baekhyun-ah, i want to fuck you

Пак Чанель никогда не отличался скромностью и кротким нравом. Ему, знаете ли, было абсолютно плевать, какую херню чудить и где. Слухи и сплетни – основа основ паковской университетской жизни. Он с ними живет уже третий год и проживет еще два до самого выпуска. - Звезда, блять, - усмехается как-то один из его друзей, китаец-канадец, хер-его-знает-кто-вообще Крис и, подхватив ладошку старосты физического факультета, Ким Чунмена, отчаливает с ним по «конфиденциальным делам». Чанель, по всем законам жанра, баскетболист, спасибо-мама-за-рост-высокий, и чуть ли не главный бабник. Был. Когда-то. - Вообще-то мужские задницы меня радуют куда больше, - пожимая плечами, кидает Пак на очередной подкат «господи-девочки-я-обязана-трахнуть-Пака» и сматывает в закат, слыша за спиной томный вздох. Он знает, завтра все будут трепаться только о том, как отбить ледяного красавца Криса у тихой мышки-старосты и как все-таки уломать «вечно отмазывающегося гейскими шуточками Пак Чанеля». Вот только Пак, вроде как самый натуральный натурал в прошлом, уже год как перешел в штаб голубых, а все по вине маленькой занозы в его заднице, лучшего друга детства, Бен Бэкхена. Эротическая фантазия Пак Чанеля – мельтешащая перед глазами попка малыша Бэкхенни. Ни дня, ни вечера не прошло, чтобы он не закатывал глаза к небу, молясь, чтобы эта расчудесная задница, наконец, перестала быть объектом его утренних стояков и отчаянной дрочки в душе под громкие смешки этого господи-сжалься-и-дай-мне-уже-себя-выебать Бен Бэкхена. Чертов Бен и знать не знает, что это он – основополагающий элемент всего того пиздеца, что ежедневно творится с младшим, а не красотка Соен курсом старше. Крошка Бэкхенни не имеет ни малейшего понятия, что творится в голове двадцатидвухлетнего ребенка-переростка, страдающего явным таким недотрахом, и словно насмехается, издевается, гадина редкостная, и в очередной раз, неосознанно, конечно же, скорее по привычке, виляет очаровательной, прекрасной, потрясающей, идеальной попкой у Пака перед самым носом. А младший, сжимая зубы, материт весь белый свет, снова спуская в кулак, представляя крошку Бэкки, распластанного под ним и бесстыдно расставляющего тонкие ножки с маленькими аккуратненькими пальчиками, которые так и тянет чуть прикусить. Ох, все эти ладошки-пальчики-острыеколеночки просто с ума сводят швыряющегося мужскими феромонами Пака. Но, к превеликому сожалению, на эти закидоны попадается кто угодно, но только не его собственное, персональное чудо света:восьмое, девятое, там уже и не важно, в общем-то. - Чанель-а, - в горле моментально пересыхает, когда Пак слышит беновский голос, а когда видит бегущего к нему Бэкхена, улыбающегося так счастливо, что в уголках подкрашенных глаз собираются маленькие морщинки, понимает: в штанах становится серьезно. Он умирает. Пак моментально умирает и тут же, правда, воскресает. Сердце щемит от резко накатившей нежности к крохотному, почти на пол головы ниже его, Бену, ужасно, просто до безобразия симпатичному в своем мешковатом персиковом свитере и с обмотанным вокруг тонкой белоснежной шеи огромным шарфом. Его персональное солнце, поправляя на ходу очки в тонкой оправе, резко прыгает в руки к едва успевшему сориентироваться лучшему другу и громко хохочет, крепко сжимая худенькими ножками с до омерзения восхитительными коленными чашечками талию Пака, маленькие, в два раза меньше чанелевских, холодные ладошки касаются теплых щек и, недолго думая, Бен клюет друга в лоб, тут же слезая с рук вмиг потерявшего ориентацию (в пространстве, естественно, ибо в другой степи уже все давно с ног на голову) Чанеля, и смеется, запрокидывая назад голову, отчего Пак хмурится, обхватывая затылок друга рукой, скандируя: - Захлебнешься, идиотина. - Ой, отстань, а, - отмахивается старший и в привычной манере щебечет что-то о предстоящих зачетах, вконец сводя Пака с ума своим голосом и телодвижениями. Ну, правда, младший не прочь потрахаться с этой врединой, а ему что-то про кванты тут втирают. - Бэкхенни, давай сексом займемся, - вздыхает Пак, просяще глядя ошарашенному старшему в глаза, которые, кстати, расширились просто до неимоверных размеров. - Ч…что? – шепчет вмиг притихший Бэкхен, и, черт побери, Чанель готов отыметь его прямо здесь, на этом гребаном столике в этой гребаной столовке этого гребаного универа, потому что Бен выглядит непозволительно мило, до неприличия привлекательно с румянцем на бледных щечках, нервно натягивающий рукава свитера на кончики дрожащих пальцев и прячущий кнопочку носа в