и от того слова ее били вдвойне больнее. Сорвавшись на крик, она отвернулась и бросилась прочь. Тьелперинквар замер как громом пораженный. Такого приветствия от троюродной сестры он никак не ждал. Лицо его горело от гнева и обиды, обвинение в предательстве было хуже пощечины. О приходе оставленных Феанаро нолдор стало известно совсем недавно. Тогда же впервые прозвучало слово, которого не было теперь для феанорингов больнее - «предатели». «Да как она может! Я ведь ничего ей не сделал! Они же сами во всем виноваты!» - вспыхнул Тьелпе и кинулся следом за девушкой. Он остановил бы ее – силой, если пришлось бы, а потом – что? Возражал бы ей, пытался бы оправдаться или потребовал бы объяснений? Однако в опустившейся темноте на первом же шаге он запнулся о подвернувшуюся ветку. Видно, все неудачи пришлись на сегодняшний злосчастный день – Тьелпе упал с треском и грохотом, прямо на сучковатое поваленное дерево, в довершение всех бед заплечный мешок съехал вперед и ударил ему по макушке. Юноша приглушенно вскрикнул, на глаза даже навернулись слезы. «Ой-ей, больно-то как. Молотком по голове прилетело, не иначе». Попытавшись выкарабкаться из бурелома, Тьелпе охнул еще раз – весь ободрался, колено болело, рука тоже. Подняв голову, он обнаружил, что Итарильде стоит прямо над ним, даже в сумерках видно, что глаза расширены от ужаса, и еле слышно шепчет: «Опять лед, лед треснул! Только не умирай, пожалуйста, не умирай!» Заметив взгляд, Итарильде испуганно закрыла рот ладошками. Оба удивленно замерли, глядя друг на друга. Тьелпе попытался принять уверенный вид и как можно тверже произнес:       - Да не бойся, я живой, все в порядке.       Стиснув зубы, уверенно выбрался из кучи веток, отряхнул руку и очень бережно положил девочке на плечо. Итарильде вздрогнула и вдруг заплакала в голос, уткнувшись в перепачканную куртку Тьелпе. Юноша растерялся. Погладил Итарильде по спине, чтобы успокоить.       - Прости, - наконец произнесла девочка, вытирая заплаканные глаза.       - Все же провожу тебя домой, наверное, твоя мама ужасно волнуется, - ласково произнес Тьелпе.       - Мама погибла. Там, среди льдов. – Итарильде опустила голову, и Тьелпе на миг задохнулся от боли.       - Знаешь, - сказал он неожиданно севшим голосом, - Моя мама осталась в Амане. Но я ее тоже не увижу – до конца мира. Отец говорит, что мы не сможем вернуться. Прости меня, Итариль.       - Нам так не хватает мамы – отцу и мне. Вот я и убежала в лес, здесь можно плакать сколько угодно, никто не будет расстраиваться из-за меня. Зря я тебя обидела, наверное, ты ни в чем не виноват. Ведь мы же были маленькими тогда, и ты, может, даже не понял, что произошло.       «А ты и сейчас маленькая, почти не выросла», - подумал Тьелпе, но промолчал, взял Итарильде за руку и попытался сообразить, куда идти. Подобрав снаряжение и сделав пару шагов, понял, что хромает, и левая рука противно ноет. Конечно, он ни в чем не виноват. Он помнил, что когда они высадились в Лосгаре, ступили на новый берег, он так устал, что заснул как маленький, а когда проснулся, то застал только обугленные остовы и запах гари над заливом. Он даже плакал тогда, так ему было жалко красивых кораблей.       Молчать было невыносимо, и, держа Итариль под руку, Тьелпе старался говорить обо всем – о том, как найти обратную дорогу, о своих геологических изысканиях, о том, какое забавное Солнце и как удивительно и чудесно изменился мир с его появлением. Рассказывал про свою работу в кузнице, о том, как нравится ему учиться и что он будет мастером не хуже отца и деда. Обещал сделать заколку или колечко, или и то и другое. Итарильде не улыбалась, но подняла голову. От нее не укрылось, что ее кавалер хромает. «Нет, что ты, мне не больно, ничего страшного!» - поспешил успокоить сестру Тьелпе. Еще не хватало, чтобы девочка снова испугалась. Наконец Итарильде устала, и пришлось сделать привал. У юноши с собой оставалось полфляги воды и кусочек хлеба – как раз, чтобы хрупкая девушка могла хоть немного восстановить силы.       - Ты такая худенькая, - покачал головой Тьелпе.       - Я еще большая, другие дети совсем не выросли, - ответила сестра.       - Ничего, здесь вы быстро начнете расти, надо только кушать больше, - попробовал утешить Тьелпе, и вспомнил, как было туго с продовольствием у них самих в первые годы на этом берегу.       - Да, наши целители тоже так говорят.       Стало зябко, и Тьелперинквар снял куртку, укутал в нее сестру и обнял. Итарильде замерла, а потом тихонько вздохнула.       - А еще, чтобы хорошо расти, надо меньше горевать. Не знаю, утешу ли я тебя этим, но может быть твоя мама уже покинула Чертоги Ожидания, и теперь живет в Тирионе как и прежде. Очень вероятно, что наши мамы дружат и ходят друг к другу в гости. Сидят по вечерам на веранде и пьют чай с вареньем, и, глядя в сторону Моря, думают о нас. И тоже утешают друг дружку.       Итарильде спрятала лицо в ладошках.       - Ну вот, я опять тебя расстроил. А ведь нашим мамам куда приятнее было бы думать, что мы тут не плачем и не пропадаем. Ну же, Итариль, выше нос, ты же моя сестренка. Мы уже скоро придем.       