Наши страхи

Страхи есть у всех, и даже у тех, кто это отрицает или скрывает. У кого-то – простые и понятные, общечеловеческие, а у кого-то – странные и нелепые. Наверное, меня лучше отнести ко второй категории: я с детства и до сих пор до дрожи боюсь всего, что захлопывается. Но больше всего – лифтов и турникетов в метро. Как, впрочем, и у всех остальных, у меня были причины бояться. И я помню, как появился этот страх. Это было, когда мы только приехали в Москву (а по ту пору мне было лет шесть), и нам с мамой, чтобы добраться до съемной квартиры, естественно пришлось ехать на метро. Купив билет, она решила пропустить меня вперед, но то ли что-то неправильно сработало внутри дрянного автомата, то ли мама что-то напутала с билетом, то ли я рванул вперед чуть раньше, чем следовало… В общем, меня внезапно и очень болезненно ударило заграждением, и я, пулей выскочив оттуда, сразу заревел на всю станцию. Меня, естественно, успокаивали – и мама, и проходившая мимо старушка, и даже бабка-контролерша, вылезшая из своей кабинки ради такого случая, но толку было мало. Больно уже не было, и плакал я уже от чего-то непонятного, наверное, от обиды, а еще – от мутного, только нарождающегося, но уже сильного страха. Турникет на выходе мы миновали «в обход», через выход для пенсионеров и льготников, но я все равно мял в руках край маминого свитера и жмурил полные слез глазенки. К счастью, после этого мне практически не приходилось ездить на метро, потому как родители вскоре смогли купить машину, и я был готов стоически терпеть длинные московские пробки, троллейбусы и трамваи, лишь бы не пользоваться подземкой. Сам не знаю почему – но вскоре страх распространился и на лифты. Между прочим, ежедневная ходьба на одиннадцатый этаж и обратно очень даже неплохо помогает держать себя в тонусе. Мое безбедное сосуществование с лифтами и контролем билетов метрополитена продолжалось более десяти лет… Но, к сожалению, оно не могло длиться вечно. Я и сам затрудняюсь себе представить гримасу, исказившую мое лицо, когда мы с отцом стояли у дверей лифта в местном филиале «Пироговки». Какой бы умник не придумал устроить неврологическое отделение больницы на восьмом этаже, мне больше всего на свете хотелось его придушить. Идти по лестнице я не мог в принципе. Стоять удавалось с трудом, а каждый шаг – да что там шаг, вообще любая смена положения взрывалась в голове атомной войной. В тот раз меня просто грубо впихнули внутрь, а как мы вышли назад – я уже не помню. Наверное, страх просто «добил» меня, и я потерял сознание, что впрочем, было даже к лучшему. Думаю, похожая гримаса у меня получилась, когда совсем недавно мама сообщила мне, что на курсы в центре города мне придется ездить самому, на метро. Я честно пытался узнать, какой еще транспорт ходит в нужный мне район, но везде были пересадки, долгое ожидание автобусов, у которых не совпадало расписание… а времени у меня было не так уж много. Сказать «нет» я не смог, ведь тогда бы пришлось объяснять, что меня так беспокоит. Что ж, тут уже не прикроешься ничем – ни спортивным интересом, как с лестницей, ни тем, что на машине быстрее, на автобусе удобнее, а троллейбус чаще ходит и ближе довозит… А значит, придется ездить на подземке. Каждый день по четыре раза проходить мимо дрянных автоматов! У меня началась паника. Каждый раз, когда я подходил к спуску на станцию, руки уже тряслись, походка была нетвердой, а руки влажными и скользкими. Надо всего-то купить билет, переложить его в правую руку на всякий случай, чтобы точно пройти с нужной стороны, и зажмурившись прошмыгнуть мимо. Наверное, после этого, по логике вещей, должен был последовать вздох облегчения, но меня почти всегда еще как минимум полчаса колотило крупной дрожью от напряжения. В голове не рассеивался туман, и страх превращался в болезненное состояние на грани сна и яви. Что ж, примерно за месяц я даже свыкся с таким положением вещей. Я по-прежнему оглядывался, перед тем как бежать – нет ли вокруг кого-то из знакомых, по прежнему не мог открыть глаза, когда проскакивал сквозь злополучный турникет, да и руки дрожать не перестали… Но я смог себя заставить, смог сделать то, что от меня требовалось. Даже это относительное спокойствие разрушилось, когда мне после курсов позвонила лучшая подруга. -Ты где сейчас? Может, погуляем? -Можно в принципе. Я вот… - последовала небольшая пауза, - из метро выхожу… -Ой, я только что вышла на Щелковской. Давай я тебя у выхода подожду? – связь прервалась мгновенно, до того как я успел возразить. Она действительно ждала у выхода – прямо за заграждением. Даже не так – она стояла и всматривалась в толпу проходящих мимо людей, выискивая в этой толпе меня. Нашла, приветственно улыбнулась, помахала – все пролетело в мутнеющем сознании как во сне. Жалкая попытка улыбнуться в ответ не увенчалась успехом. Негнущиеся ноги медленно, но верно несли вперед. Надо пройти нормально, не прошмыгнуть, зажмурившись, и пулей рвануть отсюда. Надо пройти так, чтобы она ничего не заметила… Вместо того, чтобы жмурить глаза, я попытался стиснуть зубы покрепче, так, что челюсти заболели от напряжения. Сердце стучало где-то в позвоночнике. Еще два шага… Все, свобода. -Чего-то ты сегодня бледный. Не заболел? -Нет, просто… - врать ей я не мог, сказать правду – тоже. В конце концов, где вы видели семнадцатилетнего оболтуса, который панически боится зайти в метро и смотрит на двери лифта, как баран на новые ворота?! -Что «просто»? -Просто я боюсь… этих хлопающих штук! – удивительно, как я не провалился от стыда под землю? Честно, я ожидал чего угодно – насмешек, затянувшегося молчания, но только не ответного «откровения»… -Мм… понятно. Я вот боюсь клубники, особенно когда она такая большая и кривая, как будто мутированая. Мне мама вчера пыталась такую за ужином предложить, говорит что такая – самая вкусная… Даже не знаю, что соседи подумали – визжала я как идиотка… - она как-то смущенно улыбнулась, но глаза не опустила. И… в этот момент пришло понимание довольно простой истины – страхи есть у всех. Наверное, надо относиться к этому проще, ведь если ты признал наличие проблемы – ты уже наполовину ее решил.