его, Пака, шарфе. - Расслабься, Бэкки. Шут-ка, - криво усмехается младший и, встав из-за стола, в два шага оказывается рядом с испуганно сжавшимся на стуле Беном. Обхватывает ладонями растрепанную темноволосую макушку и на пару секунд прижимается губами, отчего старший тихо пищит. - Встретимся через десять минут у входа, ладно? – Пак растягивает уголки губ в ленивой полуулыбке, и, отсалютовав пялящемуся во все глаза Бэкхену, намеревается уже, наконец, завалиться в первую попавшуюся кабинку в туалете и избавиться от напряжения в джинсах, предаваясь мечтам и фантазиям, где царствует абсолютно противоположный настоящему Бен Бэкхен, такой горячий и развратный. - Я согласен, - тихо и неуверенно бормочет Бен. Пак в ступоре, в шоке, в непонимании и в…в общем «и-в-чем-то-там-еще»… Он слышит, как скрипят ножки отодвигаемого стула и топот беновских ножек, а через мгновение – его неподдельная мечта уверенно заглядывает в глаза, закусывает пухлую губку и касается аккуратными пальчиками подтянутого живота Пака, чуть сжимая в руке ткань водолазки. И Пака прошибает, потому что матерь-божья-Бен-хочет-чтобы-он-вставил-ему. - Бэкхенни, если ты думаешь, что… - все сомнения отметаются, как только Пак чувствует неуверенное прикосновение влажных от слюны бэкхеновских губ к его собственным, и он готов взвыть волком, готов царапать любую попавшуюся под руку поверхность, но, сдерживая животные порывы, он резко отстраняется от потрясающе мягкого ротика и, хватая старшего за тонкое запястье, волочет того к выходу, впопыхах доставая ключи и снимая припаркованный автомобиль с сигнализации. - Запрыгивай, - хриплым голосом басит младший. Не раздумывая ни секунды, Бэкхен принимает единственно верное решение: (Пак хотел его трахнуть; Пак за рулем, и до дома минут десять) Пака необходимо завести, чтоб, сука, неповадно было. И откуда в абсолютно невинной голове такие мысли? - Чанни, - тянет старший, пробегая подушечками пальцев по тренированным худым ногам, и, как бы невзначай, касается выпирающего бугорка, чуть сжимая, вырывая тихий, на грани слышимости, стон. - Бля-ять, Бэкки, прекрати, а… - шипит сквозь стиснутые зубы Чанель и перехватывает ладошку маленького наглеца, переплетает пальцы и делает то, о чем так давно мечтал: целует тыльную сторону, на что старший возмущенно вскрикивает и выдергивает руку, усаживаясь обратно на сидение. Нихрена у него не получилось, провальный план. - Я тебе не девчонка какая-нибудь! А Пак смеется, чертов Пак смеется грудным смехом и поглаживает большим пальцем чувствительную ямочку под трогательно торчащей из дырявых джинсов коленкой. Время, потраченное на дорогу до их квартиры, кажется настолько бесполезно растраченным, что, едва ступив на порог, оба понимают – медлить нельзя ни секунды. Бен шипит, как рассерженная кошка, придавленный к стене превосходящим его по комплекции телом Пака так, что из легких моментально вышибает оставшийся воздух. Руки Пака теплые, губы – горячие, и сам он – поток раскаленной лавы, обволакивающий хрупенького и невзрачного Бэкхена с головой. Чанель везде и нигде одновременно, потому что мало, потому что Бену его не хватает, он цепляется пальцами за черешневые волосы, и стонет громко, долго. И Пака выносит к хренам, потому что вот он, Бен Бэкхен, тепленький и маленький, под ним, извивается в его руках, разводит очаровательные ножки в стороны, как делал его близнец из паковских снов, и выгибается, трется своим возбуждением о пах Чанеля, кусая губы в нетерпении, чуть подрагивает, стоит только младшему коснуться кожи вокруг сжавшегося от холода темненького соска, а затем и вовсе всхлипывает, потому что Пак накрывает комочек плоти губами. - Чанельчанельчанельчанель… - беспрерывно шепчет Бен, и заставляет младшего отвлечься от вылизывания теперь уже сумасшедше прекрасных беновских ключиц. – Просто трахни. Пожалуйста. Я ведь так хочу…так долго ждал…я… А Пак не может просто, ну, это же солнышко-Бэкхен, малыш Бэкки, чудесный, хороший, его Бэкхенни. - Красивый, ты такой красивый, - Чанель утыкается носом в родинку на виске и вдыхает запах лучшего друга, любимый с детства, запах Бена, просто его. Он помогает старшему снять штаны и трусы, а о себе он и сам позаботится, и не сдерживает вздоха восхищения. - Бэкхен-а, - в голосе Пака столько нежности, что Бэкхен плавится и хнычет тихо-тихо, потому что господи-как-он-его-любит, просто до невозможности. Старший снова заходится в стоне на верхнюю октаву, чувствуя теплое дыхание Пака на своем члене и откидывает голову, ударяясь о пол до разноцветных кругов перед глазами. - Детка, осторожнее, - хрипит