Взошла луна – еще один небесный бродяга, и стало светлее. Тьелпе поднялся, вздохнул про себя – уж очень он чувствовал себя уставшим и разбитым после всех блужданий и неудачных падений. Рука пульсировала болью, штанина над коленом промокла от крови – видно, глубокая царапина. «Вот же герой, отец будет ругаться, а Амбаруссар и вовсе засмеют», - подумал он про себя, и вдруг ему очень захотелось домой, в тепло, выпить молока и заснуть. Он закинул за плечо мешок и протянул Итарильде руку. Вскоре они вышли к озеру, и водная гладь Митрим предстала перед ними во всей красе. Девочка ахнула. Серебряная лунная дорожка бежала через темную воду, легкие блики плясали на волне, туман ловил лунные лучи и светился между деревьев. Тьелпе вдруг почувствовал гордость, будто показывает сестре свое королевство.       Теперь до лагеря Нолофинве было совсем близко. У ворот царило оживление, встревоженные эльфы выходили из лагеря, с сомнением указывали друг другу на лес и озеро. Тьелпе и Итарильде подошли ближе. В ясных лунных лучах их заметили, суета прекратилась, и вперед выступил высокий темноволосый нолдо с бледным застывшим лицом.       - Папа! – вскрикнула девочка и бросилась ему навстречу. Лицо лорда дрогнуло, он сам бросился вперед, на бегу подхватывая дочь на руки. Тьелпе в рассеянности сделал несколько шагов вперед, устало улыбаясь. Вдруг нолдо взглянул прямо ему в глаза – юношу было отлично видно в лунном свете. Осторожно опустил дочь и выпрямился во весь свой величественный рост, отчего Тьелпе почувствовал себя почти ребенком.       - Ты? Тьелперинквар Куруфинвион, ты осмелился явиться сюда? – в голосе лорда было столько гнева и презрения, что юноша отступил на полшага. Неожиданно Тьелпе понял, что оказался в лагере смертельно оскорбленных родичей совершенно один, без отца, без дядей. «Без старших» - подумалось юноше, но он с негодованием отбросил эту мысль. Один на один с Турукано Нолофинвионом, прошедшим по милости Первого дома через ад Хелкараксе, потерявшим там свою жену. «Но ведь я не виноват! – подумал Тьелпе, - В чем я виноват перед ним? Корабли приказал сжечь король Феанаро, а не я. Идти в Средиземье, невзирая ни на что, решили сами нолдор, дядя Турукано сам повел за собой жену и дочь. Я не виноват!» Отступил еще на шаг и вдруг подумал, как он выглядит со стороны – оборванный, грязный, исцарапанный, губы дрожат, глаза на мокром месте. Что бы сказал отец? И дядя Кано?       - Мальчишка из дома Феанаро, кто позволил тебе разговаривать с моей дочерью? – голос нолофинвиона звучал как раскаты громов Манве. Итарильде дергала отца за рукав, пытаясь что-то объяснить. Лорд нолфингов возвышался над Тьелпе как гора, едва не испепеляя юношу яростным взглядом. Тьелперинквар не мог двинуться с места. Наконец грозное сияние глаз Турукано поутихло, он презрительно дернул губами.       - Да что там, какой с мальчишки спрос. Ступай, дитя, и впредь держись отсюда подальше. С твоими старшими родичами у меня свои счеты, и разговор у меня с ними будет совсем иной, убереги нас Эру от встречи.       Турукано уже развернулся было, чтобы уйти, но Итарильде что-то шепнула ему, и он снова глянул на юношу.       - Погоди, я смотрю, ты устал, - со вздохом процедил он, - Не дело оставлять ребенка на дороге ночью. Переночуешь здесь.       Тьелпе мгновение колебался. Опасность миновала, а возможность прямо сейчас расслабиться у огня и перекусить была так заманчива. Однако он поднял голову и встретил пронзительный взгляд нолфинга.       - Лорд Турукано, приветствую и благодарю за заботу, однако я в ней не нуждаюсь и не желаю обременять вас своим присутствием, - Тьелперинквар коротко поклонился и вздернул подбородок. - Что же до остального – то я не ребенок, а принц дома Феанаро. Любой привет и слова, которыми ты встретил бы моего отца и дядей, я с готовностью приму и выслушаю. Какими бы горячими они не оказались.       Турукано и Тьелперинквар замерли, сверкая друг на друга глазами. Тьелпе уже думал, что не выдержит, но тут лорд чуть дернул губой, выдохнул презрительно.       - Наглец. Гордый наглец, достойный потомок безумной семейки Феанаро. Проваливай.       Развернулся, обнял дочь за плечи и молча удалился. Остальные эльфы и стража в ожидании замерли у ворот, и Тьелпе вдруг понял, что вместо горячего ужина и сна, его ожидает долгая дорога. Едва лагерь Нолофинве скрылся за деревьями, как силы оставили его. Болели царапины, рука ныла немилосердно, страшно хотелось пить. Юноша дохромал до берега, торопливо стал черпать холодную воду, умылся, сел передохнуть. Наскоро перемотал кровоточащую царапину на бедре. Поежился в легкой рубашке – куртка осталась у Итариль, не возвращаться же за ней. И вдруг засмеялся сам себе: «Вот так сходил в гости к родственникам!»       Отсмеявшись, Тьелперинквар встал, и прихрамывая, направился берегом к крепости феанорингов. Тропинка перед ним была залита лунным светом и перечеркнута косыми тенями деревьев. Светлая дорожка на волнах озера искрилась холодным огнем, и зябкий туман каплями оседал на рукавах. Принц Первого дома – значит слава, честь и сила рода Феанаро твои. И уж если ты принц Первого дома, то безумная Клятва и кровь на руках, вина и расплата – тоже твои.