Protect.

      В ту ночь он пришел к ней. Не удивительно, ведь теперь у него никого не осталось. Уилл отверг его, а Беделия нет. И сейчас он чувствовал острую необходимость в живом человеке. Все его мнимые иллюзии вдребезги разбились, как та фарфоровая чашка. Вновь. Казалось, в душе вновь разверзлась ледяная бездна, которую он с таким трудом прятал под полотнищами своих глубокомысленных инсталляций и заблуждений.       Она не спала. Непонятное волнение в очередной раз не давало покоя до тех пор, пока в дверь не позвонили. Она знала, кто за дверью. Беделия сошла по лестнице, попутно завязывая шелковый поясок халата. Вишневый цвет не покажется ему вульгарным. Каждый шаг дается все труднее, она медлит, перебирая пальцами пустоту перед дверной ручкой, а затем открывает. И она видит.       Видит его, промокшего до последней ниточки. Она поспешно отступает в сторону, он вроде бы кивает в ответ. Только когда дверь закрывается, она тянет дрожащую руку к его лицу. — Ганнибал, — тихо шепчет Беделия и рассматривает дождевые капли на собственных пальцах — они кажутся ей розовыми. Она желает, чтобы наваждение рассеялось. А затем видит размытые пятна крови на его рубашке, и теперь ей кажется, что в этот раз об пол разбивается ее жизнь. Осколки летят во все стороны, задевая обнаженные ноги.       Он смотрит на нее мертвыми глазами. Он устал и замерз. Он пришел к единственному человеку, способному согреть его.       Она мелко дрожала, стягивая с него мокрый пиджак. То ли от страха, то ли от холода. А он был неподвижен. Он больше не скрывался под маской умного доктора-педанта. Она в немом ужасе заглядывала в его безжизненные глаза, а он, казалось, не видел ее вовсе. И чем дольше она всматривалась в них, тем лучше понимала, что добровольно захлопнула свою клетку, пустив его этой ночью в свой дом. Но ужасней всего казалась мысль о том, что она не против. Не против провести отведенный ей срок рядом с ним, безупречным и безумным доктором Ганнибалом Лектером. За долгие годы их знакомства он сумел приручить ее, заставить желать их болезненной связи, существующей лишь на профессиональном уровне.       Она, мягко коснувшись его ладони, направилась в ванную комнату, он беззвучной поступью шел следом.

***

      Он долго сидел в пенистой воде, неподвижен и неразговорчив, как и до этого. Она пристроилась на бортике ванны с обширной аптечкой и, не разбирая природы своих действий, обрабатывала рассеченную бровь и поврежденные костяшки пальцев.       Его глаза были закрыты, а голова откинута назад. Он бы не сопротивлялся, окажись у нее в рукаве нож. Он слишком устал от собственной безжизненности, хотя ясно понимал, что это лишь апатия.       Но у нее не было ножа. Вообще не было ничего колющего и режущего. Она лишь тщетно пыталась разгладить глубокие морщины на его лице. Казалось, до этого они были гораздо незаметнее. Он был не против.

***

      Позже он занимал непривычное место в ее гостиной - тусклое лимонное кресло, которое предпочитал обходить стороной. Без нее это комната казалась пустой. А потом она вернулась с маленьким приземистым стаканчиком и открытой бутылкой виски. — Вы не выпьете? - глухо поинтересовался он, не особо желая слышать ответ. Она отрицательно покачала головой. Ее знобило, страх сковывал сердце. Такой уж был пациент. Перед ним можно было либо благоговеть, либо чертовски боятся. Беделии удалось смешать оба "либо" в одном флаконе.       Она могла отравить его. Легко и непринужденно сыпануть яду в бутылку, а он бы без колебаний выпил. Он бы не противился. Но вместо этого она разрешила себе еще одну вольность, не достойную сильной и независимой женщины. Она нашла мнимый покой на подлокотнике его кресла. Он мимолетом подумал о том, что эта женщина совершенно непредсказуема. Она, прекрасная в своей задумчивости, смотрела куда-то сквозь него до тех пор, пока он уверенным, но несколько скованным движением не притянул ее к себе. И она, без всяких сопротивлений, пересела на его колени и прильнула к широкой груди, чувствуя странную защищенность от всего мира. Этого не требовалось, но было чертовски приятно. Она предпочла оставить мысли о том, что самая главная угроза — это человек, мягко водящий пальцами по ее спине. — Ты уедешь со мной? — тихо спросил он. — Да, — не задумываясь, ответила она, и с неожиданной ясностью поняла, кем сейчас являлся Ганнибал Лектер. Будучи человеком, держащим все под контролем, он неожиданно промахнулся. Споткнулся, оступился. Нет, не упал, но на какой-то промежуток лишился уверенности в собственных ногах.        Одновременно с этим, она подписала себе приговор.