Неправильный

Вот, что я хочу сказать, когда вижу его. Такого рыжего и такого позитивного до мозга костей, до оснований нервов. Это неправильно. Ему не идёт быть таким. Он не должен... Я никогда не думал, что так получится. Мой сын. Это неправильно. Он не должен был родиться. Но ведь родился... Родился именно таким, а я... Я так и не смог его сломать. С самого начала не мог. Видимо, недооценил влияние его матери на его психику. И он рыжий. Это тоже неправильно. Ему нельзя быть таким рыжим, таким загорелым, таким солнечным, как Антошка из мультика. На плече, у которого чёрным пятном виднеется то, кем он должен бы быть. У него янтарные глаза, и это опьяняет. Такие глаза я видел только однажды. И впредь. Такие глаза были в зеркале, когда я смотрелся в него. У этого сучёныша мои глаза. Как будто бы он украл их невзначай, чтобы позлить меня лишний раз. Чтобы доказать кому-нибудь вроде меня, что у нас с ним – одна кровь на двоих. Что он мой сын, а я его отец. Это неправильно. Его мать была рыжей. Но под копной рыжих волос у неё не было ничего. Ни грамма серого вещества. Только слёзы. Только крики. У неё был визгливый голосок и невероятно тонкие запястья. Даже для четырнадцатилетней девочки, она была слишком маленькой. И это было неправильно. Неправильно было то, что я взял её в жёны. Её, болезненную девочку. Тогда я был ослеплён. Я хотел причинить боль, хотел растоптать и сжечь все мосты. И она для этого прекрасно подходила. Идеальная кандидатка, Нина. У неё были голубые глаза. Моя дочь унаследовала эти глаза. Но не он, нет. Это было бы слишком предсказуемо с его стороны и слишком сокрушительно для меня. Ведь я был влюблен именно в сочетание рыжих волос, голубых глаз и очаровательных веснушек на детском носике. Возможно, если бы он был голубоглазым, это бы всё решило. Но всё-таки, это было неправильно. От начала и до конца это было ошибкой с моей стороны… Он неправильный потому, что сильный. Он не похож на свою мать, на других своих родственников.… Только на меня. Только я смог воспитать в себе такой внутренний стержень когда-то. Но почему-то не заметил его в нём, в родном сыне. И он вырос. Вырос сильным, вырос позитивным. И это неправильно. Он не должен был вырасти таким. Так ведь? Я ждал, покорно ждал, что он сломается. Прогнётся и упадёт передо мною на колени с порванными стягами. И я был готов сказать ему то слово, которое добило бы его окончательно. Что-то, что превратило бы его в безвольную тряпичную куклу в моих руках. Куклу, которую я бы без сожаления порвал. Ведь он с самого начала был неправильным.… По-настоящему неправильным… Он не такой, как тот мальчик. Рыженький и зеленоглазый, фарфоровый от и до. Со стеклянными глазами и чёрными ресницами. Мальчик, который родился мёртвым от и до. Он был правильным. И, если бы всё было по-другому.… Если бы она прошла в полночь под старым дуплом.… Но всё пошло неправильно. В то время, когда я пытался избавиться от своего сына, того мальчика старались вроде как вернуть к жизни. Все пытались. Это было чем-то на уровне помешательства. Я могу вспомнить только его чуть розоватые губы и томно прикрытые глаза. Мне нравилась эта его фарфоровость. В своих безумных мечтах я бы положил этого мальчика под стекло, как умирающую бабочку. Бессмысленную, мёртвую. Ведь мёртвые бабочки выглядят совсем как живые, и тот мальчик был мёртвой бабочкой, которую забыли положить под стекло. Мой сын был живой бабочкой, которая улетела. Всё, ошибка уже произошла. Я не верну свою власть над ним. Самое страшное, что после всего этого я горжусь им. И это неправильно. Я не могу любить его. Не могу... Потому что он был за рамками моего мира. Потому что он родился и рос не по плану. Не так, как надо. Он рос под колыбельные своей пятнадцатилетней матери, забитой истерички. Он рос, совершенствуясь, а не разочаровываясь в себе. Шёл, будто бы его тянул за собой тот самый Нерон из сказок. И только теперь я понимаю, что Тао чертовски похож на него характером. Я горжусь им. Я горжусь Тао. И именно поэтому я подарил ему брошь с Солнцем. Он такой и есть… Но Рароморороку я ненавижу. Как отец. Всё совершенно неправильно, но разве я могу не любить это лицо? Был сентябрьский вечер. Один из многих. Один из последних. Тогда я попросил его закрыть глаза и он сделал это. Послушный сын. Он, другой он, мальчик с рыжими кудрями и длинными рыжими ресницами, таким не был. Он бы никогда не закрыл глаза, если бы я его попросил. Но, чёрт, Рароморороку был чертовски хорош вот так. Каждая линия, лёгкий изгиб скул, дрожащие чёрные ресницы, плотно сомкнутые губы… Он слушался меня, но ждал ли он, двенадцатилетний мальчишка, от меня чего-нибудь хорошего? Он боялся меня. Боялся боли, которую я могу ему причинить. Потому что больше некому было его защитить. Его мать ушла. Сбежала. Почувствовала себя достаточно взрослой, чтобы влюбиться и сбежать. Мы оба знали, что она вернётся, но сейчас её не было. Он был в моей власти, и мы оба это знали. Тогда я не сделал ничего плохого. Если только мой поцелуй, невинный поцелуй в лоб, не стал чем-то, что перевернуло его мир. Но, видимо, стал. Я бы хотел такого сына. Любящего, преданного щенка, который впоследствии стал бы цепным псом… Или просто забитой дворнягой. Но так же, как я не смог растоптать того мальчика, на чьей сестре женился, так и не смог сломить этого. Тот был моей амбицией, моим безумным капризом, а я потерял его. Не думал почему-то, что он сможет от меня уйти. Но он ушёл. Ушёл. А знал ли он, что уходит? Нет. Даниэль относился к чувствам других легко, он танцевал на них, словно профессиональный канатоходец на леске. Легко и весело, рискуя в один момент сорваться. И он сорвался, потеряв всё. Ждал ли он тогда, что я протяну ему руку? Да, мы уже не молоды, но в свои сорок два он был мальчишкой. Как внутренне, так и внешне. И, если бы он протянул руку мне, я бы её сжал. Он забыл обо мне? Даниэль… Стоило мальчику открыть глаза, как все грёзы распались. Отвратительные янтарные глаза. Ненавистные глаза цвета солнца. Я отшвырнул его в сторону. Я разочаровался в нём в очередной раз. А он, поднявшись с пола, собрал все свои маленькие силёнки в кулак. «У тебя никогда не будет Солнца!» - сказал он. А знал ли мальчик, кто заставил его быть таким? Кто невольно выдрессировал его, натаскал, как собаку… Натаскал на то, что он – Солнце. Ведь мне никогда не нужен был его свет. Мне было бы легче, если бы он умер. Как тот фарфоровый мальчик, сын Даниэля. Умер бы от инфаркта или из-за аварии… Тао жив. Я горжусь им, как человеком. И ненавижу его, как сына. Я люблю его, как напоминание о своей самой несбыточной мечте. Мечте владеть солнышком, которое никогда не было моим.