Хрупкие вещи

В жизни Артура Кёркленда многое казалось нерушимым. Непоколебимым, как вечность. Раньше же этого было ещё больше. Однако, судьба распорядилась иначе. Человек, или же даже страна, предполагает, а Бог располагает. Он стоит перед Америкой, пытается заглянуть ему в глаза, найти хоть что-то прежнее. Всё без толку. Хотя, надо признать, тут он сам виноват. Альфред усмехается, глядя на Британскую Империю. Он-то смог пошатнуть его могущество, казавшееся нерушимым. Могущество – вещь хрупкая. Влияние, тем более огромное и сильнейшее, и уж тем паче на всё в мире, слишком легко разбивается. Как хрупкая, стеклянная и очень красивая ваза, которую, как на зло, слишком легко уронить. Бывшая Великая Британская Империя. Потерявшая своё звание владычица морей. А что теперь осталось и кто у кого на данный момент колония? От прошлого влияния лишь крохи, которыми и стоит довольствоваться. А ещё и референдум в Шотландии. Что ж, влияние – слишком хрупкая вещь. Анна тоже знает, как просто потерять положение в мире. Как легко и просто на самом деле разбить доверие. Но не это она считает самым легко разрушимым, далеко не это. Самой хрупкой вещью на свете олицетворение России считает не влияние и могущество, а мир. И первое, и второе можно восстановить. Великим не становятся во второй раз, упав однажды? Империи не возрождаются? Чушь всё это. Равно как и то, что нельзя восстать из пепла. Она это делала, и не раз. А вот мир почти невозможно установить. Он никогда не бывает абсолютным. А так хочется зачастую именно спокойствия. Две трети времени войн могут научить кого угодно ценить мир и передышку. В отличие от своего врага она старалась в последнее время мир не разбивать. Слишком это опасно. Анна, на тот момент ещё раздробленная, ждёт мира и только мира. Ждёт долго, но меч из рук выпустить не может. Войны с Литовским орденом, набеги Золотой Орды. Она это ненавидит. И, кажется, будет ненавидеть вечно. Ей уже хочется сойти с ума или просто хотя бы забыть о том, что она персонификация. Просто бессмертный человек. Волею случая сбежавший из-под косы маг. Не страна. Не народ. Больно, больно, больно! Идти по лезвию бритвы. С обеих сторон пропасть. Грань между проигрышем и слишком дорогой ценой полученной победой слишком тонка. И подчас их просто не отличить друг от друга. А по её мнению так вообще нет зачастую ни проигравших, ни победителей. Бомбы летят с неба. На персонификацию это почти не действует. Так просто их ранить нельзя. Она растерялась. Несмотря на пакт Молотова-Реббентропа, она прекрасно понимала, что рано или поздно кто-то предаст. Нет, даже не предаст, а просто нарушит договор и ударит. Но не в спину. Но слишком рано. Не успела подготовиться. Даже, отчасти, что греха таить, поверила. Не Людвигу даже, а Бернхарду, которому доверять нельзя вообще. И она это знала. В глазах появляются красноватые огоньки безумия. Девушка смеётся, одной рукой опираясь на стену. Она слабее Великобритании, раз на неё напали? Ха! Ну это они ещё посмотрят! Чистый, незамутнённый разум – слишком хрупкая вещь. А Гилберт самой хрупкой считал свободу. И прекрасно мог объяснить, почему. Не факт, что объяснит без мата и желания попросту засветить в глаз, но объяснит. Потерять всё, что имел, просто. Сегодня ты одна из довольно-таки влиятельных стран Европы, собравшая Империю. Завтра – никто. И приходится чувствовать, как бунтуют люди. Знать, что часть бывших твоих земель находится в Польше, часть в Советском Союзе. И эту свободу получить назад почти невозможно. Но все они на самом деле считают, что самая хрупкая в любом случае жизнь.