младший и целует Бена в опасной близости от паха, мягко очерчивая мозолистыми подушечками пальцев витиеватые сплетения венок под бледной кожей восхитительного бедра. Бэкхен всхлипывает и вздрагивает всем телом, раздвигает ноги еще шире, практически касаясь костлявыми коленками ледяного пола, лихорадочно шарит влажными от пота ладошками по широкой спине Пака, надавливая тому на плечи, и притягивает для очередного крышесносного поцелуя. Бен выгибается и тихонечко поскуливает, так просящее и жалобно, что у младшего не остается другого выбора. - Оближи, маленький, - просит Пак, и прикусывает губу, чтобы не позволить себе позорно застонать, когда карие, с поблескивающей в них похотью, глаза в открытую насмехаются над ним, а нежные пальчики обводят стоящий колом член, и, черт побери, этот чудесный ротик вылизывает его пальцы с такой увлеченностью, что Пак теперь уже точно сомневается, что развязная блядь под ним – это стеснительный и постоянно смущающийся из-за пошлых шуток Бен Бэкхен. - Давай же, - короткие ноготки царапают спину, едва сжавшегося колечка мышц касается влажный палец. И Пак дает: он растягивает свое солнышко медленно, чтобы доставлять как можно меньше дискомфорта, утыкается носом во взмокший от пота висок, и целует нежно-нежно, чуть прикусывая губами солоноватую кожу. Он чувствует, что Бэкхен готов, он, наконец-то, готов принять его всего, и осознание того, что они вот сейчас, прямо сейчас станут близки, как никогда, давит на грудь Пака чувством какой-то особенной трепетности по отношению к уже-не-другу. - Я так люблю тебя, Бэкхенни, - шепчет Чанель и осторожно, пытаясь причинить минимум боли, входит в податливое тело, придерживая руками округлые бедра, по которым безмолвно сходит с ума добрая половина светло-синего населения их университета, и насаживает Бэкхена на себя, заставляя того оседлать его колени. Старшего трясет, даже не столько от боли, сколько от понимания происходящего, что он, мать вашу, занимается любовью с лучшим другом, отдается ему на полу их собственной съемной квартиры, позволяет творить с ним все, что вздумается, и ему за это ни стыдно. Ни капельки. Нисколечко. Потому что он так давно этого хотел, потому что все только и твердили о том, какой Пак охренительный в постели, как он «втрахивает тебя в матрас до потери пульса, нет, правда, даже дышать тяжело становится». И теперь Чанель занимается сексом с ним, невзрачным студентом-физиком, и Бэкхен теряется на мгновение, пока не чувствует очередную вспышку острого наслаждения, прошибающего его, как электрический ток, когда член Пака задевает простату. И Бен отчего-то хочет плакать. Просто Чанель слишком нежен, он шепчет своему «крошке Бэкхену» какой он прекрасный и восхитительный, весь его, только его, Пака, и ничей больше, как сильно он хотел его все это время, ровно триста девяносто четыре дня. Бен обнимает младшего за шею и прогибается до хруста в позвоночнике, позволяя себе кончить, пачкая спермой и живот Пака тоже, даже не прикасаясь к себе ни разу. Старший мягко прихватывает верхнюю губу Чанеля, чуть посасывая, а затем с громким чмоком целует того в нос, и захлебывается стоном в ответ на низкий рык младшего, кончающего в расслабленное и сморенное усталостью тело. Глаза Бэкхена чуть покрасневшие, воспаленные, губы распухли от паковских поцелуев, и он сам весь настолько умилительный во всей этой извращенной красоте. - Врут они все, - путая ухоженные тонкие пальчики в шевелюре Пака, задумчиво тянет Бен. Чанель ссаживает Бэкки с колен, помогая тому подняться, и накидывает на тонкие плечики свой джемпер. - Кто там посмел тебе соврать? – ухмыляется младший, настраивая воду в ванне до нужной температуры, и переводит взгляд на сидящего на стиральной машинке старшего, лениво болтающего ножками в воздухе и кусающего заусенцы. – Ну, прекрати дурью маяться, - качает головой Пак и, обвивая руками худенького Бена, прижимается лбом к его лбу. – Ну, что там опять мои поклонницы наговорили? - Что ты трахаешься, как зверь, вот что, - гаденько хихикает старший. – А ты, оказывается, у нас зверь ласковый и нежный. Чанель закатывает глаза и, подхватывая тихо ойкнувшего от неожиданности Бена под бедра, опускает того в наполняющуюся ванну, и встает на колени, складывая руки на покрывшиеся капельками воды бортики. - Давай встречаться, Бен. Сегодня же позвоним Крису и Чунмену, завалимся в кафешку, и устроим настоящее свидание, а? Двойное. Бэкхен-а, - Бэкхен лишь тихо смеется на столь своеобразное предложение и щелкает младшего по носу, чтоб вопросов глупых не задавал. И Пак понимает все без слов.